Плохо быть богатой - Джудит Гулд

Только Шерл и какой-то богатый засранец в шикарной машине.

Своды тоннеля усиливали рев „харлея" до оглушительного грохота; он мчался на четвертой передаче, и оранжевые огоньки, окаймлявшие извилистые облицованные плиткой стены, слились в сплошную линию. Встречная полоса была пуста, и впереди — только одна машина.

Красный „феррари".

— Теперь попались… вы, ублюдки!.. — прорычал Змей, выскакивая на встречную полосу и на полную крутнув газ.

— Если мы не смогли от него оторваться даже сейчас, то что же нам делать, когда мы выедем из тоннеля и опять застрянем в потоке?

— Что-нибудь придумаю. — Дункан натянуто улыбнулся и взялся левой рукой за ручку дверцы.

Он знал, что сделает, если не будет другого выхода когда рокер начнет новую атаку, он в последний момент откроет дверь, и тот врежется в нее. „Феррари" потеряет дверь, рокер может потерять жизнь.

„Не заставляй меня делать этого, — мысленно молился он, не отрывая глаз от зеркальца. — Ведь я же врач!.."

Но времени на размышления о том, что этично при обороне, а что нет, уже не было. Выпрямившись, Дункан вдруг стал плавно тормозить, так, чтобы его не занесло.

Ухмылка Змея исчезла, и он нахмурился, когда увидел, что на „феррари" зажглись стоп-сигналы. Какого черта? С чего вдруг этот говнюк начал тормозить? Что, действительно хочет получить металлом вместо своей тачки?

Он снова усмехнулся.

Ну ладно, засранцы! Можете сделать ручкой своей машине… а заодно и своей башке!

— В чем дело, док? Почему вы тормозите?

— Потому, — мрачно буркнул он, но дальнейших объяснений не понадобилось, так как они въехали в огромную масляную лужу, которая почти достигала противоположной стены тоннеля. Очевидно, у машины, проехавшей недавно, пробило прокладки, а может, и того хуже.

Несмотря на всю свою осторожность и водительское искусство, Дункан почувствовал, как колеса неуправляемо заскользили и „феррари" завихляла. Метров через шесть, как только под колесами вновь оказался асфальт и машина стала слушаться руля, он тут же нажал на газ.

Из-за торможения и заноса они упустили ценное время, и Дункан опасался, что теперь Змей легко нагонит их: ведь на двух колесах он мог просто объехать масляную лужу, уйдя в самый край левого ряда.

Но Змей не сделал этого. Он не заметил лужи. Он был слишком захвачен гонкой, и добыча была уже близко. Его переполняло предвкушение извращенного удовольствия: всего три метра отделяло его от „феррари". Теперь уже скоро… они в его власти.

Расстояние между ними сокращалось с каждой секундой. Два с половиной метра, два… полтора…

Змей поднял цепь. Вы, ублюдки…

На бешеной скорости „харлей" влетел в черную масляную жижу. Он был бессилен. Он слишком поздно заметил, как вихляет „феррари"; слишком поздно увидел маслянистую черную поверхность, переливчатый дрожащий блеск радужных отсветов; слишком поздно, чтобы свернуть; слишком поздно понял свою ошибку. Еще секунду назад он чувствовал асфальт, и вдруг все пропало, он будто очутился на ледяной поверхности. „Харлей" неуправляемо заскользил по луже, и в следующий момент, словно на бешеном вираже, его понесло в сторону.

Все поплыло перед глазами Змея, как в замедленном кино: вираж в сторону… облицованные плиткой стены тоннеля пьяно качнулись под немыслимым углом… исчезла стремительно несущаяся мимо сплошная линия огней… какая-то сила отшвырнула его влево и вверх, затем резко бросила вниз. Всем телом он накренился в противоположном направлении, но… Вдруг он все понял, его охватил внезапный ужас, и мозг взорвался какофонией немого крика. Он падает!..

Затем все вернулось в реальное время.

Переднюю вилку вывернуло до отказа влево и заклинило, колесо, бешено вращаясь по инерции, въехало вверх по изгибающейся стене еще на метр, после чего мотоцикл отскочил от стены и, несколько раз перевернувшись, с грохотом рухнул на землю. Змея, вырвав из седла, подбросило кверху; при падении он дважды перевернулся через голову, а потом его протащило по асфальту не меньше двадцати метров. От трения металлической окантовки ботинок, пояса и цепи, которую он все еще сжимал в руках, за ним, как хвост кометы, вспыхнул яркий сноп искр.

Далеко позади подпрыгивал и вращался мотоцикл, его корежило, словно в судорогах; при каждом ударе от него отваливались части и разлетались в разные стороны; от изувеченного руля отскочило зеркало и покатилось, как колесо.

Затем взорвался бензобак. Оранжево-желтый огненный шар с ревом рос в размерах, постепенно заполняя собой тоннель от стены до стены.

Транспортная развязка под Парк-авеню превратилась в настоящий ад.

Сразу на выезде из тоннеля Дункан остановил машину, открыл дверь и посмотрел назад. Даже на таком расстоянии жар был невыносим.

Билли тоже выглянула наружу и отшатнулась. Им чудом удалось спастись, но тем не менее она была в ужасе.

— Может быть… нам надо вернуться и попытаться помочь ему? — прошептала она.

— Похоже, он не нуждается в помощи, — сухо ответил Дункан. Разве вы не видите?

И тогда она увидела: Змей избежал взрыва и разбушевавшегося пламени. Двадцатиметровый „проезд", должно быть, срезал добрый сантиметр с его ягодиц, но, как это ни удивительно, не считая минутного полубессознательного состояния, он вышел из аварии относительно невредимым.

Она не могла поверить в это. Вот уж действительно дьявольское везение.

Она смотрела, как он встал на ноги и замер, согнувшись, все еще не придя в себя. Потом, заметив „феррари", медленно поднял голову и, спотыкаясь, волоча за собой цепь, которую продолжал сжимать в руке, сделал несколько шагов вперед — темный силуэт на фоне ярких огненных языков.

Дункан и Билли одновременно захлопнули дверцы. „Если остаться, ничего, кроме неприятностей", — подумал Дункан и нажал на газ.

Он не удержался и, в последний раз взглянув в зеркальце, невольно улыбнулся. В нем отражался классический образ потерпевшего поражение: Змей, в бешенстве потрясающий цепью, пинал ее ногами, словно исполняя какой-то неистовый танец, больше походивший на конвульсии.

38

Уткнувшись лицом в подушку, Змей лежал на койке приемного отделения „неотложной помощи".

У него были опалены волосы, ягодицы представляли собой живую кровоточащую рану, а все тело покрывали многочисленные кровоподтеки; кроме того, он растянул связки. Но безнадежно покореженный мотоцикл заставлял его страдать еще больше, чем оскорбленное мужское достоинство.

Потерять такую машину, как „харлей", для Змея означало… ну, как если был мужчина дал отрезать себе яйца. И, как все прирожденные садисты, он, словно ребенок, не выносил боли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});