Отпуск на двоих - Генри Эмили

Я купила себе растение в горшке, потом книгу о растениях, а потом миниатюрный ткацкий станок. Я честно пыталась научиться ткать по видео на Ютубе, но уже через три часа осознала, что нахожу это занятие ужасно скучным и, кроме того, получается у меня из рук вон плохо.

И все-таки я оставила незаконченное полотно лежать на столике, потому что это помогало мне чувствовать, что я и правда здесь живу. Что у меня есть жизнь, что это мой дом.

В последний день сентября я отправилась в винный бар на встречу с Рейчел, и моя сумка застряла в дверях вагона метро.

– Черт! Черт! Черт! – шипела я, отчаянно дергая на себя сумку, в то время как оставшиеся в вагоне люди пытались разжать двери. Наконец одному мужчине в синем костюме – уже начавшему лысеть, но еще молодому – удалось заставить двери приоткрыться, и когда я подняла голову, чтобы поблагодарить, в его голубых глазах вспыхнула искорка осознания.

– Поппи? – произнес он, раздвинув двери еще немного. – Поппи Райт?

Я была настолько ошеломлена, что не нашлась с ответом. Он вышел из вагона – хотя, совершенно очевидно, вовсе не собирался этого делать изначально. Это не его остановка, но он вышел на платформу, и мне пришлось отступить, чтобы освободить ему место. Двери снова захлопнулись.

И вот мы стояли на платформе, и мне нужно было что-то сказать, я знала, что мне нужно сказать, но… Он сошел с чертова поезда.

– Ого. Джейсон, – только и смогла выдавить я.

Он, улыбаясь, кивнул, тронул светло-розовый галстук, обхвативший его затянутую отложным воротничком шею.

– Джейсон Стенли. Старшая школа Ист-Линфилд.

Мой мозг все еще тщетно пытался осознать происходящее. Я никак не могла совместить две картинки – Джейсона Стенли и нью-йоркское метро. Что он делал здесь, в моем городе, в жизни, которую я построила, чтобы никогда не прикасаться к своей прежней?

– Точно, – выдавила я.

Джейсон Стенли потерял большую часть своих волос и прибавил в весе, но в нем еще сохранилось что-то от того милого мальчишки, в которого я когда-то была влюблена и который затем разрушил мою жизнь.

Рассмеявшись, он подтолкнул меня локтем.

– Ты была моей первой девушкой.

– Ну, – произнесла я, потому что правильным мне это заявление не показалось. Я никогда не думала, что Джейсон Стенли был моим первым парнем.

Разве что первой влюбленностью, превратившейся затем в травлю.

– Ты сейчас занята? – Он взглянул на часы. – У меня есть немного времени, если захочешь посидеть где-нибудь и наверстать упущенное.

Я не хочу наверстывать ничего упущенного.

– Вообще-то я сейчас иду на психотерапию, – сказала я по какой-то абсолютно тупой причине. Это просто оказалось первым оправданием, которое пришло мне в голову.

Я бы предпочла сообщить, что сейчас я иду с металлоискателем на ближайший пляж, чтобы поискать затерявшуюся в песке мелочь.

Я направилась к ступенькам, ведущим прочь из метро, и Джейсон последовал за мной.

– Психотерапия? – повторил он, все еще улыбаясь. – Надеюсь, не из-за того дерьма, что я устроил, когда был мелким ревнивым засранцем. – Он подмигнул. – Ты, конечно, производишь на людей впечатление, но явно не такое.

– Не знаю, о чем ты, – соврала я, пока мы поднимались по ступенькам.

– Правда? – сказал Джейсон. – Боже, какое облегчение. Я все время об этом думаю. Однажды даже пытался найти тебя в соцсетях, чтобы извиниться. Тебя же нет в соцсетях?

– Нет, нету, – сказала я.

Я, конечно, есть в соцсетях, но ему об этом знать необязательно. Я специально не использовала свою фамилию в соцсетях, потому что не хотела, чтобы меня могли найти люди вроде Джейсона Стенли. Чтобы меня вообще мог найти хоть кто-то из Линфилда. Я хотела бесследно исчезнуть и появиться в новом городе уже совершенно другим человеком, что я и сделала.

