Чужая колея - Евгений Александрович Соловьев

больше общаться и вообще вернуть хоть какое-то подобие атмосферы, которая царила короткие пять месяцев в доме у озера. Несмотря на то что внешние веселость и общительность Марка вроде бы никуда не делись, Паша очень быстро заметил появившуюся в друге равнодушную сдержанность в тех ситуациях, в каких раньше он просто фонтанировал неуемной энергией. Марк больше не задавал друзьям неудобных вопросов, связанных с семьей или с проблемами в бизнесе, не бросался разруливать чьи-то, никак его не касающиеся разногласия, не старался быть в центре внимания; избегал вторгаться в чужое личное пространство, но и свое оберегал с неумолимой строгостью, правда, делал это с неизменной маской жизнерадостного простака. Тюрьма меняет всех, кто ее прошел, хоть и каждого по-своему, и Паша лишь грустно посмеялся над своей наивной убежденностью: «вот выйдет Марк, и все у нас станет, как раньше».

О потерянном бизнесе Марк не сожалел, про Вику не обмолвился ни словом, похоже, окончательно перелистнув эту страницу своей дотюремной жизни. Его бывшая фирма под руководством новых собственников не просуществовала и года, за время его отсидки в городе расплодилось множество мелких таксомоторных контор, которые исчезали так же быстро, как и появлялись, и в целом этот рынок по-прежнему занимали частники-одиночки.

К немалому удивлению Паши, ожидавшего, что друг после всего произошедшего вряд ли сохранит интерес к прежним занятиям, Марк заявил о твердом намерении запустить свой бизнес заново. Единственным источником кредитования для вчерашнего зэка оставались друзья, но Рома неожиданно отказался дать в долг, сославшись на финансовые сложности. Паша по случайно доходившей до него информации знал, что дела у брата действительно идут неважно, и, сам с трудом находя финансирование для бурно растущей сети, смог одолжить Марку совсем небольшую сумму, с которой тот и попробовал крутиться.

Не сумев или не захотев способствовать сближению братьев, Марк совершенно неожиданно для Павла стал причиной сближения сыновей. Артем и Денис, семи– и шестиклассник, плохо помнящие дядю Марка до его временного исчезновения, теперь как-то дружно потянулись к нему, повадились после школы бегать в офис, чтобы вместе поугорать над приколами веселого дядьки, раскрыв рты, внимать наполовину выдуманным тюремным байкам, тусоваться в диспетчерской, слушая, как тетки-операторы ругаются с нерадивыми водителями или пьяными клиентами. Марк всегда с удовольствием уделял время пацанам, но главным итогом этих посещений стало то, что Артем с Денисом, раньше пересекавшиеся так же редко, как их родители, теперь начали по-настоящему много общаться.

Паша не знал, как относится к этому Роман, но сам считал, что если не родные, то пусть хоть двоюродные братья сохранят нормальные родственные отношения.

* * *

– Куда едем, Марк Григорьевич? – спросил водитель и, включив передачу, добавил с осторожной развязностью, как человек, хорошо изучивший привычки шефа и поэтому позволяющий себе иногда неформальный тон. – К Янке?

– Домой, – буркнул Марк, и водила, поняв, что на этот раз не угадал с настроением начальства, слегка приглушил льющуюся из динамиков попсу и начал осторожно разворачиваться на заполненной машинами парковке.

С большим трудом возродив свой таксомоторный бизнес, Марк редко садился за руль, предпочитая для перемещения между офисом и домом использовать одну из машин собственной конторы. Другие маршруты у него теперь случались редко – с момента выхода из тюрьмы прошло уже больше двух лет, но Марк так и не вернулся к прежним привычкам, бо́льшую часть свободного от работы времени проводил дома, лишь изредка выбираясь в гости к Паше или Роману, да два раза в неделю, словно по расписанию, навещая одну из «дежурных» подруг, которых периодически менял – без азарта, без особого увлечения, а просто так, словно подчиняясь когда-то заведенному порядку.

При выезде на площадь перед городской администрацией такси пришлось резко затормозить, чтобы пропустить две мчавшиеся на красный свет пожарные машины.

– Во, блин, торопятся, – недовольно проворчал водитель, – если б затормозить не успел, снесли бы нахер.

Метров через пятьсот из переулка выскочила ревущая сиреной «Скорая».

– Глядите-ка, Марк Григорьевич, «Скорая» в ту же сторону едет, видать, чего серьезное случилось.

Когда закончилась центральная часть города и за окном замелькали заборы частной застройки, впереди, над крышами домов и кронами высаженных вдоль улицы деревьев показались медленно ползущие в небо густые клубы черного дыма.

– Опа, вон они все куда, – произнес водитель с явным любопытством. – Похоже, на Тополиной горит. Марк Григорьевич, это у нас на пути, если пожарники раскорячатся, хрен проедем. Может, в объезд, переулками?

Предложение прозвучало не слишком убедительно, молодой водила был явно не прочь понаблюдать редкое зрелище.

– Езжай прямо, – откликнулся Марк после короткой паузы. – Проедем как-нибудь. В переулках этих только подвеску долбить.

Опасения водителя оправдались – улица делала плавный изгиб, после которого глазам открылась типичная картина ликвидации ЧП: мерцающий свет мигалок, суетливое движение людей в пожарных костюмах и синих комбинезонах «Скорой помощи», колышущаяся толпа любопытных на безопасном удалении. Один из заборов по правой стороне дороги зиял проемом распахнутых настежь ворот, за забором возвышалась двускатная крыша, из-под которой уже вырывались короткие языки пламени.

В одну из двух машин «Скорой помощи» фельдшер и помогающий ему пожарный торопливо закатывали носилки; того, кто на них лежал, было не рассмотреть – человек оказался по самую шею прикрыт белой простыней.

– Глядите, увозят одного, – принялся комментировать таксист. – Или обгорел, или надышался. А я ведь знаю этот дом, как-то раз забирал отсюда пассажира. Ничего так дом – большой, и пристройки во дворе разные, богато живут, короче. Ну, вернее, жили. А вон, видать, и хозяин, – показал он на мужика лет пятидесяти, провожавшего до «Скорой» носилки, а потом, когда машина стала отъезжать, заполошно оглянувшегося на горящий дом и вновь кинувшегося к воротам.

– Чего уж теперь суетиться, – произнес таксист с каким-то, показалось Марку, фальшивым сочувствием. – Теперь уж не потушить.

– Ты лучше вправо прими, – раздраженно скомандовал Марк. – Дай «Скорой» проехать.

– Ага, – таксист выполнил распоряжение, после чего услужливо предложил. – А что, Марк Григорьевич, вон там, по левой обочине, кажись, можно проехать. Может, попробовать?

Несколько секунд Марк сидел молча, словно не услышав вопроса, и задумчиво разглядывал языки пламени, бьющие из-под кровли теперь уже по всему периметру.

– Стой здесь, – наконец произнес он и, решительно распахнув дверь, вылез из машины.

Хаотичное нагромождение звуков, ранее приглушенных поднятыми стеклами и музыкой из магнитолы, обрушилось на него, словно симфония сумасшедшего композитора: утробный рев бьющего из окон и из-под крыши пламени смешивался со звонким треском горящего дерева, звучали отрывистые команды пожарных, стоящая рядом толпа зевак издавала многоголосый беспокойный шум, среди которого лишь изредка можно было различить отдельные фразы: «Хозяин-то, хозяин подойти не может», «Митрич это, сосед, Варьку, жену его, на «Скорой»