Реквием - Робин Янг

Тираду Эдуарда оборвал жестокий приступ кашля, и слуги тут же ринулись к постели со свежими платками.

— Завтра, Кемпбелл! — прохрипел он присвистом. — Завтра!

Уилл вышел на шатра, ошеломленный снизошедшим на него откровением. Вдохнул вечерний воздух, пропитанный ароматом трав, и, понукаемый гвардейцами, направился обратно к свою клеть.

Лагерь спал. Воины отдыхали, набираясь сил перед предстоящей битвой. Рассыпанные по небу мерцающие звезды казались зеркальным отражением тлеющих костров. Отмахнувшись от вопросов товарищей-узников, Уилл опустился на колени и склонил голову в молитве. Он просил Господа помочь своей дочери, чтобы она наконец поняла — отец никогда от нее не отказывался, молился, чтобы она пошла к Саймону и чтобы тот помог ей сбежать от Филиппа. Он просил Господа дать прозрение Гуго, а Клименту сил и мужества, просил сохранить жизнь Роберу, а Жака де Моле отвратить от Крестового похода. Закончив, Уилл лег на теплую траву и закрыл глаза. Предстоящее его страшило, но он знал: боль рано или поздно прекратится и уступит место блаженству.

Завтра он снова увидит своих отца и мать. Обнимется с Эвраром, Хасаном и Илайей, пожмет руки Калавуну и Овейну. Завтра он наконец соединится с Элвин. Он встретится с ними со всеми, неся мир в своем сердце, сознавая, что он шел верным путем.

Однако пришло утро, но никто не явился вести его на казнь. Медленно ползло время, воины в лагере пробудились, поели, занялись своими делами. Постепенно спокойствие, какое ночью удалось приобрести Уиллу, улетучилось. Он хотел, чтобы все поскорее закончилось. Ожидание становилось мучительным. Но прошел день, за ним следующий, небо опять из золотистого стало темно-синим, а за ним не приходили. Шотландцев тоже не выводили на допросы, а стражники, бросавшие им еду, угрюмо молчали. В лагере больше не пели песен у костров, не слышалось веселых возгласов и смеха. А Уилл все ждал.

Утром на четвертый день над равниной прошла гроза. Уилл сидел промокший до нитки, облизывая с губ капли дождя, когда в лагере все пришло в движение. Он подполз к стенке клети и увидел, как несколько групп воинов вышли под ливень. Струи громко стучали по их щитам и шлемам. Вскоре воины начали покидать лагерь. Некоторые с опущенными головами, другие, казалось, с облегчением, но вряд ли они отправлялись на битву. В отдалении Уилл разглядел огромную толпу, собравшуюся у королевского шатра.

Наконец, когда гроза переместилась на север, а воины двинулись сплошным потоком, причем все взяли курс на юг, к клети приблизился воин, одетый проще, чем королевские гвардейцы. Он открыл дверцу и мотнул головой.

— Уходите.

Шотландцы ошеломленно переглянулись и быстро выползли из клети.

Воин направился прочь.

— Кто повелел нас выпустить? — крикнул ему вслед Уилл.

Тот оглянулся.

— Новый король.

Уиллу стало трудно дышать.

— Эдуард умер?

— Да, король отошел сегодня утром, — угрюмо ответил воин. — Корону надел его сын, наследник. Он повелел выпустить всех пленных, а войску возвращаться. Новый король не пожелал вести войну, задуманную его отцом.

Воин скрылся, а Уилл упал на колени в мокрую траву и долго наблюдал, как английское войско медленно двигается по равнине. Наконец, заставив себя подняться на ноги, он с трудом взошел на невысокий холм вдалеке от красного шатра, где по-прежнему застыла толпа. Достигнув вершины, Уилл увидел впереди болотистые берега в устье реки, над которой вздымались омытые золотистым светом горы Дамфрис. Там, за горами, были его родные. Только что случилось чудо — Господь подарил ему возможность продолжать жить. Так почему бы не провести остаток своих дней среди близких — Изенды, Дэвида, Маргарет, Элис, рыжеволосой красавицы Кристин? Соблазн огромный! Но колебался он недолго, прежде чем повернуть на юг, оставив позади окутанную пеленой летнего дождя Шотландию.

37

Францисканский монастырь, Пуатье 18 августа 1307 года от Р.Х.

— Приветствую вас, ваше святейшество, — прохрипел Жак де Моле, склоняясь над протянутой рукой Климента и целуя папский перстень.

Климент ласково улыбнулся:

— Это я должен опуститься перед вами на колени, магистр тамплиеров. Вы один из немногих отважных воинов, которые еще сражаются за освобождение Иерусалима. — Он поднял глаза на рыцарей, выстроившихся позади великого магистра.

