Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

— День ото дня ты задаёшься тысячью вопросов. Ты? Я! Я каждый день спрашиваю себя голосами учителей, — наконец, он двинулся к настоящему Руну. Тот под взглядом двойника ощутил себя неуютно. Безумие, плескавшееся вокруг волнами, подогревало каверзу сомнений — что, если настоящий не он сам, а тот, кто стоит напротив?

Знаешь ли как проверить? Способны ли смутные образы, рождённые лишь из мыслей использовать магию? А способны ли они знать обо всём, что когда только не приходило в голову.

Лжец усмехнулся, кивнул, словно прямо сейчас читал мысли юного чародея. Будто так и желая сказать — всё знаю, всё помню. И то, и это, и вон то. И даже цвет и размер сосков Виски — хочешь вспомню, здесь и сейчас?

Слова куда-то подевались. Рун не раз и не два спорил с самим собой лишь в собственных мыслях. Но делать это с собой, стоящим прямо напротив было делом совершенно иным.

Двойник повёл бровями, выдохнул, раскинул руки.

— День ото дня я выдумываю себе оправдания. Можно творить что угодно, правда? Когда в кармане всякий раз, что монета, лежит ответ одного из учителей. Они спрашивают строго лишь для вида. Обрати я весь мир в труху, изнасилуй малолетнюю девчонку, устрой кровавое месиво в ближайшей деревушке потехи ради — и всё равно они найдут слова утешения. Я сам найду. Тебе ли не знать, а?

Рун смотрел лжецу в глаза, чувствуя, как весь вымок от пота. В отчаянии, здесь, на краю собственного сознания, он отчаянно призывал учителей к ответу. Пусть придут, пусть осадят наглеца, пусть…

Мяхар и Рубера молчали — им не впервой бросать его на произвол судьбы. Рун обернулся к Ска — он вдруг поймал себя на мысли, что не знает, как поступать дальше, если даже Ска отвернётся от него и перейдёт на сторону самозванца.

Та была непреклонна в своей верности и чётко разбирала, где лишь безумный морок, а где её истинный господин.

— Смотришь на неё? — это не ушло от глаз фальшивки. — Не бежит ли прочь, не готова ли оставить одного? И что это тебе даст? Тебе? Мне! Она не различает безумие, как эмоции. Не делит его, потому что неспособна. Но вот она может.

Он вдруг положил руку на плечо Читль, обнял, прижал к себе. Виранка, разрываясь между двумя хозяевами, отчаянно и протяжно охнула.

Предчувствие недоброго поселилось в Руне сразу же, как только он увидел собственное неприятное отражение. Обустроилось, развалилось на кушетках, сладостно охнуло.

И ничуть не обмануло.

Юный чародей пригнулся, тотчас же отскочил прочь. Сложил руки над собой замком — охранок родился, тут же расплывшись полупрозрачным щитом.

Удар отшвырнул юного чародея, словно котёнка. Не способный встать на ноги заика Лий заскулил, словно ужаленный роем пчёл пёс. Мик явился столь же неожиданно, как и двойник Руна. Помассировал ушибленный кулак, словно наждачкой скидывая обрывки кожи с костяшек.

— Ар-ро, кабанисий хер, мундло мажовье! — как всегда, великан-головорез был скор на брань. На брань и насилие. Не дожидаясь, когда Рун встанет на ноги, будто круторог он бросился на чародея. Мгла глушила грохот его тяжёлых шагов. Рун юлой взвился, едва не попав под очередной удар — земля, кажется, содрогнулась и треснула от возмущения. Захрустели мелкие камни, перемалываясь под могуществом великана в мелкое крошево.

Парень перехватил занесённую для крепкой оплеухи ладонь разбойника, мягко направил её в сторону — это едва не стоило юному чародею вывиха. Мик, ухмыльнувшись, тотчас же схватил его за щиколотку, резко дёрнул — земля ушла у юного чародея из под ног. Он вновь завертелся юлой, но уже подброшенный Миком.

Ска вмешалась сразу же, как только смогла. Её нога стальной дубиной врезалась в челюсть разбойника — тот пошатнулся, выпустил из рук чародея. Подготовка мастера Руберы тут же заставила его вскочить, встать в боевую стойку.

Механическая кукла не развила своё нападение — напротив, отступила, закрыв собой хозяина. Мик грязно матерился, вправляя челюсть. По подбородку разбойника едва ли не рекой лилась кровь. Всем своим видом великан теперь походил на только что отобедавшего вампира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ска?

Стальная дева не спускала глаз с правой руки головореза. Горящие желтым стеклянные глаза что-то неумолимо проверяли, чтобы через мгновение прийти к единственно верному выводу.

