Проклятый (СИ) - Лимасов Александр

Бэр не стал садиться. Он стоял, сжимая оружие, и смотрел на огонь. И чем сильнее горел костёр, тем больше пустоты появлялось в душе. Когда от тел не осталось ничего, а костёр превратился в угли, он упал на колени и зарыдал.

- Братья, зачем вы пошли со мной?!

Рядом тонко взвыл звереныш, и волчий хор всю ночь оглашал лесные дебри. Под эти звуки Бэр и заснул.

Он снова был с братьями, они сидели на той же поляне, только деревья стали чересчур размытыми, а за ними не угадывалось леса, и ели кабана. Неверные тени плясали за деревьями, бэру казалось, будто он слышит далёкие голоса, крики. Жуя мясо, Волк произнёс, по своей привычке, сквозь чавканье:

- Не кори себя, брат. В нашей смерти нет твоей вины. Даже если бы ты ушёл тайно, мы бы тебя догнали. Нашли по следам.

Лис, проглотив изрядный кусок, поддержал брата:

- Мы всегда будем с тобой. Наша кровь смешалась, теперь мы едины и наша сила будет жить в тебе. А проклял ты себя зазря, ты не виноват, но ничего уже не поделаешь.

До слуха Бэра долетел тихий волчий вой.

- Тебе пора. – Сказали братья хором и растворились в тумане вместе с поляной, кабаном и костром.

Бэр проснулся. Волчонок жалобно скулил, требуя пищи.

- Есть хочешь? Потерпи, сейчас поохотимся.

Но солнце было уже в зените когда, наконец, удалось подстрелить небольшого зайца. Весь лес наполнял запах свежей крови, и зверьё стремилось уйти подальше от страшного места.

Дав Волчонку напиться крови и сожрать печенку, Бэр освежевал зайца и съел сырым. Протянул кость Волчонку.

- Будешь?

Но тот, осоловев от сытости, покрутился и улёгся подремать.

- Ну, как знаешь.

И парень начал грызть молодые косточки, добывая сладкий мозг. За этим занятием он вспомнил Наталью, но ни щема в груди, ни желания оказаться рядом не ощутил.

Ручеёк, к которому Бэр подошел напиться, отразил лицо: вместо молодого, слегка печального парня, из воды на него смотрел седовласый старец с язвой на лице. Мельком брошенный взгляд выхватил жар пламени, полыхающего в душе, но через мгновение огонь спрятался за зрачком. Парень умылся, сдирая остатки засохшей крови, оставил лишь корку на ране – старец превратился в мужа с уродливым шрамом через глаз, но седые волосы остались.

Волчонок, напившись воды, желал играть. Гонялся за бабочками, пытался поймать кузнечика. Шерсть стала совершенно чёрной, гибкие мышцы уже буграми переваливались под шкурой – было видно, что станет таким же огромным как убитый отец.

- Надо бы придумать тебе имя, - сказал Бэр – будешь Волком?

Волчонок махнул хвостом, мол, буду.

- Вот и ладно. – Улыбнулся парень в ответ. – В город пока лучше не соваться. Поживём в лесу, пока ты не вырастешь.

Деревья рассержено шумели, возмущаясь сильным ветром. Полная луна то исчезала за рваными краями плотных, злых облаков, то появлялась вновь, неизменно выходя победителем из неравной схватки. Плотный туман надвигался от реки, скрывая землю с редкими кустиками травы. Промозглая сырость, падающая с неба, грозила перерасти в ледяной дождь, но и она обжигала случайных путников безжалостным холодом, гонимая северным ветром. Иногда доносился треск сломанных ветром ветвей, сердитый вой звереющих от холода волков.

Непостоянный лунный свет выхватывал стены города, лишённые всяческих огней, венцы теремов, укрытых этими стенами. Пустошь, окружающая поселение лишь иногда держала на себе чахлые кусты, неспособная взрастить ничего более живого, слишком часто здесь пасли городской скот.

Горящие жёлтым огнём глаза огромного волка наблюдали за человеком, карабкавшимся на стену, окружавшую город. Мужчина поднимался легко, и только он знал, каких усилий это ему стоило. Немного отсыревшие брёвна частокола позволяли без шума, лишь с лёгким хрустом, вгонять в них надежные кинжалы. Человек подтягивался на одном и втыкал следующий. Пот катил градом, но он неуклонно подбирался к верхушке. Наконец мягкие подошвы сапог тихо стукнули оземь на той стороне.

