Искушение чародея (сборник) - Андрей Рябоконь

Павлыш влетел на взгорок — внизу стоял Отель, и перед ним, у стола, собрались все жители: Урванцы, Окунь, Эмма, Домрачеев. Они раскладывали абсурдные вещи, привезенные с Земли, смеялись, спорили…

— В дом! — заорал Павлыш. — Все немедленно в дом!

Но они не поняли, только уставились на него удивленно. А птица была уже над Отелем. Она сделала круг, другой, легла на крыло, скользнула вниз и вдруг опустилась прямо на стол, на единственное еще пустое место. Сверху крылья ее были зеленые, с ярко-желтыми прожилками, хвост — золотистый, а хохолок на голове — нежно-малиновый. Глаза у нее были крупные, с медовым ободком, взгляд — хищный.

— Ух ты! — сказал Коля Урванец.

— Вот это да! — поддержал Эдгар. — Дядя Окунь, а можно ее погладить?

Птица потопталась, клацая когтями по деревянной столешнице, затем изогнула крыло и как будто почесала грудь. На сгибе у нее были пальцы, как у гоацина или у вымершего археоптерикса. Да и вообще выглядела она так, словно явилась из бездны времен, прямиком из какого-нибудь мелового периода.

Все это Павлыш разглядел уже вблизи: он подбежал к ограде, распахнул калитку и замер, не зная, что предпринять. Если тварь захочет кого-нибудь укусить, он ее вряд ли остановит, а вот напугать и спровоцировать может запросто, достаточно одного резкого движения.

Птица вдруг проскрежетала что-то знакомым металлическим голосом: раз, потом другой.

— Что это? — спросил Борис. — Смотрите.

В ответ снова раздался скрежет, а потом — уже другим, естественным голосом — птица выкрикнула нечто явно членораздельное, и тогда раздалось металлическое: «Желаю вам процветания. Это у меня переводчик, тлумач, толкователь, лжец».

— Ах, — сказал академик Окунь — и сел, держась рукой за сердце.

— Ух ты! — повторил Коля. — Па, у него такая же коробочка, как у вергилия.

— Погоди-ка, он и нам их оставлял, — вспомнила Светлана. — Минутку. — Она выбралась из-за стола и исчезла в доме.

Тем временем Эмма отстранила Домрачеева, который встал перед ней, едва появилась птица, — отстранила и шагнула вперед.

— От имени землян рада приветствовать вас. Я — глава нашей делегации, Эмма Николаевна Клемехина.

Переводчик заскрежетал, заухал — видимо, пытался перетолмачить ее имя. Птица слушала, по-куриному склонив голову набок. Потом по телу ее как будто прошла дрожь — перья вздыбились, хохолок развернулся веером, — и птица отчаянно замахала крыльями, крикнула и взлетела. Она пронеслась над столом и людьми, по спирали круто взметнулась вверх, а потом вдруг снова опустилась на край стола. Зачирикала, то и дело топорща перья и двигая пальцами.

— Простите, — сказала коробочка-переводчик. — Это непросто, сложно, дико, вызывающе. Нужно время, чтобы привыкнуть… чтобы понять. Но я-память понял. Я-память готов к общению.

— Вы знаете, зачем мы здесь: мы и вы? — аккуратно спросила Эмма.

— Чтобы пройти концерт, выживание, изменение мира, потрясение основ. Чтобы влиться в новую стаю. В Галактическое гнездовье.

Люди обменялись взглядами.

«Кажется, — подумал Павлыш, — пророчество академика Окуня сбывается. Понять друг друга будет нелегко… но все-таки мы недурно продвинулись для начала».

— Это хорошо. — Эмма хотела было кивнуть, но, видимо, сообразила, что для птицы такой жест может означать что-нибудь другое — скажем, враждебность. Она моргнула и продолжала говорить, стараясь не двигаться и сохранять бесстрастное выражение лица. — Мы не знаем условий… эксперимента. Но, по нашему мнению, это неважно. Вы и мы… нам есть о чем поговорить, о чем рассказать друг другу. Думаю, именно этим мы и займемся — к взаимному обогащению.

— Мы тоже не знаем условий, — сказала птица, выслушав перевод. — И мы согласны с вашим предложением. Мы и сами хотели предложить то же самое.

Атмосфера слегка разрядилась, и следующие минут тридцать-сорок они просто знакомились: называли друг другу имена и рассказывали о себе.

Самоназвание и имена птиц ни воспроизвести, ни запомнить никто из землян не смог, так что в конце концов решили звать их ависами, а гостя — Отцом. Судя по его словам (точнее, по переводу, порой довольно туманному), Отец был главой семейства, которое ГЦ перебросил сюда, для дуэли-сражения-поединка. Полное имя гостя в переводе означало «отец семейства яростных и изобретательных инженеров-выращивателей», что скорее сбивало с толку, чем что-либо объясняло.

