Сто лет - Хербьерг Вассму

Она уже хотела встать, как услыхала голос вчерашней дамы. И вспомнила все, что сказала мама Кьерсти Это была уже не воображаемая угроза, а самая настоящая. Пожить некоторое время.

Она помнила об этом, глядя на большую муху, ползущую по ночному столику. Помнила, когда она встала и пальцами раздавила муху, помнила, когда размазала ее по белой кружевной салфетке. Помнила, когда ударила ногой деревянную лошадку, которая ночью всегда стояла возле ее кровати. Помнила, когда вскочила и поставила лошадку на колесики с такой силой, что лошадка откатилась на середину комнаты

Помнила, когда спустилась вниз и была вынуждена сказать доброе утро! Помнила, когда должна была съесть бутерброд, лежавший у нее на тарелке, и выпить кружку молока. Помнила, когда сделала вид, что обо всем забыла, и надела сапоги, чтобы идти на поле и помогать старшему брату собирать картофель. Помнила, когда взяла маленькие грабли, которые он ей сделал. Там, на поле, было много "золотых глазков", которые выглядывали из земли и от которых как будто горели руки. Но это было вчера.

Сегодня грабли были не нужны. Поэтому она не пошла к старшему брату, хотя он ждал ее и махал ей рукой. Она прошла мимо картофельного поля, обогнула хлев, но все равно ничего не забыла. Когда выдержать это было уже невмоготу, она повернулась и пошла обратно к дому. К маме Кьерсти.

Она хотела пройти через кухню. Потому что дама, наверное, сидела в гостиной. Нужно было снять сапоги и повесить куртку на вешалку. Очень тихо. Но собираясь идти дальше, она через закрытую дверь услыхала в кухне их голоса.

— Элида, нельзя вот так вдруг забрать ее отсюда!

— Вдруг? Ведь мы договорились, что я приеду и заберу ее, когда у меня будет дом. Ты это забыла?

— Да, но это было давно... А сейчас девочка знает только наш дом.

— Дело не только в этом. Я слышала кое-что...

— И что же ты слышала?

— Будто она вам надоела, будто вы ее не любите. Относитесь к ней не так хорошо.

— От кого ты слышала эту ужасную ложь?

— Это не имеет значения.

— Имеет! Элида, ты несправедлива ко мне! Я хочу знать, кто посмел это сказать!

— Это не имеет значения. Я не могу тебе сказать.

— Но ведь это ложь! Ты все придумала!

— Зачем, скажи на милость, мне это придумывать?

— Тебе просто нужен предлог, чтобы забрать ее у меня.

— Дорогая Кьерсти, спасибо тебе, ты нам очень помогла, дело не в этом... Но давай вспомним, что мы взрослые люди.

— Взрослые люди? Думаешь, это по-взрослому — забрать маленькую девочку из дома, который она считает своим?

— Ты обещала сказать ей, кто ее настоящие родители. Фредрик не виноват в том, что он заболел и умер.

— Я много раз говорила ей об этом. А вот что такой маленький человек понимает, это уже другое дело. Вчера она страшно разволновалась, когда ты приехала так неожиданно. Ребенку недостаточно просто рассказать. Надо считаться и с его чувствами.

— Милая Кьерсти, я родила десять детей. Думаешь, я не знаю, что у детей есть чувства?

Этому нужно было положить конец. Йордис влетела в кухню. Так быстро, что дверь даже не успела скрипнуть. Она остановила их голоса. На кухне вдруг стало очень тихо. Подойдя к столу, она забралась на колени к маме Кьерсти. Эта Элида сидела по другую сторону стола и следила за Йордис глазами. Сегодня ее лицо было мокрым от слез.

Мама Кьерсти обняла Йордис и прижалась губами к ее щеке. Но потом произнесла то, что было гораздо хуже, чем просто некоторое время. Гораздо, гораздо хуже.

— Милая Йордис, мы как раз говорили о том, что ты должна поехать и навестить маму Элиду и своих братьев и сестер. Это очень интересно. А потом ты сможешь вернуться... домой... через некоторое время.

Мама Элида привезла ее в такое место, которое называлось домом в Стренгельвоге. Это был дом человека, которого звали Ханс Улаи, он почти не бывал дома, уходя в море на своем рыбацком боте. И Йордис прожила в его доме гораздо дольше, чем некоторое время. Каждый день она надеялась, что это будет последний день ее пребывания у Элиды. И каждый раз ошибалась.

Ей рассказали о ее братьях и сестрах. Считая ее самое, всех детей было столько, сколько пальцев на обеих руках. Детей Ханса Утаи она не считала, ведь они не были детьми Элиды. Большинство детей жили уже не дома. Некоторые были даже совсем старые, старше двадцати лет, кто-то женился, кто-то вышел замуж, они жили и работали в других местах. Двое, Карстен и Хельга, продолжали жить у своих приемных родителей. Йордис казалось, что их она помнит. Но для этого ей приходилось напрягать память.

