Сломанная тень - Валерий Введенский

– Вы князь, мало, что грешник… – сурово начал господин напротив.

– Я грешник? – искренне удивился старичок князь. – Господа! Вы слышите? Мы с вами грешники, а граф Ухтомцев – праведник. Непонятно только, как он за этот стол попал!

– Тут что? Одни бугры? – тихо спросил Тучин Лаевского.

– Ну да! А ты не понял?

– Я тоже грешник! – ответил старичку князю граф Ухтомцев. – Но не богохульник. Свои мерзости на Господа не сваливаю. В грехах своих сам виноват. Дьявол меня искушает, а я противостоять не могу. И у врачей лечился, и в монастыре обет давал. Два года потом держался, но дьявол не отступал: искушал меня, соблазнял. Еду с кучером в присутственное место, а о делах думать не могу. Только о кучере. Лакей суп подаст, а я супа не хочу, только лакея. И не выдержал, нарушил обет. За это меня Господь и на этом свете покарал – без средств я, господа, остался, знаете, наверное, сюда к вам пешком пришел, а уж на небесах даже представить не могу, какая участь ждет. Гореть мне в сере, как жителям Содома!

– Жителей Содома Господь не за мужеложство наказал, не передергивайте, – не сдавался старичок, – а за то, что ангелов хотели употребить. Еще раз повторюсь, граф, хотите соблюдать жидовские заповеди – пожалуйста. Можете прямо здесь начать! Скиньте ветчинку с тарелочки! И осетринку следом. Не положено жидам! А на балах у дам интересуйтесь: нет ли у них сегодня течки? Жидам текущих сучек касаться ни в коем случае нельзя! Хе-хе… А мне пожайлуста! Меня Иисус от законов жидовских избавил.

– Это тайное общество? – тихо спросил Тучин кузена.

– С ума сошел? Нет, конечно! Якова собрались помянуть. Свои кругом. Такова традиция. Когда Костя скончался, я тоже всех приглашал. На сорок дней!

На лице Владимира промелькнула грустная тень. Поручик Константин Ярош последние два года был его пассией и даже жил в доме Лаевских. Весной поехал навестить родителей в имение, там внезапно заболел и умер.

– А с месяц назад Верхотурова поминали, – продолжил мартиролог Лаевский. – Из окна выкинулся. Загадочная история. Теперь вот Яков…

– А почему вход по паролю?

– Чтобы лишний никто не приперся. Сам видишь, люди не простые. Сенаторы, товарищи министров, члены Государственного совета. Многие скрывают, что содомиты.

Философский спор между князем и графом прервался – немолодой одутловатый поэт с цветком в петлице читал ужасно длинное стихотворение памяти трагически погибшего. Барон Баумгартен всхлипывал.

– А на этих встречах вы только ужинаете? Или… – Тучин сделал игривый жест. Он уже поймал множество томных взглядов, а председательствующий генерал даже пару раз подмигнул ему.

– Рехнулся? – разозлился Лаевский. – Тебе что тут? Древний Рим?

– А генерал что за птица?

– Ты что? Не узнал?

Тучин помотал головой; откуда ему, провинциалу, знать в лицо петербургскую знать? Поэт от громкой декламации перешел к еле слышной, поэтому имя генерала Лаевский прошептал Саше на ухо.

– Врешь! – вздрогнув от неожиданности, выкрикнул юный художник. Любители поэзии недовольно зашикали. – Не может быть!

– Тише! Еще как может! Говорят, его предок с дружком Алексашкой такое вытворяли…

– Сплетни!

– Не сплетни! Я слышал, в архивах и документы есть, только они секретные!

Поэт закончил, все бурно зааплодировали, а Баумгартен подошел и крепко обнял стихоплета.

– Ну, дела! – помотал головой Тучин. – А император? Он тоже?..

– Тише ты! Нет, конечно! И не одобряет.

– А?.. – Александр показал глазами на генерала.

Лаевский развел руками:

– Великий князь своих склонностей не афиширует. Развлекается обычно с подчиненными.

– Олухи царя небесного! – Дашкин распекал трех мальчишек. – Дармоеды! Почему упустили?

– Так мы своим ходом, а он на лошадях!

– Кто он? – Дашкин схватил за ухо сына кучера, старшего в компании. – В экипаже женщина сидела!

– Так одно на лошадях! А мы пехом! Не догнать!

– Еще до поворота отстали! – грустно сказал дворников сын. – Пока добежали, и след простыл.

Князь оттаскал и этого за ухо. Пребывал Дашкин в самом поганом расположении духа и ярость сдерживать не пытался: княгиня к ужину не вышла, передала через горничную, что голова болит. Князь попытался навестить супругу, чтобы про черновик выспросить, но в аудиенции ему было отказано.

– Надо бегать больше. Разжирели, дармоеды.

Невиновность мальчишек была очевидной, но князь, аки Навуходоносор, готов был троицу сжечь[5].

