Проклятый (СИ) - Лимасов Александр

Солнце едва поднялось к высшей точке своего дневного пути, а дядя с племянницей уже пошли по рядам покупать соль. В кошеле весело позвякивали серебряные гривны.

Издали донеслись голоса, зазывающие народ на потеху:

- Человек – медведь! Медведь – человек! Вы можете бить его, бросать камнями, а он только смеётся в ответ! Затем падает и рыдает! Спешите!

Старый кузнец проворчал что-то о мелких людишках, забавляющихся таким поганым зрелищем, а Наталья попросила пойти и посмотреть.

- Не след девице видеть такое! – Заворчал старик.

- Ну пожалуйста. – Взмолилась девушка. – Может это поганый хазар.

Старик подумал, почесал затылок, поглядеть на избиение хазара он сам был не прочь, и согласился.

Продравшись сквозь толпу, для чего иногда приходилось поработать локтями, они оказались в первом ряду. На земле перед ними лежал человек с седыми волосами и хохотал, глядя на солнце. В него летели камни, но, казалось, это его только забавляет. Балаганщик держал цепь, прикованную к ошейнику, охватывающему горло старца – так Наталье показалось.

- Тьфу ты! – Ругнулся кузнец. – Одержимый!

И тут безумец сел. Девушка едва не лишилась чувств. Седые волосы и шрам изменили лицо до неузнаваемости, но глаза были теми же. Некогда красивая одежда из шкур и льняного полотна превратилась в лохмотья, кожа покрыта слоем грязи, но не узнать его было невозможно.

С криками она кинулась на человека держащего цепь.

- Отпустите его!

Тот наотмашь ударил оп лицу. Наталья рухнула в пыль. Чужеземец гнусно захохотал:

- Да она без косы! Эй, люди, сейчас потешимся!

Какую ошибку он совершил, балаганщик так и не понял – ему сломали шею. В последние мгновения уходящей жизни он видел лишь глаза своего сумасшедшего раба. Вместо безумия в них теперь горел странный огонь, которого он никогда не зрел в глазах у человека. Так могли смотреть лишь матёрые волки, которые предпочитали умереть, но не подчиниться.

Толпа ахнула. Жирный балаганщик весил, как конь. Этот же безумец поднял его как котёнка, и, как котёнку, свернул бычью шею! Наталья лишилась чувств. Всё-таки она очень боялась этого человека с ледяными глазами.

Старый кузнец правил телегой, а Наталья хлопотала над Бэром. Как только им удалось выбраться из города, он потерял сознание. Сейчас же метался в горячечном жару.

Девушка с болью в сердце слушала его бред. Ужаснулась тому, что её страшный сон оказался явью: братьев убили, он сам выжил чудом, но умудрился отомстить. Затем крики сменились тихим шёпотом, но лучше бы он продолжал кричать. Этот шёпот сводил Наталью с ума, заставлял сердце разрываться от жалости. Бэр в бреду говорил с ней, говорил о своих страданиях, боли, которую она вызывала:

- Я ничего не требую, - шептал он, - позволь только быть рядом, не гони! Если не хочешь меня видеть, я стану тенью, не хочешь слышать, буду ветром, что едва касается твоих волос. Позволь быть твоим рабом. Ты мой свет, больше ничего у меня не осталось, не лишай последней радости видеть тебя.

Девушка слушала, а слёзы катились по лицу:

- Дядя, у него жар! Неужели ничего нельзя сделать? – всхлипнула она.

- Безумие просто так не отпустит.

- Ты думаешь, он окончательно сошел с ума?

- А что случилось бы с тобой на его месте? За два дня потерять всё, всех близких, своими глазами видеть, как они умирают. Видеть и ничего не сделать! Я видел такое раньше. Только мысли о мести удерживали его разум в этом мире. А теперь… Разве только ты можешь помочь.

- Как?

- Я почём знаю! Он ТЕБЯ любит… Стой проклятая!!! – кузнец натянул поводья, останавливая лошадь.

На дорогу метнулась чёрная тень. И вот, перегораживая путь, стоит огромный волк, шерсть мрачнее ночи, клыки ровно длинные кинжалы, глаза полыхают недобрым огнём. Так они и стояли: замершая от ужаса кобыла и лесное чудище, огромными ноздрями хищно втягивающее воздух. Кузнец и племянница сидели, боясь шелохнуться.

Вдруг, видимо что-то учуяв, зверь радостно взвизгнув, колыхнул хвостом и сиганул в телегу.

