Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я не могу писать лишь о себе, правда. Иногда меня уносит куда-то в сторону и не всегда получается вернуться. Я помню, как начинался 1939 год. Я словно бы вижу себя со стороны – мне 19, я полон жизни и наконец-то летом я готов стать свободным. За моими плечами останется текстильная фабрика и школа, и я поеду изучать этот дивный новый мир дальше. Оказалось, что отец давно откладывал мне на обучение, но узнав, что я не собираюсь продолжать, он согласился с моим доводом о собственном жилье. За спиной моей – много труда и учебы, много хорошего и сносного, но так же было и кое-что плохое. За спиной моей тогда оставалась ты, как призрак, бесплотный и неощутимый, и Маттерхорн напоминал мне особенное место памяти, святыню и реликвию – все вместе. Я твердо решил летом уехать туда, в деревушку, расположенную чуть ниже Перрена. Быть может, однажды, я выйду на работу и улыбкой встречу поезд из Бирга, прибывающий туда раз в двое суток. А там ты, такая… небесная, выйдешь из купе и увидишь меня, повзрослевшего, в лучах потускневшего солнца, и заалеет лицо твое, губы, как всегда, искривятся в особенной, твоей улыбке, и ты скажешь мне просто, будто не было бы этих трех лет:
– Привет, Кристофер
Я считал дни до начала июля, когда наконец смог бы уехать я из надоевшего мне до безумия Винтертура, ждал, считая секунды, ритмичного стука колес поезда сначала до Цюриха, потом – до Бирга, а потом уже до Юго-Восточной части главного достояния Швейцарии (после часов, сыра и шоколада, разумеется) – Альп. На мировой арене с новой силой разгоралась Гражданская война в Испании, Советы начинали масштабную операцию где-то на Востоке, а где-то в тесных кабинетах Рейха тайно подписывался Стальной пакт.
Жизнь шла своим чередом – и вот уже14 июля я целую в последний раз свою маму, обнимаю растрогавшегося вконец отца и сажусь в поезд до Цюриха, где потом должен пересесть до Бирга или Тэша, а оттуда уже – в Церматт. И билет до Цюриха был только в одном направлении, Оливия.
6. Поезд «Цюрих – Тэш»
Колеса мерно стучали по рельсам; я помню, как открывал глаза и в первые секунды не видел ничего. Дорога была серой пеленой тумана, завесой дождя, бьющего прямо в стекло просторного купе, в котором ехал я совсем один. Что-то снилось мне, что-то по-настоящему летнее и солнечное, словно не было той погоды и неосязаемого ощущения безвыходности, заволокшего мою повзрослевшую за те годы голову. В такую погоду я не мог совсем думать ни о чем, кроме как о тщетности попыток моих изменить что-либо, о судьбе, разделившей нас, раскидавшей по свету, словно таинственные космические артефакты разметав по бескрайнему небу. Я поднимал к глазам часы, дешевые часы, купленные мною недавно, и думал о том, как долго уже ехал я навстречу своей судьбе. Я сел на поезд около двух часов пополудни, а путь составлял три часа и двенадцать минут. Минута сменялась минутой, и мой путь неуклонно подходил к Тэшу, где, спустя некоторое время, я должен был пересесть до деревни Церматт. Там мне предстояло первым делом поехать в контору, которую мне посоветовала та милая дама из Цюриха, занимающаяся недвижимостью. Я планировал свою жизнь, словно взрослый человек – и не мог не признавать, что мне это ужасно нравилось. Складывалось такое ощущение, что я бежал. Сам не знаю от чего, но бежал. В моем увесистом чемодане не было практически ничего, кроме денег. Там не было книг, других брюк или рубашки; предметы личной гигиены, правда, лежали в боковом отсеке. Он был заполнен, это правда, Оливия. Но тем ли, что мне было нужно? Я правда не знаю, до сих пор не знаю, хотя тогда мне казалось, что все идет точно намеченному плану. Прости меня, дорогая и далекая Оливия – иногда я забываю, что хочу сказать. Это письмо… оно сильно давит на мое мироощущение – вот я здесь, и сразу нет меня, потерян в мыслях и строках, в своей памяти и событиях, местах