Сломанная тень - Валерий Введенский

– Александр! Пошли в дом! – предложил Угаров.

– Отстань! Никанорыч, чтоб сегодня нашел!

– Да где ж такого взять?

– А вы на Сенной пошукайте! – посоветовал швейцар Филипп Остапыч. – Там трактир есть, вся людына, кому работа треба, в нем збирается.

– Как называется?

– «Василек». Я пока не прослышал, что вам швейцар треба, там и сидел! С таким гарным хлопцем познакомился! Шо творил – себе представить не можешь! Пять стаканов вверх подкидывает, а потом ловит, а потом снова подкидывает.

– Клоун мне не нужен! – прошипел Тучин и, хлопнув дверью, возвратился в дом.

– А это кто? – Никанорыч заметил на крыльце мужичка в драном зипуне и дырявых лаптях.

– Це богомолец! – объяснил швейцар. – Марфу побачить хочет.

– Брысь отсюда!

Мужичок упал на колени:

– Не гневайся, добрый человек. Владимирские мы! Из погорельцев. Зашли Марфушке помолиться и совета испросить.

– Черный ход шукай, – перебил мужичка швейцар. – Да не забудь Марфуше подарунок.

– Так что ж дарить? Нищие мы! – голубые-голубые глаза мужичка заволокла печаль. – Нешто сирым и убогим совета не даст?

– Давай проваливай, погорелец! – грозно велел дворецкий.

– Братец! – Дашкин высунулся из окна кареты, затормозившей возле Данилы. – А не господин ли Тучин тебя полотенцем хлестал?

– Добрый день, барин. Он самый. Хозяин мой бывший.

– А что? Он у Лаевских живет?

– Гостит! Андрей Артемьевич ему дядькой приходится.

– Вот как? Черт побери!

Княгиня за завтраком сделала удивленное лицо, мол, в ваших столах не роюсь, никаких бумаг не брала. Дашкин успокоился, а выходило, зря. Загадочная шантажистка вчера вечером приехала в особняк Лаевских – и собачка ее выследила, и извозчик подтвердил. В этом же доме проживает соблазнитель Тучин. Сюда же в гости к Полине Налединской сегодня собралась княгиня. А кроме всего прочего, и это самое главное… Последнюю мысль князь не додумал. Мерзкая собачонка, сидевшая на руках мальчишки, залаяла на проходившего нищего. Тот от неожиданности налетел на Данилу:

– Пардон, месье! – улыбнулся богомолец. Голубые-голубые его глаза приветственно моргнули. – Задумался, а тут эта тварь как гавкнет!

– Ничего, бывает. – Данила восхитился. Вот что значит Петербург! Даже нищие по-французски говорят!

– А ну-ка вылезай со своей псиной! – накинулся на мальчонку рассвирепевший Дашкин. – Пока эту тварь не утопишь, домой не приходи!

Сын кухарки ожидал в награду пятачок, а получил пинка под зад от распахнувшего дверь камердинера. Да еще лучшего друга велели утопить!

– Пожалейте Моську, барин! – парень бухнулся перед каретой на колени.

– Трогай! – крикнул кучеру Дашкин.

Данила подошел и погладил по волосам ревевшего мальчишку:

– Не плачь! Вот увидишь, все образуется!

– Дяденька, – мальчик посмотрел с надеждой, – возьмите собачку!

– Да я их боюсь! Чуть не загрызли! – Данила показал на ухо и многочисленные шрамы на лице. – Целую свору на меня спустили!

– Христа ради прошу! Моськой звать. Вернее друга не сыщете! Зима скоро. Погибнет на улице.

Дворняжка посмотрела на Данилу, и показалось ему, что подмигнула.

– Ладно, возьму. Скоро, бог даст, детишки пойдут. Будет с кем играть!

– Доброе утро, дамы и господа! Приятного аппетита!

– Антон! Так рано! – удивился Владимир Лаевский, когда в столовую вошел барон Баумгартен. – Мы тебя к ужину ждали …

– Фи, Володенька! Какой ты неучтивый! – перебила племянника Ирина Лукинична. – Проходите, барон, проходите! Дуська, живо прибор Антону Дитриховичу! Присаживайтесь, прошу вас!

– Спасибо, я не голоден! – поблагодарил Баумгартен. – Если только чаю!

– Дуська! Чашку барону! Попробуйте вареньице! Вот сливовое, а здесь земляничное!

– Застрелен граф Ухтомцев! – огорошил всех барон, сев за стол.

– Господи Иисусе! – запричитала Ирина Лукинична.

– Дмитрий Владимирович? – уточнил Лаевский-старший.

Барон подтвердил кивком.

– На войне? – еще раз уточнил Андрей Артемьевич и тут же осведомился у Змеевой: – А какая сейчас война, Оленька? Турецкая?

Память генерала была скрупулезна в делах минувших, а вот сиюминутное часто от него ускользало.

– Турецкая закончилась, Андрей Артемьевич! Только на Кавказе с чеченами…

– В квартире на Фонарной. Сегодня ночью, – сообщил друзьям подробности Баумгартен.

