Искушение чародея (сборник) - Андрей Рябоконь

— Интересно, — сказал Домрачеев, — они всем этим торговать собрались?

Павлыш фыркнул:

— Я, конечно, слышал историю про то, как Колумб менял бусы на золотые слитки, но наши аборигены уже освоили межпланетные полеты. Ты действительно думаешь, что они придут в восторг от юлы или бюстгальтера?

— Это подарки, — бросила из-за перегородки Эмма. — Мы расскажем в ГЦ о том, чего достигло человечество, какие изобретения совершило.

— Не проще ли было воспользоваться для этого, собственно, одним из его изобретений: голографическим проектором? Не пришлось бы тащить с собой весь этот хлам.

— Академик Окунь настоял на том, что голо не заменит предметы материальной культуры. И лично решил проследить за погрузкой… а он — великий человек, однако склонен к некоторой избыточности. Но это, — добавила она, — вообще говоря, не ваша забота.

— Ага, — заметил Павлыш, покидая раздевалку. — Вот и вопрос, вот и загадка: а что, вообще говоря, — наша забота? Никто ничего не знает, это ясно. Но предположения-то вы строите, Эмма Николавна? Основываясь на вашем уникальном опыте общения с представителями Галакцентра?

Хлопнула дверца, Эмма вышла в коридор, уже переодетая в облегающий иссиня-черный костюм. Ровно такие же были на Павлыше и Домрачееве.

— Так или иначе, мы сами тоже оказываемся в роли наблюдателей. Вот в этом наша задача и состоит: внимательно смотреть и делать выводы. Не на меня, Павлыш, и не сейчас; я говорю об инопланетянах и том месте, где мы окажемся.

— Это он тренируется, — сказал Домрачеев. — Значит, мы будем в роли этаких бравых разведчиков?

Девушка поморщилась.

— Скорее в роли исследователей, которые оказались на неведомом острове.

— А это, стало быть, наш Пятница? — Домрачеев кивнул на человечка, который уже семенил к ним по проходу. Размером с трехлетнего ребенка, однако лицо взрослое, а глаза… что-то с ними было не то, и Павлыш не сразу сообразил: да ведь они выпуклые и вращаются, как у хамелеона!

— Добрый день! Вы последние из прибывших гостей? — Голос у него был металлический и звучал как будто прямо из груди. Из черного коробка, приколотого к одежде. — А где же Академикокунь?

— Он вот-вот закончит с погрузкой и явится, — пообещала Эмма. — А вы?..

— Я ваш спутник, провожатый, гид, вергилий.

— Кто? — изумился Домрачеев.

— Потом, — одернула его Эмма. — Скажите, любезный, а где находятся остальные?

— В криокамерах, готовы к старту, началу, полету, транспортировке. Если Академикокунь задерживается, я сопровожу вас на корабль; сам он найдет дорогу.

— Академик, — пояснила им Эмма, — уже бывал на корабле — когда обсуждали погрузку подарков.

Они двинулись вслед за человечком, который — вопреки ожиданиям — двигался чрезвычайно проворно и даже как будто плыл над коридором. Однако следы на полу он оставлял — небольшие темные пятна — вроде капель, что ли…

— Слушайте, — шепнул Павлыш Эмме, — как такое может быть? Во всех сводках всегда подчеркивалось, что земляне — уникальный случай во Вселенной, ни одна гуманоидная форма жизни, кроме нас, ГЦ не известна… Откуда он тогда взялся? Самозародился в недрах собственного корабля, как средневековая мышь?!

— Горюете о собственной уникальности, Павлыш? Не переживайте, это — вергилий, робот, с их помощью ГЦ общается с нами. Видимо, они заметили, какой шок испытывает обычный человек, столкнувшись с рокошами или с блур-ашаграми. Вот и решили сгладить эффект.

— Глупо, — сказал Домрачеев. — Это же еще жутче: такой кадавр, почти похожий на нас, но не совсем.

— Вы двое, да поймите же наконец! То, что с нами происходит… Ошибки — это неизбежность. Не бывает контакта без ошибок: различные знаковые системы, ценности… да все разное! Наша задача в том и состоит, чтобы с помощью ошибок выявить разницу между ими и нами — выявить и научиться воспринимать ее как должное.

— Так что, — уточнил Павлыш, — значит, мы с Домрачеевым прощены? Ну, за ту глупую шутку с перепутанными именами? Если уж ошибки неизбежны… Общей пользы для — а?

— Да! — подхватил Миша. — Эмма… э-э-э… Николаевна, будьте милосердны, дайте нам второй шанс!

— Никогда! До тех пор, пока вы называете меня по отчеству, это категорически исключено.

Она с видимым удовольствием посмотрела на их растерянные лица, усмехнулась краешком рта и ускорила шаг. Вергилий ждал у лифта, рядом с панорамным окном, из которого открывался вид на станцию.