Сама она была тут чужая, ее привезли только на некоторое время. Агда, напротив, была здесь своя и знала всех, кто жил по соседству. Кроме того, она ходила в школу, и у нее был пенал с карандашами.

Йордис набралась храбрости и сказала Элиде, что хочет вернуться домой —- ей недостает по ночам мамы Кьерсти!

— Может, она не знает, где я? И поэтому не приезжает за мной? — спросила она однажды.

— Знает. Но мы договорились, что ты пообвыкнешь у нас еще немного, прежде чем она приедет к нам в гости, — ответила Элида, посадила Йордис к себе на колени и покачивала до тех пор, пока Йордис не повеселела и не соскользнула на пол.

— Позвони ей и скажи, что я уже пообвыкла и она может приехать. Мне очень не хватает ее по ночам.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — сказала Элида. Но было ясно, что это не настоящий ответ.

Время от времени Йордис хотелось побыть одной и подумать о маме Кьерсти. Это почти всегда совпадало с желанием пописать. Что было удачно, ибо только в уборной она была предоставлена самой себе. Дети могут утонуть на пристани или во время прилива, говорила Элида. Или в ямах, где режут торф. Но в уборную Йордис разрешали ходить одной. И она шла, даже если ей туда было не нужно.

Бывало, у нее там ничего не получалось. А иногда бывал понос. Тогда она сидела в уборной, пока кто-нибудь не приходил туда. Отверстие было слишком большое. В нем можно было бы повиснуть, зацепившись руками и коленями, и словно потеряться там в темноте. Но в последнюю минуту прибежала бы мама Кьерсти и вытащила бы ее оттуда.

Однако вместо нее пришла Элида и позвала Йордис. Услышав высокий голос Элиды, Йордис решила исчезнуть. Но тут прибежал Ханс Улаи и дернул дверь с такой силой, что крючок не выдержал. К счастью, Йордис успела поднять штаны и потому не опозорилась.

— Мы за тебя испугались. Ты должна отвечать, когда мы тебя зовем, — сказала Элида, беря ее за руку.

— Дорогая Элида, пожалуйста, отвези меня сейчас же домой к маме Кьерсти. Я чувствую, что она ужасно скучает по мне, — сказала Йордис и умоляюще, как могла, посмотрела на Элиду. А потом невольно заплакала.

— Я уж и не знаю, Элида, правильно ли то, что ты делаешь, — вздохнул Ханс Улаи и ушел на пристань.

— Теперь твой дом будет там, где живу я, Йордис. Твой папа Фредрик тоже считал, что мы не должны больше расставаться! — сказала Элида.

— Но мне все равно хочется домой, — осмелилась сказать Йордис. — Папа Рейдар тоже хочет, чтобы я вернулась. Я это чувствую! А он очень строгий. Пошли им сказать, чтобы они приехали за мной.

Элида тоже заплакала. Они сидели на пороге уборной и не знали, что делать. Потому что не знали, что именно правильным считает Ханс Улаи. В конце концов Элида повела ее к дому. Не поднимая глаз от земли, она объяснила Йордис, что неизвестно, смогут ли Кьерсти и Рейдар тотчас за ней приехать. Может быть, позже.

— Я могу сама позвонить и спросить их об этом, если ты проводишь меня к телефону.

— Не надо, я им напишу и спрошу, можно ли тебе приехать к ним в гости. — Элида присела перед ней на корточки и прижала ее к себе. От нее пахло брусничным вареньем, которое она варила. Но это ничего не изменило.

— В гостях я здесь, у тебя и у Ханса Улаи. И я гощу у вас уже очень долго.

— Посмотрим, что можно сделать, — сказала Элида и поправила Йордис растрепавшуюся косичку.

Когда они вернулись к варенью и все стало как всегда, Йордис забралась на ящик с торфом и закрыла лицо руками.

Но они не приехали.

— Мы с тобой пойдем встречать Агду из школы, вот только доварю это варенье, — сказала Элида.

Йордис сползла с ящика, у нее было чувство, будто в голове у нее начался насморк. Когда она вышла на крыльцо, она увидела, что Агда уже вернулась из школы, ее ранец стоял у стены хлева. Сама она убежала в каменный домик, который они построили вместе. Ничего не сказав Элиде, Йордис пошла к ней.

— Ты не видела моей разбитой чашки с цветочками? Я пользуюсь ею, когда ко мне сюда приходят гости, — сказала Агда и строго посмотрела на сестру.

Йордис отрицательно помотала головой.

— А я все-таки думаю, что ее взяла ты! — сказала Агда и вздохнула.