– Убийцу поймали? – спросил Владимир Лаевский.

– Нет, и ловить не будут! Полиция сочла самоубийством!

– Самоубийством! – изумился Тучин. – Странно! Вчера, когда мы возвращались от тебя…

Владимир Лаевский наступил под столом на ногу своему болтливому кузену, но тот продолжал, как ни в чем не бывало:

– Мы подвезли графа…

– Вернее, сначала кучер завез нас, а потом графа, – с досадой зачем-то уточнил Лаевский.

– Не важно, – отмахнулся Тучин. – Я хотел сказать, что граф не походил на самоубийцу. По дороге расспрашивал меня об Италии, говорил, что с удовольствием бы еще раз туда съездил…

– А почему полиция решила, что граф застрелился? – поинтересовался Угаров.

– Его нашли в постели с пистолетом в руке и пулей в виске!

– Прекрасная смерть! – обрадовалась Софья Лукинична. – Чик – и нету.

– Извините, еще вопрос, барон, – продолжил Денис, – а почему вы считаете, что граф был убит?

– Причин уйма. Назову главную. Я сам только что оттуда, видел все своими глазами. Пистолет у графа в правой руке.

– Ну и что? – перебил нетерпеливый Угаров.

– А он был левшой! Понимаете? Его убили! И я бы дорого заплатил, чтобы узнать, кто.

– Нет ничего проще! – улыбнулась Софья Лукинична. – Приходите сегодня вечером! Будет маэстро Леондуполос…

– Кто? Этот шарлатан? Который духов вызывает? – всплеснула руками Ирина Лукинична.

– Да! – с вызовом ответила ее сестра. – Я пригласила его устроить сеанс!

– Когда ж ты успела?

– Вчера в театре. Мы вызовем дух Ухтомцева и спросим, кто его укокошил!

– Свят, свят, свят! – запричитала Ирина Лукинична. – Что же такое делается, Денис Кондратович? – Угаров обмолвился, что мечтал о пострижении, и потому сразу попал у богобоязненной тетушки в почет. – Как там в Писании про вопрошающих мертвых?

– «Не должен находиться у тебя … вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это»[6] .

– Чья бы корова мычала… – Софья Лукинична сделала паузу, одарив Дениса испепеляющим взглядом огромных, таких же, как у Полины, васильковых глаз. Угаров смутился, а Лаевская резко развернулась и закончила фразу, обращаясь уже к сестре: – …а твоя бы молчала! Духов, значит, спрашивать нельзя, а всякую чушь предсказывать можно! Не твоя ли Марфуша весной конец света предрекала? А?

– То другое дело! Сие ей Богоматерь по секрету открыла, – с серьезным видом возразила сестра.

– Богоматерь, говоришь? Обманула вас ваша Матерь! Весна давно кончилась, а свету хоть бы хны!

– Потому что Марфуша упросила отсрочить. Многие не знали, перед Страшным судом не покаялись. Денис Кондратович, к примеру.

– Без толку ему каяться! – Лаевская опять наградила Угарова презрительным взглядом. – Я думала, он ух! – Софья Лукинична всплеснула руками. – А он – тьфу! Подлец и развратник! На честь мою покушался!

Ирина Лукинична сообразила, что зря приплела Угарова, и поспешила переключить внимание сестры:

– И Матвей Никифорович не знал!

– Матвей не знал? – голос Лаевской из грозного стал сладостно-томным. – Матвей! Вы верите в такую чушь?

Кислицын, сделав последний глоток из чашки, положил на стол салфетку и учтиво ответил:

– К любым предсказаниям я отношусь с уважением. Однако прошу простить! Мне пора на службу! Всем приятного аппетита!

– А мне по магазинам! – встала вслед Софья Лукинична.

– Софушка! – предостерегающе воскликнул Лаевский-старший.

– А в чем я, по-твоему, на маскарад пойду?

– Но только одно платье! Умоляю! – простонал Андрей Артемьевич.

В дверях, налетев на дворецкого, Софья Лукинична влепила ему две пощечины.

– Приехала княгиня Дашкина. Просила доложить! – потирая щеки, произнес Никанорыч, когда хозяйка скрылась.

– Юлия? Какая приятная неожиданность! – обрадовалась Полина. Угаров весь завтрак украдкой наблюдал за ней – молодая женщина была чем-то озабочена: ела через силу, в разговоре участия не принимала и постоянно вытирала лоб платочком. – Пойду встречать!

Через десять минут в столовой остались только Тучин, Владимир Лаевский и Баумгартен.

– И самое главное! – сказал барон. – Я не хотел при всех. У изголовья кровати лежала игральная карта. Дама треф!

– Ну и что? – спросил Лаевский.

– А то, что в кармане Яши Репетина тоже была дама треф.

– Случайность!

– Случайность? Дама треф – пароль! Постоянный пароль наших встреч. За каких-то пару месяцев погибает уже третий наш товарищ! Это что? Тоже случайность!