За окном, под черным, усыпанным мелкими звездами небом, громоздилась кургузая туша корабля. В странных обводах, в шрамах на обшивке, в нечитаемых символах — во всем проглядывало нечто чуждое, пугающее. Враждебное.

— Кстати, — обратился Павлыш к вергилию, — я как доктор экспедиции, посольства, команды, экипажа должен поинтересоваться: что насчет скафандров? И каковы условия в вашем корабле? Они пригодны для жизни человека? К тому же, как я понимаю, нас ждет прыжок через нуль-пространство — он безвреден? А на Мазуне — там мы сможем ходить без скафандров? Где мы будем жить? Чем питаться?

Вергилий нацелил на Славу оба своих глаза, едва слышно клацнул чем-то, вздохнул.

— Особенности вашей жизнедеятельности, — сообщил ровным голосом, — безусловно, учтены. Прыжок не причинит вам вреда. Скафандры на корабле носить не придется: большую часть времени вы будете находиться в криованнах.

— А на Мазуне?

— Мазун изготовлен так, чтобы наиболее комфортным образом соответствовать запросам каждого дуэлянта, бойца, поединщинка, сражателя.

— Нет такого слова — «сражатель»… — Павлыш запнулся и обернулся к Домрачееву и Эмме. — «Дуэлянта»?! Нам что, предстоят гладиаторские бои?!

— Вам предстоит сойтись в поединке, сражении, битве, сечи с теми, кто подобен вам… но и отличается от вас. — Похоже, вергилию (а точнее, коробочке-переводчику у него на груди) было непросто подбирать нужные слова. — Победитель будет принят в Галактический центр и признан равноправным членом содружества.

— А проигравший?

— Проигравший не имеет значения, продолжения, бытия, — сказал вергилий. И добавил, кивнув на распахнувшиеся двери лифта: — Прошу. Вам пора на корабль, в криованны. Времени совсем мало.

Часть вторая

Поединок

Барыня. Вертопрахи на поединки выходят, шпагами колют друг друга. Весело!

А. Н. Островский. Гроза4

Когда впервые зазвонил телефон, Павлыш стоял у окна и смотрел в сад, наблюдал за призраками. Как раз сегодня Слава закончил читать жильцам курсы оказания первой помощи и до вечера был свободен. Настроение было смутное и сплинное, он отправился к себе в комнату вздремнуть после обеда — так, на полчасика, — но прямо над его головой братья Урванцы затеяли ограбление поезда, и бой, судя по звукам, завязался нешуточный. Тогда Павлыш подошел к окну посмотреть, что за погода на дворе и не прогуляться ли ему до Пленки и обратно.

Это входило в его обязанности: раз в пару дней совершать обход территории. Каждый здесь занимался делом, пусть даже на первый взгляд совершенно бессысленным. Они сразу договорились, и Эмма только была за (редкий случай!) — им необходимо иметь какое-нибудь занятие. Чтобы не разлениться окончательно, чтобы не потерять сноровку и тонус.

В конце концов, им ведь ясно сказали — предстоит некий «поединок», некое «сражение». Черт его знает, какое именно, однако глупо было бы лежать на печи и надеяться на авось. Может, оно даже уже началось, может, в том и заключается проверка?..

Словом, все по мере сил и возможностей чем-нибудь да занимались. Выбор был не так уж велик, но все-таки. Академик изучал обстановку в Отеле: каждый предмет мебели и каждую картину, кастрюли, часы, ковры и зеркала. Светлана и Борис Урванцы — родители бандитствующих Эдгара и Коли — брали пробы земли, воды, растительных тканей, совали все это под микроскоп и, кажется, были в совершеннейшем восторге от увиденного. Эмма инвентаризировала всю ту барахолку, которая приехала в Отель благодаря усилиям академика. Домрачеев обнаружил в себе недюжинные способности к огородничеству и садоводству, так что большую часть времени проводил на заднем дворе Отеля.

Благодаря Мише группа была обеспечена свежими овощами и фруктами (по крайней мере, уточнял язвительный Павлыш, именно Домрачеев приносил их на кухню). Готовили по очереди, согласно составленному распорядку, хотя вскоре пришлось освободить от этих обязанностей Окуня — из банальной заботы о здоровье окружающих.

Каждый день после обеда читали лекции. Эмма — по теории лингвистики, Урванцы — об инопланетных формах жизни, академик Окунь — о том, как материальная культура отображает особенности мышления той или иной цивилизации. Домрачеев решил соригинальничать и потчевал всех сказками разных народов, а Павлыш — единственный из всех — сделал упор на знаниях практических и архиважных. Потому что сказочки сказочками, а случилось что — каждый должен уметь оказывать первую помощь.