Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский

Не суждено будет Келлеру сформировать Северо-Западную Псковскую монархическую армию, чтобы, как граф мечтал, «через два месяца поднять Императорский Штандарт над Священным Кремлем». Его убьет вроде б случайно петлюровец. Но случайностей не бывает. Божьему Промыслу именно так «требовалось» «сделать» с Россией.

Деникин отстаивал свое тоже от всего сердца. Он действительно «немедленно оставит свой пост», как только увидит другое «биение пульса армии». Благородно поступил Антон Иванович и после его заявления в Егорлыкской. У многих офицеров как раз в это время истекал срок четырехмесячного письменного соглашения, которое они заключали на службу в добровольцах. Командующий предоставил трехнедельный отпуск всем желающим:

– Захотят – вернутся, нет – их добрая воля.

Большинство вернулось. Белая гвардия уже нимбом носила незримый терновый венец и не могла вкладывать обнаженный меч в ножны.

Был «отпуск» и изболевшемуся о жене сердцу Антона Ивановича: узнал, что Ася благополучно перебралась из Ростова в Новочеркасск под защиту дроздовцев, правда, с приключениями.

Еще в Ростове-на-Дону к молодой красавице приступился студент университета, племянник армян-домовладельцев. С пылом он начал ухаживать за «беженкой из Польши», «девицей» Чиж. Упорно заходил к ней, предлагая увлекательные мероприятия. Наконец, сделал предложение о замужестве. Ася отказалась, армянин отчаянно продолжил штурм.

А. И. Деникина встречают на вокзале в Ростове, 1918 год

Воспользовавшись захватом дроздовцами Ростова, Ася сбежала от «жениха» в Новочеркасск. Здесь одинокую по-другому не оставили в покое. Только сняла комнату, как офицеры-дроздовцы, поселившиеся в этом доме, к «барышне» нагрянули, хотели занять и ее помещение. Ася вынуждена была сказать:

– Как же вы хотите выгнать из дома жену вашего командующего?

– Что-о? – растянул рот в улыбке один из выселяющих.

– Да, я жена генерала Деникина.

Офицеры расхохотались. Самый бойкий проговорил:

– Если вы, барышня, жена генерала Деникина, я в таком случае – персидский шах! Пошутили, и довольно. Поторапливайтесь.

Ася, таскавшая водку в Быхове, умела за себя постоять. Она вразумила их, как истинная Деникина. В огромном смущении офицеры отступили.

Гораздо большими потерями отделался ростовский Асин «жених». Узнав, что она не Чиж, а Деникина, армянин бежал из Ростова, наглухо спрятался в степях. Родня студента, посчитавшая: и она живой не будет за его выходки, – стала в Новочеркасске упрашивать Асю их помиловать. С трудом удалось ей армян успокоить.

Свое исконное «непредрешенчество» Деникин перед добровольцами отстоял, но проблема «Единой, неделимой России» вкупе с «немецким вопросом» была посложнее. Обозначились они после того, как немцы, вторгшись на Дон, заняли западную часть его области до железной дороги Воронеж – Ростов, оккупировав Таганрог и Ростов.

11 мая 1918 года в Новочеркасске открылся «Круг спасения Дона», а 16 мая он избрал генерала П. Н. Краснова Донским атаманом. Краснов взял курс на полную автономию Дона от России и сотрудничал с немцами, считая, что они победят Антанту, не признавшую Брестского мира.

В конце мая в станице Манычской Деникин встретился с Красновым. На совещании присутствовали Алексеев, Романовский, Кубанский атаман А. П. Филимонов, а также генерал А. П. Богаевский: участник Ледяного похода, сейчас ставший председателем Совета управляющего отделами Донского правительства.

Деникин сразу обрушился на красновский план по совместным боевым действиям с немцами, заявив, что Добровольческая армия с ними не может иметь ничего общего. Не уступающий Деникину красноречием и упорством Краснов, как он позже сам написал, «дал понять генералу Деникину, что он уже более не бригадный генерал, каким знал атамана на войне Деникин, а представитель пятимиллионного свободного народа, и потому разговор должен вестись в несколько ином тоне».

Краснов настаивал, чтобы добровольцы двигались на северо-восток на Волгу к Царицыну, где имеются пушечный и снарядный заводы, громадные запасы военного снаряжения, что позволит деникинцам обрести «русскую» базу и не зависеть от казаков. Он развивал «антиалексеевско-антиденикинскую» идею Корнилова перед Ледяным походом. Хвала была б атаману за спрямление такого удара против красной Москвы, если б еще в начале мая он не ходатайствовал так же перед германским главнокомандующим в Киеве Эйхгорном о занятии Царицына немецкими войсками!