Бэр затаился, высматривая чересчур бдительных стражей, но, похоже, те, успокоенные непогодой, дремали в своих коморках. Неслышно, словно лунный свет, он двинулся к самому большому терему, скорее всего, княжескому дому.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Или работники поленились и не обрубили, выступающие на углах, концы брёвен, или князю так нравилось, но теперь Бэру не пришлось думать, как забраться внутрь: булатный кинжал охотно вгрызался в торцы брёвен, позволяя хозяину подниматься всё выше… Поднявшись на третий поверх, он, втыкая длинные лезвия клинков в щели, перебрался к окну.

Пока Бэру невероятно везло, он попал прямо в княжью спальню. Свет лучины выдёргивал из мрака стены, украшенные многочисленным оружием, сундуки с одеяниями, разбросанную вперемежку по полу мужскую и женскую одежду, сиротливый сапог, заброшенный на стол, остатки позднего ужина плавали в разлитом по столу вине.

Сам владыка, насколько позволял видеть дрожащий свет, лицом походил на своего сына. Некогда мышцы сильного воина, лишь слегка заплыли жиром и ещё не утратили свою мощь. Трепещущий огонёк светильника освещал широкую спину, покрытую застарелыми шрамами. Князь старательно пыхтел на постанывающей бабе, Бэр видел розовый кончик молодой груди.

Двигаясь кошачьей походкой, он подошел к двери, окованной, для прочности, металлическими полосами, без скрипа задвинул железный засов, ещё сохранивший следы недавней смазки. Дверь массивная, добротная из тщательно высушенного дуба, такую не всякий таран вышибет.

- Вы будете отомщены, братья! – Шепнул он, повернулся к княжескому ложу. Внезапно красная пелена закрыла взор: на подушке он узрел каштановый локон.

Бэр с рычанием кинулся к кровати, рванул князя за волосы, острые зубы впились в горло, послышался хруст хрящей, треск разрываемой плоти. Кровь залила лицо и грудь молоденькой девушки, она была похожа на Наталью. Но до неё ей, как луне до солнца – подумал Бэр. Тело в его руках пару раз дернулось и затихло.

Девушка, потеряв дар речи, с ужасом смотрела в обезображенное бардовым шрамом лицо. Не издав ни звука, разом потеряв всю привлекательность из-за перекошенного паническим страхом рта, она бросилась к двери и принялась дергать засов. Не соображая, что делает, Бэр швырнул в неё тело князя, но не рассчитал силы броска. Хрустнули молодые косточки, девушка сползла на пол, неестественно вывернув шею, оставляя кровавый след на двери, а на ней оказался мёртвый князь.

Что-то рассмешило Бэра в этой картине. Пару раз, едва не сорвавшись, он спустился в город, ходил по улицам. И всё казалось ему смешным. И он хохотал, просто покатывался со смеху, затем упал на колени и истерически зарыдал.

Пошатываясь, подошел пьяный балаганщик, посмотрел на него и, икнув, спросил:

- Парень, ты чего?

Бэр продолжал рыдать. Пьянчужка-чужеземец пнул его в бок после чего Бэр упал на спину и снова захохотал.

- Да ты бесноватый! Значит никому не нужный. – решил пьяница. – А раз так, будет у меня вместо медведя сумасшедший раб! Эх, славный был медведь.

Глава 3

Подсохшая после весенней распутицы, грязь застыла горными хребтами там, где проезжали телеги. Сейчас деревянные колёса крушили эти крохотные горы с лёгкостью, но всё же телегу немилосердно трясло. Старик, держащий вожжи и девушка, сидящая рядом привычно приподнимались, едва повозка слегка уходила вниз. Лёгкий грохот и они снова сидят. Что дорога между деревнями, что улицы стольного Чернигова – без этого нехитрого умения ездить по ним невозможно, тут же отшибается зад и уже ни сесть, ни встать несколько дней.

Наталья приехала на ярмарку, помочь дяде и посмотреть на украшения работы городских кузнецов. Чернигов не слишком отличался от родной деревни и всё же он был чересчур большим для робкой девушки. Шум толпы оглушал, добротные дома казались сказочными дворцами, в которых живут боги, а ноги тряслись от суеверного ужаса.

Кузнец, косясь на трясущуюся племянницу, посмеивался в усы и привычно правил к базарной площади. За зиму он наковал острых ножей и крепких топоров. Теперь их раскупят, его товар всегда раскупают, они с племянницей купят соли, сырого железа и девичьих украшений. Раз упустила Бэра, придётся искать жениха, благо девка красивая, долго незамужницей не засидится.