Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Все думали об одном и том же: Сухарь снова готов скакать в гандикапе Санта-Аниты.

Идея казалась бредовой. Победа Сухаря могла стать беспрецедентным случаем в истории скачек.

Ни одна из элитных лошадей не возвращалась на вершину славы после серьезной травмы и длительного простоя{514}. Мало кто из известных в прошлом скакунов старше пяти лет участвовал более чем в сорока скачках. Через пару месяцев Сухарю исполнится семь лет, он вдвое старше большинства своих соперников и принимал участие уже в восьмидесяти пяти забегах. Когда новость о возвращении Сухаря дойдет до любителей скачек, над Ховардом и его командой будут смеяться все, кому не лень. Но Смит, Ховард и Поллард верили в Сухаря.

Поллард захотел поехать вместе с ними. Он никогда не терял надежды снова участвовать в скачках, хотя, глядя на то, как он тяжело опирается на трость, на его худую бледную ногу, на слабое, отощавшее тело, мало кто мог с ним согласиться.

Его желание превратилось в настоятельную необходимость. Дело в том, что Агнес заметила у себя необычные симптомы и посетила врача, который сказал, что она беременна. Женщина посчитала, что врач ошибся. Она была уверена, что Поллард слишком слаб, чтобы зачать ребенка{515}. Но вердикт врача был однозначен: у Агнес будет ребенок.

Полларда новость в равной мере обрадовала и испугала. Он по-прежнему жил у Ховардов в качестве гостя. У него не было ни денег, ни дома, ни карьеры. У него был только Сухарь. Он сказал Ховарду, что хочет вернуться на трек вместе с конем. Ховард беспокоился за Реда, ведь доктор Бэбкок сказал, что Полларду нельзя приближаться к лошадям: одно неверное движение, удар, поворот – и он навсегда потеряет способность ходить. Ховард позволил жокею поехать с ними, но только в качестве сопровождения. Поздней осенью 1939 года холодным, ветреным днем Поллард и Сухарь отправились в Санта-Аниту, чтобы воплотить в реальность мечту, которая уже раз ускользнула от них.

Глава 22

Четыре здоровые ноги на двоих

В стойле Сухаря. Поллард ожидает решения Ховарда.

Декабрь 1939 года

(Библиотека USC, отдел специальных коллекций)

Чарльз Ховард умел эффектно появляться. В предрассветный час декабрьского утра 1939 года команда Сухаря с шумом, криками и гиканьем въехала в Санта-Аниту. Это мог придумать только такой человек, как Ховард. Они прибыли в роскошном модернизированном фургоне для перевозки лошадей, выкрашенном в красно-белые цвета конюшни Ховарда. Фургон был оснащен двумя музыкальными рожками, восемью фарами, четырнадцатью прикуривателями и роскошным стойлом с обитыми капком стенами. Задняя дверь открылась, и появились Смит и Сухарь. Смит повел лошадь прямо к рядам конюшен и завел в президентский номер, откуда выселил Каяка. «Вынужден отдать предпочтение лучшей лошади», – проворчал он. На рассвете прибыли первые фанаты. Все утро сотни поклонников приходили в конюшню номер 38, чтобы поприветствовать давнего кумира. Среди них был и Вульф. Сухарь подошел к двери стойла и потерся мордой о шляпу жокея.

Смит, понимая, что возвращение его лошади непременно вызовет полемику, пошел в наступление на прессу. Он вывел Сухаря из конюшни и оставил на открытом месте между конюшнями, где собравшаяся толпа журналистов могла на него поглазеть. Он заявил, что любой, кто сомневается в том, что конь в отличной физической форме, может подойти поближе и лично убедиться в этом. Он попросил фотографов крупным планом снять левую ногу лошади. «Если кто-нибудь думает, что я тренирую калеку, – сказал он, – я хочу, чтобы эти снимки служили доказательством, что это не так»{516}.

Скачки с призом в 100 тысяч долларов были назначены на 2 марта 1940 года. Это давало Смиту три месяца на подготовку лошади. И тренер приступил к работе. Он сбрил густую зимнюю шерсть Сухаря и взвесил коня. Тот весил 485 килограммов, на 9 килограммов больше, чем нужно. Смит беспокоился, что весовая нагрузка может повредить ногу лошади, поэтому вытащил желтый потник с капюшоном и пустил жеребца в легкий галоп. В конюшне он каждый вечер надевал на коня намордник, чтобы тот не съедал подстилку. Сухарь попытался сопротивляться, но конюху удалось закрепить намордник, не лишившись при этом пальцев. Постепенно лишний вес ушел.

19 декабря Смит решил, что коня пора испытать. Он оседлал Сухаря и повел его на трек для скоростной тренировки, первой после травмы. Все конюхи с волнением наблюдали, как Смит жестом велит наезднику сесть в седло. Словно отбросив в прошлое месяцы безысходной тоски, жеребец рванул с места и стрелой промчался мимо трибуны. Он вернулся с тренировки в прекрасном настроении. Конюхи выдохнули с облегчением.