— …И это, — добавил позже академик Окунь, — мы еще не учитываем одной простой возможности: авис мог нам лгать, осознанно или нет.

— Мог, — согласилась Эмма. Она рассеянно погладила Скунса, которому наконец позволили вернуться из дома во двор. — Однако пока ничего явно подозрительного или, допустим, непонятного я не заметила.

— Это не значит, что ничего подобного не было, — спокойно заявил Домрачеев. — Все зависит от интерпретации. Каждый из нас совершил некие действия, а другая сторона увидела в них определенный смысл. Но верно ли мы расшифровали эти самые действия? И ведь надо еще держать в голове, что расшифровывать можно по-разному. Нужно даже! Не понимаете?

Эмма покачала головой:

— Что уж тут непонятного?

— Да нет, — вмешалась Светлана, — пусть Михаил объяснит, для остальных.

— Ну, собственно, — сказал Домрачеев, — возьмем простой жест: покачать головой, да? Но это может быть чисто физиологическая реакция: допустим, в ухо попала вода. А может, и осознанная: Эмма Николаевна хочет нам сообщить, что не соглашается со мной… точнее, конечно, с моими тезисами. В принципе, этот жест способен означать еще одно: нам дают понять, что отрицают мое утверждение, но на самом деле реакция выражает раздражение, направленное лично на меня или вызванное другими факторами: усталостью, болезнью…

— Это все азы, Михаил Игоревич. — Эмма отпихнула от себя Скунса и встала. — Но на практике приходится модель упрощать. Иначе мы превратимся в параноиков. Во-первых, переводчики ГЦ до сих пор работали вполне адекватно. У меня есть, знаете ли, некоторая практика. А во-вторых… действия ависа полностью соответствовали нашим ожиданиям и нашим интерпретациям.

— Не полностью, — уточнил Борис. — Были по крайней мере две странных реакции. Первая — когда вы представились. Вторая…

— Вторая — когда вручали ему подарок, — подхватил Федор Мелентьевич. — А ведь вы правы, Борис! Просто во втором случае все произошло слишком быстро… н-да… Но что бы это значило?.. Надеюсь, мы в конце концов выясним.

История с подарком действительно выглядела странно. В какой-то момент, когда первое знакомство завершилось, Эмма сочла уместным сделать Отцу презент. Он уже некоторое время поглядывал на вещи, выложенные вокруг него, и Эмма, кашлянув и оглядевшись, выбрала наконец блюдо с амурчиком. Она подняла и протянула его Отцу:

— Мы привезли с собой несколько артефактов, которые отображают этапы развития нашей цивилизации. В знак дружбы и расположения мы хотели бы подарить вам один. Это посуда — предмет, с помощью кото…

Договорить ей не удалось: авис слушал со все возрастающим беспокойством, топорщил перья и нервно, судорожно сжимал пальцы. В конце концов он распахнул клюв — больше, впрочем, похожий на ороговевшие челюсти с двумя рядами мелких, острых зубов — и едва слышно зашипел.

Эмма осеклась, побледнела, но не отступила.

Положение спас академик Окунь. Отстранив девушку, он пробормотал:

— Вряд ли Отцу будет… э-э-э… удобно нести такой увесистый предмет… да и амурчик этот, с оружием… Хм… да… Я полагаю, в качестве первого презента намного уместнее вручить… н-да… сие.

«Сие» оказалось карандашом и белым листом бумаги. Сама идея письма ависа, кажется, не удивила, но карандаш и бумага — привели в неописуемый восторг. Далее последовали многочисленные объяснения с примерами, Отец ловко ухватил карандаш и сумел изобразить ряд геометрических фигур, а затем даже попытался скопировать свое имя на русском. Инцидент был исчерпан, и о нем бы забыли — если б не Урванец-старший.

Павлыш, к собственному своему стыду, тогда на случившееся внимания не обратил. По правде говоря, после того, как стало ясно, что никакой опасности нет, все мысли Славы были сосредоточены на одном.

Все-таки, спрашивал он себя, мне показалось или я действительно слышал, как она всхлипывала в столовой? Показалось — или действительно?

И если действительно — то почему она всхлипывала? Почему?!

Ответ он, разумеется, знал, но верить в него не хотел ни за что на свете.

5

— А по-моему, это гениальная идея, — сказал Павлыш. Он шел справа от нынешнего подарка и жалел, что не сообразил надеть самую обычную кепку. Рассветное солнце (или что там создатели Muzoona использовали вместо солнца) пронзало туман золотыми копьями, слепило глаза. Где-то в придорожной рощице пели птицы. — Правда гениальная. Чтоб не зазнавались.