Мы вышли из метро и оказались на усаженной деревьями улице. Воздух уже начинал пощипывать кожу холодом – осень наконец-то поглотила последние отголоски лета.

– В общем… – В голосе Джейсона впервые зазвучало смущение, и он остановился, потирая затылок. – …я, наверное, оставлю тебя в покое. Когда я увидел тебя, то даже глазам своим не поверил. Просто хотел поздороваться. И извиниться, наверное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Остановилась и я. Потому что, черт возьми, я уже месяц твержу себе на разные лады, что мне надоело убегать от проблем. Я уехала из Линфилда, но это все равно не помогло. Джейсон здесь, как будто сама вселенная пытается дать мне пинок в нужном направлении.

Я сделала глубокий вдох и развернулась к нему, скрестив на груди руки.

– За что именно ты извиняешься, Джейсон?

Должно быть, по моему лицу он понял, что я солгала о том, что ничего не помню, потому что выглядел он как человек, которому очень стыдно.

Он судорожно вздохнул, виноватым взглядом уставившись на свои коричневые носки парадных ботинок.

– Ты ведь помнишь, какой ужасной была средняя школа? – спросил он. – Как ты постоянно чувствуешь себя не в своей тарелке, как будто с тобой что-то не так, и в любую секунду это могут понять все остальные. И ты постоянно видишь, как это происходит с другими детьми. Вчера ты играл с кем-то на улице, а сегодня он уже получил обидную кличку и его больше не приглашают на дни рождения. И ты понимаешь, что в любой момент можешь стать следующим, и поэтому сам превращаешься в мелкого засранца. Потому что если ты укажешь на кого-нибудь другого, то никто не будет присматриваться к тебе, правда? И я был твоим засранцем, то есть, я хочу сказать, какое-то время я был таким засранцем в твоей жизни.

Тротуар под моими ногами закачался, и на меня обрушилась волна головокружения. Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

– Если честно, я и сам не могу поверить, что сейчас все это говорю, – сказал он. – Просто я увидел тебя на платформе метро, и… Я должен был хоть что-то сказать.

Джейсон снова тяжело вздохнул. Сейчас он хмурился, и на его лице проступили усталые морщинки в уголках рта и глаз.

Мы такие старые, подумала я. Когда мы успели стать такими старыми?

Мы вдруг перестали быть детьми, и ощущение такое, словно это случилось за одну ночь, так быстро, что я не успела этого заметить, не успела отпустить все то, что раньше для меня имело такое большое значение. Не обратила внимание, что старые раны, которые когда-то казались глубокими рваными порезами, давно уже превратились в маленькие белые шрамы, смешавшиеся с растяжками и веснушками.

Я так долго отгораживалась от той маленькой девочки, так далеко от нее уехала, и чем это помогло? Я находилась в сотнях километров от родного города, и все же передо мной стоял оживший кусочек моего прошлого. Нельзя убежать от самой себя. Нельзя убежать ни от своего прошлого, ни от своих страхов, ни от тех частей себя, от которых ты хочешь избавиться, потому что они кажутся тебе неправильными.

Джейсон снова перевел взгляд на свои ботинки.

– На встрече выпускников, – сказал он, – кто-то рассказал мне, что у тебя все прекрасно. Работаешь в «О + П». Это же замечательно. Я даже, гм, купил недавно один номер и прочитал твои статьи. Это так круто. Похоже, ты повидала весь мир.

Мне наконец удалось заговорить:

– Да. Это… правда очень круто.

Уголки его рта растянулись в улыбке.

– Ты здесь живешь?

– Угу, – я откашлялась, прочищая горло. – А ты?

– Не, – ответил он. – Я по делам. Занимаюсь продажами. Все еще живу в Линфилде.

Я вдруг понимаю, что ждала этого годами. Момента, когда я наконец пойму, что я победила. Что я выбралась. Что я кого-то собой представляю. Что я нашла свое собственное место в жизни. Что я доказала, что не сломалась, в то время как человек, который поступил со мной наиболее жестоко из всех, навсегда застрял в маленьком жалком Линфилде.

Вот только чувствовала я совсем не это. Потому что Джейсон совсем не выглядел так, словно где-то застрял, и он точно не был со мной жесток. Он был здесь, в одном со мной городе, одетый в красивую белую рубашку, и он вел себя искренне    и доброжелательно.