- Наталья! – срывающимся голосом, заорал кузнец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Волк, счастливо поскуливая, уже подскочил к Бэру, но, услышав это имя, развернулся к девушке и зарычал, в глазах полыхнула ненависть, но радость встречи пересилила и он принялся вылизывать Бэру лицо. Потыкался носом, заскулил, словно упрашивая: «Ну что же ты? Зачем так надолго оставил своего воспитанника? Вставай, открой глаза».

Бэр вздохнул, прошептал:

- Волк. – Рука ухватила шерсть на загривке, зверь радостно взвизгнул и принялся вылизывать парня с удвоенной силой.

- Волк, пожалуйста, убей меня. – Девушка затряслась при этих страшных словах. Колесо скрипнуло, и она едва не завизжала от испуга. А Бэр, терзая ей сердце когтями вины, продолжал:

- Я выполнил все свои клятвы. Я отомстил за братьев, вырастил тебя и ты стал таким же сильным, как твой настоящий отец. Мне незачем больше жить. Прошу, убей! Убей, чтобы мне не догнивать блаженным в какой-нибудь яме.

Чёрный зверь заскулил и положил голову на грудь Бэра, жёсткий взгляд смягчился и зверь начал тихонько подвывать, но лишь собаки воют, как попало, это же была настоящая песня без слов.

- А ведь он ещё совсем щенок, - подумала девушка – как и Бэр – совсем мальчишка.

Словно услышав её мысли, Волк рыкнув, спрыгнул с телеги и в два прыжка скрылся в лесу, лишь трава слегка колыхнулась там, где он промелькнул.

Кузнец освобождённо вздохнул:

- Убёг, слава богам!

Но боги явно не благоволили им в этот день: не успела кобыла отшагать и версты, как зверь вернулся, неся в жутковатой пасти что-то завёрнутое в шкуры и, судя по виду, очень тяжёлое, с клыков уже капала пена.

Запрыгнув в телегу, он бережно положил свёрток подле Бэра и принялся остервенело грызть верёвку. Задел лапой руку парня, отчего тот снова очнулся и прошептал:

- Волк, ты вернулся. Зачем ты не убил меня? Лучше самая мучительная смерть, чем эта боль! – Слушая это, волк принялся рвать верёвку ещё яростнее, а Бер продолжал – Она меня не любит, Волк, Наталья меня гонит.

Снова услышав «Наталья», зверь с такой яростью рванул путы, что верёвки лопнули, а девушка почувствовала, как страшные клыки смыкаются на её горле.

В развёрнутых шкурах оказалась секира, мощный составной лук, моток тетивы и тул со стрелами.

Чёрный зверь начал подталкивать руку Бэра к рукояти боевого топора. Заскулил, словно говоря:

- Ну что же ты? Возьми свою железную лапу, покажи какой ты сильный! Убей всех! Как делал это раньше. Зачем тебе эта самка, если она не ценит вожака? Уйдем в лес, и ты перестанешь страдать!

Бэр чуть шевельнул пальцами:

- Зачем? Зачем ты принёс моё оружие, Волк? Да, я могу убить всех и вся, но это не приблизит меня к ней.

Волк зарычал, ударил лапой по руке, лежащей на рукояти. Пальцы судорожно сжались, крепко обхватив оружие. Зверь придавил их, не давая выпустить секиру, снова зарычал. Наталье почудилось, что она поняла смысл.

- Возьми железную лапу! Найди себе другую самку, которая оценит могучего вожака! Зачем тебе недостойная?!

Бэр, словно подтверждая то, что поняла девушка в неразборчивом рычании, ответил:

- Ты не поймёшь, Волк. Когда зверь из волчьей стаи выбирает волчицу, они образуют пару, навсегда. Если волчица предпочитает другого, он ищет замену. Люди могут жить сразу с несколькими жёнами, могут менять их. Я же лишь наполовину человек и наполовину зверь. Мне не нужны другие! Она моя богиня и я не смею коснуться её, но и жить один не могу!

Наталья коснулась лба Бэра, жар усилился. Он бредил, но сейчас, как никогда ей захотелось, чтобы этот человек жил. Парня колотило в ознобе, он больше не говорил, лишь стонал. Волк улёгся рядом, согревая своим теплом. Девушка осторожно отсела подальше: жёлтые глаза смотрели с такой ненавистью, что она старалась даже не дышать, чтобы не разозлить зверя. Повернулась к дяде и не поверила своим глазам, он тоже испепелял её взглядом:

- Погубила парня! «Я ищу любовь, я ищу любовь!» – Прорычал он. – Вот тебе настоящая любовь! Сжигает его изнутри! Если выживет, то лишь тело. Душа уже превратилась в пепел! Эх… – Он отвернулся, чтобы племянница не заметила блеснувшее в уголках глаз.