— Этот индивидуум не настоящий.

В Руне веретеном крутилось желание оспорить и усомниться. Оно унялось столь же быстро, как и зародилось. Юный чародей кивнул — магия способна на многое. Создать иллюзию, видение, иногда, если знать, обратить изначально неживое в живое.

Но породить чудовище, подобное Мику не способна даже она.

Он кивнул во второй раз:

— Головореза оставь на меня, займись моим двойником!

Ответа Ска он дожидаться не стал, лишь краем глаза увидел, как фальшивый чародей начертил себе клинок прямо в воздухе — и сразу же взялся за рукоять.

Интересно, успел спросить себя парень, прежде чем встал во весь рост перед громадой великана — чей он страх? Это Читль боится попасть в лапы к головорезу или же Лий?

— Ар-ро, сопляк, второй раунд? — великан хмыкнул, криво утёр кровь рукавом и сплюнул наземь. Синие отростки травы поймали его зуб на лету и утащили в густой кустарник. — Я ждал, что это случится.

— Ты даже ненастоящий, — Рун сам не понял, зачем ему ответил. Разбойник лишь цокнул языком.

— Тебе от того проще? Или так лучше, когда не признаёшь правды? Рун поводил плечами в стороны. Ещё вчера при нём почти не было маны для подобных фокусов, но сейчас…

С каждым шагом юный чародей становился больше. Мир в его глазах уменьшался — будто он крал размеры у всего и сразу. Тело разрасталось, мышцы наполнялись новой силой. Парень вдруг почуял зуд у самого уха — сигнал от интуиции, что ещё чуть-чуть и его собственное заклинание выйдет из под контроля. Ничего, сказал он себе, стиснув зубы — ему хватит и того, что получилось. Заревев, будто медведь, Рун схлестнулся с Миком.

Глава двенадцатая, часть пятая

Они столкнулись друг с дружкой будто две скалы. Но даже почти сравнявшись с разбойником в размерах он всё равно оказался ниже его на полголовы.

Места магии как будто не осталось вовсе. Кубарем, словно дворовые коты, они покатились по земле. Огромные кулаки, вспарывая воздух с каждым замахом, тяжело и едва ли не с грохотом опускались на их титанические тела. В незащищённые бока, животы и поясницы нещадно впивались зубастые булыжники. Одежда мокла сразу от пота, крови, и жижи из разломанной травы. Жгло, будто огнём, но сражающиеся исполины терпели.

Ведь потерять врага из виду всего на мгновение — проиграть, стать добычей, сгинуть во мраке навек…

Лбы покрывали крупные капли испарины.

Мик был дик, словно разбуженный во время зимней спячки медведь. От него за версту разило силой и мужской мощью. Каждый пропущенный Руном удар взрывался дикой болью в его теле: не примени он на самом себе заклятье, и разбойник бы попросту его раздавил.

— Я использую тебя, как нужник, ар-ро! Я вытру твоим кудлом задницу, мажонок! — у великана оставалось дыхание для того, чтобы говорить. Руну повезло меньше. Став больше он получил и силу, и твёрдость собственной шкуры, но утратил былую живость и ловкость. Будто сам мир сопротивлялся его неестественно разросшемуся телу. Неуклюжесть норовила охватить его с ног до головы.

Мик бодался, словно израненный вепрь. Его голова будто молот врезалась юному чародея в грудь — у Руна тотчас же закончилось дыхание. Словно выброшенная на берег рыба он хватал воздухом ртом, но головорез не унимался. Кулаки великана дробили рёбра, выколачивая из наглого мальчишки дух. Не выдержав его напора, наконец, Рун упал.

В голове несчастного пробудился глупый капризный мальчишка. Едва получив обидного щелчка по лбу от Кианора, Рун рыдал как в последний раз и бежал жаловаться. Матриарху, Мяхару, пару раз мастеру Рубера, но тот вместо жалости предпочёл выпороть ябеду.

В глубине души зарождались горькие слёзы обиды. Краем глаза он видел Ска — фальшивый чародей управлялся с магическим клинком не хуже его самого, если не лучше на порядок. Ему хорошо — он черпал ману прямо из источника окружающего безумия. Плетения были жуткими, непонятными, и вовсе даже не плетениями — лишь их скользкой имитацией. Но с ладоней самозванца слетали огонь и молнии. Он ловил голыми руками выстрелы из её малурита, норовил вернуть непрошенный подарок. Гигантскими, магическими руками он хватал её, что куклу, с силой колотил оземь — сколько ещё сможет вытерпеть её стальной каркас, одним только Архи ведомо…