и датах. Я впадаю в состояние беспомощной горячки, и слова льются и льются, прокладывая путь между нашими душами. Понимаешь? Когда я пишу – я вновь вижу тебя перед глазами, и образ твой размытый и нечеткий, разбитый по временам и событиям – Церматт, Прага, Будапешт и квартира, наша квартира, дорогая моя. Ты сидишь прямо сейчас передо мной, в 1950м году, и лицо твое блестит сквозь пелену моих слез, хотя тебя давно уже нет рядом со мной. Это… это не передать словами. Я забываю, где я и что я, почему и для чего я всем этим занят… Но ты – ты поймешь меня, я знаю, знаю, знаю! Потому что только твое одобрение может принести покой мне, именно тогда, когда больше нет ни единого выхода. Извини, что отвлекся. Так вот, сидел в том купе, одинокий, разбуженный, под звуки летнего дождя, и пытался занять себя чем-нибудь. Тебе, наверное, интересно, как я тогда выглядел? Ох, Оливия, совершенно обычно. На мне был твидовый пиджак, торчащий немного, но тем не менее удобный, широкие брюки и начищенные до блеска так называемые «эурланские мокасины», набиравшие в то время популярность среди молодежи. Перед отъездом я побрил свои уже немного заросшие щеки, так что в пути они приятно зудели, заставляя меня довольно часто подносить руку к лицу. Я был еще молод, чтобы носить такой взрослый костюм, дорогая моя. Но я делал первые шаги навстречу своей жизни, и мое особое положение обязывало меня примерять атрибуты взрослой жизни.
–Ваш билет, пожалуйста! – Голос вырвал меня из транса, и, оборачиваясь к двери, я увидел в проходе контролера, пожилого уже мужчину, с недоверием косящегося на юношу, одетого не по годам. В глазах юноши он, наверное, видел усталость, не сумев не заметить большой коричневый чемодан, стоящий на кресле, предназначенном для пассажиров
– Да, конечно, все верно – ответил ему я, доставая билет. Он сверил его со своими записями, потом утвердительно покачал головой, и лицо его наконец расплылось в улыбке. Но уходить он не собирался – это бросалось в глаза, даже такие неопытные, как мои тогда.
– Молодой человек, вы не против ответить на пару вопросов?
Не против ли был я? Конечно, нет. Я старался быть вежливым, потому что становился другим человеком. Я старался быть вежливым не потому, что так хочет отец или мать, не потому, что так принято или заложено в качестве законов на камне Божьем – просто я старался выглядеть взрослее, дорогая. Именно поэтому я ответил ему, широко улыбаясь:
– Да, конечно.
Контролер еще раз внимательно осмотрел меня, прежде чем сделать шаг в мою сторону. Он оглядел сиденье, прежде чем сесть. Взгляд его был тактичен и вежлив, не задерживался на обстановке дольше двух секунд, и не блуждал, как обычно бывает у занятых людей. Он производил впечатление человека осмотрительного и вежливого, тщательно взвешивающего каждое свое, пусть даже самое незначительное движение. Он был немолод, толст, краснощек – но это не вызывало обычного моего раздражения, которое я испытывал к другим незнакомым мне людям. И тогда, усевшись и подготовившись, он плавно поднял руку с сидения, протягивая мне со словами:
Конец ознакомительного фрагмента.
- Покрытый Льдом - Рут Стиллинг - Современные любовные романы
- Нет без тебя рассветов. Песни, написанные сердцем - Влада Вершинина - Современные любовные романы
- Лезвия и кости - Хизер К. Майерс - Современные любовные романы
- Джио + Джой и три французские курицы - Элли Холл - Современные любовные романы
- Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ) - Людмила Викторовна Сладкова - Современные любовные романы
- Грешница - Энн Стайлз - Современные любовные романы
- Только ты - Мелани Харлоу - Современные любовные романы / Эротика
- С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя - Современные любовные романы
- Полуночное танго - Наталья Калинина - Современные любовные романы
- Игрушка Плюшевых мишек (СИ) - Чернышова Оксана - Современные любовные романы