– Вот Моська без труда лошадей догнала. А мы не собаки! – подал голос третий отрок, кухаркин сын. Его князь схватил за грудки, поднял и потряс:

– Не собаки, говоришь?

– Моська смышленая! – тонким голосочком пискнул мальчишка. – Я ей приказал догнать. Она все понимает!

– Что за Моська?

– Собачка! Вы разве не видели? Мы с ней играли!

– Вот и доигрались! – Князь выпустил кухаркиного выродка и влепил ему затрещину.

– Вы ж сами велели! – захныкал тот. – Чтоб нас не приметили. А Моська домой не вернулась. Значит, выследила. Сидит, караулит. Нас ждет.

– Так какого лешего сюда явились?

– Покушать… – простодушно ответил сын кучера.

– Идите, ищите свою шавку.

Мальчишки поклонились и надели шапки.

– Стоять! А извозчика запомнили?

– Я запомнил! – отозвался дворников сын.

– Петруха! Пойдешь с ним! Найдете извозчика, расспросите…

– Может, денег посулить? – осторожно спросил камердинер. Давненько он барина таким раздраженным не видел, и хотя на ночь глядя никуда идти не хотелось, возражать не стал. Князь кинул на пол мелочь из кармана.

– Заплатишь, сколько скажет. А вы, – Дашкин зыркнул на отпрысков кухарки и кучера, – ищите свою дворняжку! С утра доложите, где та дама живет!

На прощание подвыпивший генерал распахнул Тучину объятия:

– Я рад, что такой талантливый и красивый юноша приехал в Петербург.

– Ваше…

– Без титулов! Когда станем ближе, будешь звать меня лапушкой. – Генерал выпустил художника из объятий, но тут же схватил за руки. – Мне так понравился портрет Яши! Он долго позировал?

– Нет, я писал по памяти. Барон попросил. Уже после гибели Репетина…

– И ты за девять дней…

– За пять! Я работаю быстро!

– Поразительно! Вчера заехал с соболезнованиями, был поражен. Яков как живой! А когда узнал, что ты из наших, велел сегодня позвать!

– Для меня огромная честь…

– Даже не понимаешь, какая. В Петербурге выставлялся?

– Увы!

Попытка в Академии художеств закончилась неудачей. Тамошние профессора весьма язвительно отозвались о тучинских работах. Что неудивительно – зачем хвалить талантливого конкурента? Проще объявить профаном и неучем.

– Приходи ко мне. Я тебе заказ дам. Через месяц самым модным художником будешь! Фи, Лаевский! Как коршун…

Ревность Лаевского раздражала и самого Тучина, но сейчас появлению кузена он обрадовался. Рано облысевший и обрюзгший, с карикатурными рыжими усами и надменным взглядом, Великий князь вызывал у художника отвращение.

– Эх, Володя! Давно бы полковником был! – Генерал покровительственно потрепал Лаевского по щеке. – Ладно, Тучин, жду!

– Ваше императорское высочество! Спасибо за оказанную честь. Но в настоящее время я работаю над большой картиной, «Страшный суд», и пока заказы не беру.

– Хм… – опешил Великий князь. – Ну, как угодно. Прощай.

И, холодно кивнув кузенам, удалился.

– Предлагал звать его лапушкой! – коротко передал содержание разговора Тучин.

– Вот скотина! – Лаевский в сердцах топнул ногой.

К ним тут же подошел хозяин дома, барон Антон Баумгартен:

– Вольдемар! Ты чем-то недоволен?

– Нет, нет! Все было прекрасно. Как всегда!

– Как всегда, – понуро согласился тот. – Только Якова больше нет…

– Друг мой! Не изводи себя!

– Вольдемар! Я не знаю, как жить дальше. Эти дни были ужасными – отпевание, похороны… Но я был чем-то занят. А теперь впереди пустота! Одна пустота!

– Приезжай завтра вечером к нам. Посидим, поужинаем, поболтаем.

– Спасибо! С удовольствием!

Глава третья

С юных лет Денис Угаров прекрасно знал генеалогию Романовых, но никогда судьба не сталкивала его ни с одним членом монаршей семьи. Увидеть же державного владыку было пределом его мечтаний!

В Казанский собор набилось множество людей. Казалось, яблоку негде упасть, но, когда прибыл император, толпа расступилась, образовав широкий коридор.

Высокий, широкоплечий Николай Павлович прошел в двух шагах от Дениса. Император выглядел моложе, чем на портретах, но столь же величественно. Высокий лоб, живые, чуть печальные глаза, подкрученные усы… Вроде обычный человек, но такая мощь и благость в нем! Мрачный храм словно светом озарился!

Пропустив монарха, толпа сомкнулась теснее прежнего. Как ни вставал Угаров на цыпочки, как ни пытался еще разок поглядеть на императора, видел лишь шляпку и пышную прическу Аполлинарии Налединской, замужней сестры Владимира Лаевского.