Но радость была недолгой. Под вечер Смит пошел в секретариат, чтобы узнать о весовой нагрузке на гандикап Санта-Аниты, и не поверил собственным глазам: несмотря на почти год простоя, Сухарю назначили нагрузку в 59 килограммов, Каяку – 58,6 килограмма. Пробежав глазами список, Смит увидел, что всем остальным лошадям назначили не более 51,7 килограмма. Смит взорвался, как петарда. Он ворвался в офис и начал кричать о безответственности гандикапера. Собравшиеся работники ипподрома изумленно уставились на него. В полной тишине Том выдал речь продолжительностью в пять минут. Спустив пар, он взял себя в руки и гордо удалился.

«Ну и ладно, – проворчал Смит. – Мы все равно займем первое и второе места»{517}.

1940 год принес с собой тяжелые черные облака. Снег заботливо укутал каждую вершину Сан-Габриэль, но у подножия гор, на ипподроме были только дождь и раскисшая скользкая грязь. Смит запер Сухаря в конюшне, ожидая, пока погода улучшится, однако изменений все не было. Дождь лил день за днем. Снова и снова Смит откладывал тренировки Сухаря. Он проводил с воспитанником каждую свободную минуту, даже спал в конюшне, наблюдал, как конь ест, лично накладывал ему повязки на ноги, но не выпускал жеребца на тренировки. Напряжение нарастало. Сухарь был заявлен на участие в нескольких соревнованиях, и каждый раз его приходилось снимать. Толпы зрителей выражали негодование, пресса постоянно отпускала шпильки по поводу Смита и Ховарда. «Если Сухаря снова снимут с соревнований, – писал один из репортеров, – мы сможем увидеть его только на портретах». Работников конюшни охватила паника. Каяк потерпел сокрушительное поражение в своей первой скачке в 1940 году. Ни одной лошади Ховарда не удавалось победить.

Хотя Сухарь и был заперт в конюшне, вынужденный простой не повлиял на его популярность. Его имя по-прежнему было у всех на устах. Фанаты толпами шли в кинотеатр Пасадены, чтобы посмотреть «Жизнь Сухаря» – компиляцию документальных кадров о знаменитом скакуне. Этот фильм обошел по кассовым сборам даже всеми ожидаемый фильм Джимми Стюарта. Стильные дамские шляпки под названием «Сухарь» с вуалью-сеточкой стали последним писком моды в магазинах на Пятой авеню на Манхэттене. Шляпки стали первыми в линии продукции с его логотипом: игрушки, корзины для бумаг, два сорта апельсинов. Многие предприятия, от отелей до прачечных и юмористических журналов, использовали изображение жеребца в своей рекламе. Конь даже стал героем салонной настольной игры – одной из девяти, посвященных ему.

Когда в декабре Поллард, опираясь на палку, появился в дверях жокейской на ипподроме Санта-Аниты, там поднялся настоящий ажиотаж. Как раз перед началом сезона Томми Лютер, старый приятель Полларда, сидел в гольф-клубе Санта-Аниты вместе с несколькими другими жокеями, и они заговорили об огромном количестве жокеев, таких как Поллард, которые вынуждены были оставить работу из-за травм. Лютер так и не смог забыть смерть бедняги Сэнди Грэма, упавшего с лошади, на которой должен был скакать сам Лютер. Ему и пришла в голову идея предложить каждому жокею вносить по 10 центов после каждого забега плюс 20 долларов раз в год в общий фонд помощи жокеям, получившим травмы. Пять жокеев одобрили эту идею, а также договорились снова встретиться в гольф-клубе и привести с собой по паре коллег.

На следующее утро, когда Лютер пришел за своей лицензией жокея для зимней серии скачек, старый Пинк Уискерс и судья Кристофер Фитцджеральд вызвали его и принялись распрашивать о встрече. Лютер объяснил им смысл идеи с фондом. Пинк Уискерс обвинил его в попытке организовать профсоюз. Лютер отрицал это. Пинк Уискерс тут же на целый год запретил ему принимать участие в скачках из-за «вызывающего и угрожающего поведения»{518}. Этот запрет распространился на территорию всей страны.

Лютер отказался идти на попятную. Он сплотил вокруг себя жокеев, и каждую неделю наездники собирались в гольф-клубе. Вульф тоже был там, а также Спек Ричардсон и Гарри Ричардс. Но Поллард отказался присоединиться{519}. Хотя он как никто другой из жокейской братии нуждался в создании такого фонда. Два раза он чудом избежал смерти во время несчастных случаев на скачках и лежал в больницах долгие месяцы. Эти травмы полностью разорили его и оставили калекой. Теперь Поллард настойчиво пытался вернуться в седло, пусть даже рискуя остаться прикованным навсегда к постели, потому что не имел за душой ни цента, а вскоре ему предстояло стать отцом. Казалось бы, он должен был стать лицом создаваемого жокейского фонда.