Китайцы. Моя страна и мой народ - Линь Юйтан

персика, неосторожно роняющие лепестки в воду, уносящую их в неизведанную даль, являются метафорой легкомысленной женщины. Вот в пятом четверостишии:

Я глубоко сожалею об уходящей весне.

Опираясь на посох, шагаю к душистому острову.

Буйные ивы пляшут на ветру,

И по воде легко струятся лепестки персика.

Такое пантеистическое мировоззрение порой растворяется в беспредельной радости соприкосновения с червячком или летающим насекомым, как, например, в третьем четверостишии у Ду Фу. Однако мы можем также найти подобный пример в стихах сунского поэта Е Ли, который написал в стихотворении «Картина поздней весны»:

Пара за парой маленькие ласточки садятся на книжные полки.

Точка за точкой лепестки цветов падают на тушечницу.

Сижу у окна и в праздности читаю «Книгу перемен»,

Не зная, как долго весна останется с нами.

Субъективность такого мировоззрения, помноженная на бесконечно нежные чувства по отношению к птицам и животным, позволяет Ду Фу говорить о «сжатых кулачках» белой цапли, которая отдыхает на песчаном берегу, и «ударах плавников» рыб, выпрыгивающих из воды поблизости от лодки. И здесь мы наблюдаем самое интересное в китайской поэзии — сочувствие. Использование слова «кулачки» для когтистых пальцев белой цапли не просто метафора, поскольку поэт отождествил себя с цаплей; вполне возможно, что он физически ощущает, как рука сжимается в кулак, и надеется, что читатель разделяет с ним эту эмоциональную проницательность. Здесь — не пристальные наблюдения ученого, а лишь обостренные чувства доброго сердца поэта. Здесь также и наблюдательность влюбленного, проникновенная чуткость матери. Такое сочувствие природе, такое духовное единение с мирозданием, такое превращение неживого в живое позволяют каменным ступеням, заросшим мхом, «взбираться» к дверям и цветкам травы «входить» на оконную завесу. Такая поэтическая иллюзия, поскольку это именно иллюзия, интуитивна и неизменна, поэтому кажется, что она составляет саму суть китайской поэзии. Аналогия перестает быть аналогией и становится поэтической истиной. Человек должен быть более или менее «заражен» природой, чтобы написать следующие строки о цветах лотоса, напоминающие Гейне:

Слегка наклонив свой зеленый капор,

Когда дуновение зефира пролетело мимо.

Она показала себя покрасневшей и обнаженной

Когда она уверена, что находится наедине.

Рассмотрение двух сторон поэтического мастерства, связанных с пейзажем (цзин) и чувствами (цин), позволяет нам понять дух китайской поэзии и ценность такой поэзии для национальной культуры в целом. Общекультурная ценность китайской поэзии характеризуется двумя категориями, которые соответствуют ее делению на два типа: (1) хаофан — поэзия романтической отрешенности, беспечности, бесконтрольности эмоций, поэзия протеста против социальных ограничений, поэзия беспредельной любви к природе; (2) ваньюэ — поэзия художественных ограничений, нежная, печальная, но не гневная, воспевающая умеренность во всем и любовь к соотечественникам, особенно к бедным и угнетенным, поэзия, внушающая отвращение к войне.

К первому типу поэтов можно отнести Цюй Юаня (343—290 до. н.э.), таких пасторальных поэтов, как Тао Юаньмин, Се Линъюнь, Мэн Хаожань (689—740), сумасшедший монах Ханьшань (жил в X в.). Ко второму типу относятся Ду Фу, Ду Му (803—852), Бо Цзюйи (772—846), Юань Чжэнь, а также великая китайская поэтесса Ли Цинчжао (1081—1141?). Конечно, здесь не может быть строгого деления. Кроме того, есть еще и третья группа, а именно сентиментальные поэты, такие как Ли Хэ (Ли Чанцзе, 790—816), Ли Шанъинь (813—858), его современники Вэнь Тинъюнь и Чэнь Хоучжу (553—604), а также маньчжур Налань Синдэ (1655—1685), которые более известны как поэты любовной лирики.

Лучшим представителем первого типа поэтов является Ли Бо, о котором Ду Фу писал:

У поэта Ли Бо на доу вина —

Сто превосходных стихов.

В Чанъани на рынках знают его

Владельцы всех кабаков.

Сын Неба его пригласил к себе —

Он на ноги встать не смог.

«Бессмертным пьяницею» Ли Бо

Зовут из века в век.

Ли Бо — первый среди поэтов-скитальцев с его пьянством, неоднозначным отношением ко всему официозному, с его «дружбой» с луной, любовью к горным вершинам и постоянным стремлением к возвышенным целям:

О, как я мог бы держать в руках божественный меч,

Чтобы заколоть кита в океанских просторах.

Романтизм в конечном итоге привел Ли Бо к преждевременной смерти: поэт утонул, пытаясь достать из озера отражение луны. Прекрасно, что уравновешенные и степенные китайцы иногда умирали такой романтической смертью!

Китайцы горячо любят природу, которая составляет поэтику их существования; благодаря поэзии чувства, переполняющие их сердца, проникли в литературу. Это научило китайцев любить цветы и птиц в большей степени, чем это обычно бывает у простых людей иных национальностей. Однажды я наблюдал толпу китайцев, любующихся птицей в клетке. Это зрелище делало их вновь по-детски непосредственными, создавало хорошее настроение, делало свободными, разрушало преграды отчужденности между незнакомыми людьми. И все это — только потому, что у них появился общий объект любви. Любование жизнью в деревне наложило печать на всю китайскую культуру. Ныне официальные лица или ученые, говоря о «возвращении в деревню», считают это намерение самым изысканным, самым утонченным предметом устремлений, какое можно только представить. Мода настолько всесильна, что даже величайший негодяй из политиканов будет делать вид, будто он — такой же романтик, как Ли Бо. На самом деле мне кажется, он действительно может испытывать такие чувства, потому что как-никак он все же китаец. Будучи китайцем, он знает цену жизни и в полночь, растворяя окно и любуясь звездами, вспоминает поэтические строки, которые он слышал еще в детстве:

Я был пьян и целый день находился в полусне.

Услышав, что весна скоро пройдет, я поспешил подняться в горы.

По пути во дворе, поросшем бамбуком, я разболтался с монахом,

И так в безделье прошло еще полдня.

Для китайца это как молитва.

Лучшим представителем второго типа поэтов является Ду Фу с его мягким юмором, сдержанностью, сочувственным отношением к бедным и униженным, нескрываемой ненавистью к войне.

Очень неплохо, что в Китае есть такие поэты, как Ду Фу и Бо Цзюйи, которые делают прекрасными даже наши горести, вызывают у нас чувство сострадания к человечеству. Ду Фу жил во времена политического хаоса, произвола бандитских шаек и местных военачальников, голода — как у нас сейчас в Китае. Он писал:

За пурпурными воротами струится аромат вина и мяса,

А на