Их насчитывалось примерно сорок, все с прямыми спинами, суровые, одетые в кольчуги. На поясах мечи, под мышками зажаты шлемы. Большинство — старейшины высокого ранга и командоры. Климент нескольких узнал. Рядом с магистром Франции стоял человек с тусклыми глазами и крючковатым носом. Жоффруа де Шарне, магистр Нормандии. Перед аудиенцией рыцарям предложили помыться и отдохнуть, но они отказались, предпочтя встретиться с папой сразу после прибытия. И потому выглядели так, будто пришли прямо с поля битвы.

Климента кольнула досада: он уступил требованиям Ногаре и вызвал этих людей, оторвав без особой надобности от дел. Но он был рад их видеть. Присутствие тамплиеров внушало надежду, что, несмотря на отсутствие энтузиазма у правителей Запада, борьба за освобождение Святой земли будет продолжена. Пошевелившись на подушке, положенной на кресло заботливыми монахами, он взмахнул рукой слугам у стены.

— Принесите нашим благородным гостям еды и вина.

Широкое лицо великого магистра, обрамленное жесткими с проседью волосами, продолжало оставаться мрачным и суровым.

— Ваше святейшество, мы провели много дней в путешествии, спеша на встречу с вами. В своем послании вы написали, что призываете нас по причине большой беды, случившейся в ордене. Поскольку мне об этом ничего не ведомо, то, прежде чем разделить с вами трапезу, я желал бы услышать, какая тяжелая беда подвигла вас призвать меня и моих старейшин с Кипра.

Климента напористость Жака, казалось, захватила врасплох. Он помолчал, затем кивнул слугам.

— Оставьте нас. Скажите братьям, мы сядем за трапезу позднее.

Дверь закрылась. Папа собрался с силами, пытаясь выглядеть невозмутимым. Его смущало угрюмое молчание рыцарей. Он чувствовал себя неумелым командиром перед своим войском.

— Вам известен рыцарь по имени Эскен де Флойран?

Жак отрицательно покачал головой.

— У меня много рыцарей. Я не знаю их всех по именам.

— Речь идет о бывшем приоре Монфокона, мессир, — произнес магистр Франции. — Несколько лет назад я получил от инспектора рапорт, где говорилось о его аресте за ересь. Он находится в тюрьме Мерлан.

Климент бросил взгляд на магистра Франции.

— Верно. Но теперь де Флойран бежал из тюрьмы и находится под защитой короля. Он твердит о своей невиновности и обвиняет рыцарей парижского прицептория в ереси и убийстве.

— Под защитой короля? — удивился великий магистр. — Почему де Флойрану оказана такая честь?

Климент помедлил с ответом. Он еще не решил, открывать или нет тамплиерам намерения Филиппа. Ему очень не хотелось лишаться последней надежды на Крестовый поход.

— Король встревожен и желает убедиться в огульности обвинений де Флойрана. Он весьма заинтересован в сохранении славы Темпла незапятнанной. Король Филипп требует начать дознание и убедил меня в необходимости вызвать вас со старейшинами с Кипра. Мы не желаем, чтобы хоть кто-нибудь в христианском мире имел сомнения относительно чести воинов Христа. Как известно, многие, к сожалению, винят тамплиеров в падении Акры.

После его слов великий магистр помрачнел еще сильнее, рыцари позади него беспокойно зашевелились. Он кивнул Клименту.

— Выдвинуто серьезное обвинение, и оно будет рассмотрено с особой внимательностью. Я поговорю с де Флойраном лично и оценю его свидетельства, а затем встречусь с теми, кто поместил приора в тюрьму, и выслушаю их объяснения.

— Я уверен, скоро все разъяснится. — Страстно стремясь не потерять доверие рыцарей и ободренный решительным ответом Жака, Климент сменил тему. — Другая причина, почему я вас призвал, магистр тамплиеров, это желание услышать о ваших успехах на Востоке. С Кипра давно не поступали вести, и мне почти ничего не ведомо о том, как продвигается Крестовый поход.

Великий магистр слегка расслабился, но выражение его лица оставалось угрюмым.

— Когда мамлюки захватили нашу последнюю базу на острове Руад, Крестовый поход остановился. Мы ждали поддержки Запада, но так и не дождались. Даже из Темпла мы получаем очень мало людей, продовольствия и прочего. Ну, это я улажу, пока буду находиться здесь. Объезжая королевства, я внушал каждому правителю, как важно объединение. Иначе Иерусалим не освободишь. Небольшие группы войска, порознь, без согласия, потерпят поражение.

Климент не смог скрыть разочарования.

— Я надеялся услышать более обнадеживающие новости, поскольку полон решимости помогать вам, магистр тамплиеров.