Никто из добровольческих генералов тогда об этих ходах Краснова не знал, но Деникин и так продолжил гнуть свою линию по движению на юг, освобождению Задонья и Кубани. Он опирался на то, что за Волгой на большой приток офицерства нельзя рассчитывать, а кубанцы, как и донцы, уже бросали свой «нейтралитет», желая «скинуть Совдепию». Деникина поддержал Алексеев и Кубанский атаман Филимонов.

Стали разбираться с денежными делами. Чемоданчик, рядом с которым трясся на повозке в Ледяном походе Алексеев, хранил те 6 миллионов рублей, что дал еще Каледин, разделив пополам свою кассу. О новой донской помощи Краснов сказал:

– Дон даст средства, но тогда Добровольческая армия должна подчиниться мне.

Деникин вспылил:

– Добровольческая армия не нанимается на службу! Она выполняет общегосударственную задачу и не может подчиняться местной власти, над которой довлеют областные интересы!

Все-таки договорились, что донцы будут переправлять добровольцам часть боеприпасов и снаряжения, получаемых через немцев с украинских складов из имущества бывшего русского Юго-Западного фронта.

Краснов потом язвил:

– Да, да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, Донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, смываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии. Весь позор этого дела лежит на мне!

Почему «немецкие», если оккупанты награбили их из русских запасов? В общем, донские казаки подкалывали добровольцев, называя их «странствующими музыкантами», а те Всевеликое Войско Донское по его переменчивости и любви к застольям – «Всевеселым»…

В это время очнулись, наконец, бывшие союзники Российской империи, в которых верил Деникин. Сорокатысячный Чехословацкий корпус, батальон которого был с добровольцами в Ледяном походе, восстал против Советской власти своими эшелонами, движущимися между Пензой и Владивостоком по эвакуации в Европу. В июне чехи взяли Сызрань, Самару, Златоуст, Челябинск, Омск, Новониколаевск и Владивосток, где возникли белые правительства и начали формироваться русские добровольческие армии.

Антанта объявила чешский корпус частью своих войск, началась ее интервенция: в Мурманске и Архангельске высадились англичане, во Владивостоке британцы, американцы, французы. К концу 1918 года на Дальнем Востоке будет 70 тысяч союзников, на русском Севере – 20 тысяч, в Закаспийской области – 5000.

Немцы, до этого уважительно почитавшие добровольцев рыцарями, не препятствовавшие передвижению к ним офицерского пополнения, сквозь пальцы смотревшие на их «снабжение» Красновым, резко изменились. В Киеве закрыли вербовочный добровольческий центр, стали требовать деникинских чехов как «военнопленных». Их интересы стал ярко выражать Краснов, направивший два письма императору Вильгельму не только от имени Войска Донского, но и от несуществующей Доно-Кавказской федерации, куда якобы вошли кубанцы, терцы, астраханские казаки, ставропольские калмыки с горными северо-кавказскими народами впридачу.

Писатель-атаман писал, прося Вильгельма:

«Содействовать присоединению к войску по стратегическим соображениям городов Камышина и Царицына… и города Воронежа, и станции Лиски, и Поворино… Всевеликое Войско Донское обязуется за услугу Вашего Императорского Величества соблюдать полный нейтралитет во время мировой борьбы народов и не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы».

Большевики отдали Вильгельму одни земли России, другими «распоряжался» уже Донской атаман… Деникин понимал, что на беспринципность Краснова толкала зависимость от немцев на протяжении пятисот километров западной границы его области. Да делать Антону Ивановичу было нечего – хоть такой «союзник» перед крепнущей на глазах Красной армией.

Советское правительство переходило к общей мобилизации, упразднило войсковые комитеты, отменило у военных выборность. Большевики создали инструкторские школы для подготовки командного состава, взяли на учет царских офицеров, привлекли из них на службу массу бывших генштабистов.

Как боевые офицеры на это пошли? Было введено заложничество. Если офицер переходил к белым, отвечали все его родные, семья вплоть до детей. Их трупами чекисты-китайцы, например, наладили кормить зверей в петроградском зоосаде – так же, как когда-то в римских цирках бросали львам первых христиан. Вот после такого поэт А. Блок возненавидел свою поэму «Двенадцать», где «масонски-романтично» изобразил красных матросов, шествующих за Иисусом Христом в «белом венчике из роз».