Любовные утехи богемы - Вега Орион

Отвечая на письмо Горького — оно, по всей видимости, не сохранилось — Ю. Кулигина продолжила рассказ о своей жизни и духовном пробуждении:

«Добрый, предобрый Горький, у меня нет слов выразить Вам чувство благодарности, скажу одно: я думала, что не способна уже радоваться и плакать от радости. Сколько раз я перечитала Ваше милое, доброе, сердечное письмо — не знаю, но знаю все его наизусть; все оно — драгоценность! Итак, с Вашего доброго пожелания, я принимаюсь за дело, и жутко, и страшно, что не сумею, а главное — очень боюсь не быть искренней, уж очень я была временами скверная и того хуже. Да поможет мне Ваш неоценимый совет и мое самосознание о себе. Я никогда не думала о себе хорошо, но часто жалко себя, может быть, это дурно.

Пока еще читаю: Историю литературы и Андреевича; как все интересно. Толстого и Тургенева только что прочла, о Герцене я не имею понятия, начала читать его «Былое и думы»; Лескова совсем не читала, Чехова и Короленко читала, но не все.

Какой ужас! Проснуться в 30 лет и ничего не знать. В знании политики я полная невежда, имею какое-то смутное представление.

Как странны и непонятны были мне события девятьсот пятого-шестого годов, многим возмущалась, не отдавая себе отчета, но эти-то события и заставили меня читать, интересоваться окружающим; в то время я была в Сибири сестрою милосердия при эвакуации раненых; все окружающие меня люди: сестры, врачи, офицеры, а иногда и солдаты, — спорили, волновались, радовались, негодовали, негодовали, и все что-то знали такое, чего я не знаю; мне было очень стыдно за себя; я стеснялась расспрашивать; теперь же нет, так как с каждым днем, с каждой прочитанной книгой прихожу все к большему и большему заключению, что я абсолютно ничего не знаю. Как жаль потерянного времени; если бы можно было вернуться назад…».

О дальнейшей судьбе этой женщины неизвестно. Очень похоже на то, что она так и не осуществила свой замысел написать воспоминания.

Глава 11

ХУДОЖНИКИ

«Мир искусства» и Дягилев

К месту ли окажутся в настоящей книге слова о мужской «странной» любви? Собственно, почему нет? Ведь у гомосексуалистов также были «свои» места встреч и свой круг общения. И точно так же наряду с истинным чувством встречалась здесь и любовь продажная. И ею пользовались великие мира сего…

Лифарь в своих воспоминаниях посвятил целую главу личной жизни Дягилева. При этом обнаружив, как нам представляется, немало такта и понимания сути проблемы. Сергей Лифарь повествует о первой любовной неудаче Дягилева, о несовпадении душ двух молодых людей. Если принять эту версию, то Сергей Петрович готов был в любую минуту отказаться от своей сексуальной ориентации, встреть он на своем пути ту единственную, которую ждал долгие годы.

Примерно те же самые объяснения найдем мы у Чайковского. Надежда Филаретовна фон Мекк ждала долго. А когда, на склоне лет, поняла, что ждать больше нечего, порвала с ним бесповоротно и навсегда. Через три года после их разрыва композитор умер. Конечно, всему виной — неожиданная ужасная болезнь. И все-таки… Отлетел ангел-хранитель — не стало и музыканта. Как известно, они ни разу в жизни не виделись.

Родные всегда верили, что Чайковский мог бы стать иным — будь на то воля провидения. Но судьба не послала ему той самой, единственной.

Если бы Дезире Арто его не покинула, если бы Надежда Филаретовна была молода и прекрасна, если бы Антонина Ивановна оказалась такой же умной и тонкой, как фон Мекк… Кто знает, быть может, Чайковский всегда томился по этому щемяще-несбыточ-ному «если бы»? Как-то в письме брату Анатолию он признался: «На меня находит иногда сумасшедшее желание быть обласканным женской рукой». И словно в продолжение этой своей мысли писал к Надежде Филаретовне: «Вы спрашиваете, знакома ли мне любовь неплатоническая? И да, и нет. Если вопрос поставить иначе, т. е. спросить, испытал ли я полноту счастья и любви, то отвечу — нет, нет, нет!!! Впрочем, в музыке моей имеется ответ на этот вопрос…»

Что-то очень похожее могли бы сказать о себе художники «Мира искусств»: «Смотрите наши картины (декорации, книги и проч.) — в них все сказано». Смелость творческих решений была сопряжена с независимым образом жизни (гомосексуализм Коровина, Сомова). Разногласия и скандалы в связи с ними вспыхивали довольно часто. Будь то иллюстрации Константина Сомова к «Книге маркизы» Ф. Блей или слишком откровенный костюм Нижинского в роли Фавна. Все вертелось вокруг Дягилева.

Он называл себя живописцем без картин, писателем без собрания сочинений, музыкантом без композиции. Нестеров писал о нем: «Дягилев — явление чисто русское, хотя и чрезвычайное. Испокон веков в Отечестве нашем не переводились Дягилевы.

Новгородский денди Серебряного века, лорнированный дядька нашего искусства, какую дьявольскую энергию таил он в себе! Обольститель, безумный игрок, сладострастник нюха, он основал «Мир искусства»; заломив цилиндр, вывел на орбиту Стравинского и Прокофьева. Он заказывал произведения не только им, но и Равелю и Дебюсси, понукал, диктовал, направлял, вылетал в трубу, отбрехивался от гнусных газетных писак, искал новое, он первый привел в театр Пикассо, не говоря уже о декорациях Бенуа и Рериха. На заре века дягилевские сезоны околдовали Париж нашей творческой энергией. Когда Нижинский сказал, что он своим танцем хочет выразить теорию кубистов, интервьюер смекнул сразу, что это дягилев-ская штучка.

Дягилева, Дягилева не хватает нам всем сейчас!

Часть VI

НОБЕЛЕВСКИЕ ЛАУРЕАТЫ:

КИПЛИНГ, КАМЮ, БУНИН

Впрочем, желая стать ангелом, легко становятся животным. Нет ли у теоретиков морали своих слабостей? Во всех философских сообществах древности всегда можно найти такого работника, который в поучении всем оглашает свои правила воздержанности и умеренности и вместе с тем придает гласности свои сочинения, воспевающие любовь и распутство (…). «Я не знаю, какие они пишут книги, — говорила куртизанка Лаиса, — в чем их мудрость, какие философские взгляды они проповедуют, но эти молодцы столь же часто стучатся ко мне, как и все остальные».

Эта высокоразрядная шлюха знала себе цену и знала, о чем говорит.

Александр Куприн в рассказе «Искушение» недоумевал: как же так?

«Генерал Скобелев. Крупная, красивая фигура. Отчаянная храбрость и какая-то преувеличенная вера в свою судьбу. Вечная насмешка над смертью. Эффектная бравада под убийственным огнем и вечное стремление к риску, какая-то неудовлетворенная жажда опасности. И вот — смерть на публичной кровати в захватанном номере гостиницы, в присутствии потаскушки».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});