Знак Дракона (сборник) - Сергей Казменко

Рихтеру повезло, он жил в прошлом веке, когда нашего отдела не существовало.

Та-ак, что там дальше? А, рапорт о спешном свёртывании работ, масса смет и ведомостей к нему в виде приложения. Ну, конечно, ведь столько оборудования пришлось досрочно дезактивировать, не позавидуешь руководству экспедиции. Эти документы, конечно, ни один наблюдатель в своём уме изучать не будет. Поэтому — забыть о них. Хотя я их изучал, будь они неладны.

А вот, наконец, и меморандум об организации специальной программы «Кабенг». Развёрнутый план работ по изучению разумной жизни на Кабенге, пересмотренный план работ, вторая редакция пересмотренного плана. Очень похоже на то, что план пересматривался по достигнутым на отчётный период результатам, но попробуй теперь докажи это. И вопрос надо ли? Отчёты об экспедициях 526-го и 529-го годов. Доклад об установлении первичного контакта с онгерритами. Снова вопрос — можно ли считать контактом? Правда, надо отдать им должное, они сами этот вопрос поднимают, вот здесь, на последней странице доклада. Отчёты о продолжении работ во время второго периода доступности с 589-го по 586-й год. Всё это я, конечно, помню. Гораздо лучше, чем помнил бы простой наблюдатель, выполняющий рутинное задание, но это не беда — вряд ли кто-то обратит на это внимание. А вот, наконец и наше время. Период доступности с 647-го по 682-й год. Одних ежегодных докладов больше двух тысяч страниц, не говоря уже о приложениях. Решение 658-го года о комплексном воздействии. Отчёты, сметы, справки. Чёрт ногу сломит. Именно так должно всё это представляться рядовому инспектору Академии, изучавшему отчёт группы лучших инфоров, которые в течении месяца исследовали проблему Кабенга…

Когда капсула замерла, наконец в объятиях фиксаторов и стала медленно погружаться в шахту, ведущую к приёмной камере, я сделал то, что предписывалось инструкцией. Три команды — и все мои записи в мнемоблоках, сделанные при углублённом анализе информации о Кабенге, были стёрты. Лишать себя памяти самое трудное, пожалуй, в нашей работе. Ведь вся наша жизнь — это то, что мы о ней помним. Но я не имел права ступить на Кабенг, владея этими воспоминаниями. Ставка была слишком велика, чтобы рисковать. Конечно я помнил — не мог не помнить своей обычной, человеческой памятью этот сумасшедший месяц в Академии и восемнадцать суток полёта на «Лонготоре», но бесчисленные данные о Кабенге и связи между этими данными, прошедшие за это время сквозь моё сознание и зафиксированные в мнемоблоках, были стёрты. Я помнил теперь лишь то, что было доступно рядовому наблюдателю. Такая у меня работа.

К счастью, никто не встречал меня. Им тут было не до таких формальностей, и у меня было время немного прийти в себя и освоится со своим новым положением. Первое время пробелы в памяти всегда раздражают, но потом понемногу к ним привыкаешь. Когда открылся люк, я встал с кресла, потянулся, причесался перед зеркальной мембраной. Потом надел форменную куртку с погонами инспектора третьего ранга этот маскарад раздражал меня в течение всего полёта, но деваться было некуда, потому что инспекторов высшего ранга никогда не назначают наблюдателями — взял свой Кейс и впервые ступил на землю Кабенга. Хотелось спать сказывалась усталость от проделанной работы — и я даже зевнул, прикрыв рот ладонью. Потом отыскал глазами указатель выхода и двинулся к нему через пустой зал приёмной камеры.

Я должен был побывать на Кабенге и вернуться. Только и всего.

2

Когда я вошёл Граф встал мне навстречу.

— Прости, что не смог тебя встретить. Только час назад узнал, что ты прибываешь, — сказал он, протягивая руку. Он улыбнулся, и я сразу понял, что дело неладно. Потому что это была не его улыбка. Проклятье моей работы — инспектировать своих друзей.

Если бы только инспектировать…

— Я и не ждал встречи, — ответил я, пожимая его руку, — при такой загруженности как у вас, только и не хватало, что встречать какого-то наблюдателя.

— Какого-то наблюдателя я бы действительно встречать не стал, — сказал он, усмехнувшись. — Наблюдателей здесь, к сожалению, хватает. И не только официальных. Но ты-то для меня не только наблюдатель. Надеюсь, что и я для тебя человек не посторонний. Садись, рассказывай, с чем пожаловал, — указал он на кресло у стола. За те несколько лет, что мы с ним не виделись, он почти не изменился. Энгие Гейраф, которого все — и друзья, и подчинённые, и даже начальство всегда называли и всегда, наверное, будут называть в глаза и за глаза попросту Графом, против чего он никогда не возражал, выглядел, как всегда, эффектно. Он был из тех природных красавцев, кто выделяется в любом окружении не столько из-за самой красоты, сколько из-за непохожести на всех остальных. И с возрастом это свойство выделяться только усиливалось. Вот только глаза его мне не нравились. Какими-то чужими стали его глаза за эти годы. Может, просто потому, что сам я сильно изменился и смотрел теперь на него по-другому. Всё-таки, мы не виделись лет восемь.

— Всё было изложено в том сообщении, которое ты получил, — сказал я, усаживаясь в кресло, — мне поручено изучить на месте состояние дел, составить отчёт. Рутинная работа.

— Рутинная говоришь? Тогда почему такая спешка? Почему нас заранее не предупредили?

— Тебе ли не знать о методах инспекции?

— Твоя правда, мне ли о них не знать, — задумчиво сказал он, глядя куда-то мимо меня, — у меня все эти инспекции в печёнках сидят. За те три года, что я здесь, собственно на работу затрачено не больше половины времени.

— Без причины вас здесь не стали бы инспектировать.

— Может, причина-то как раз в том, что нас слишком часто инспектировали, — сказал он раздражённо. — Тут дел невпроворот, а они знай себе посылают инспекцию за инспекцией. Как будто этим можно помочь.

— Ну я-то, в конце концов, не инспектор. Просто наблюдатель.

— Сегодня наблюдатель, завтра инспектор. Что я не знаю, как это делается. Ведь трёх же месяцев не прошло, как спровадил последнюю инспекцию. И главное, — всё больше раздражаясь, говорил он. — Ну хоть бы какая польза от всего этого была. Ну хоть бы малейшая! Я им говорю: не хватает людей, не хватает транспорта, не хватает спецоборудования для бурения и для синтеза. Я получаю хоть что-то? Нет. Они присылают тебя.

— Ну это, я думаю, ещё не самый худший вариант.

— Хоть какая-то радость, — он невесело усмехнулся, посмотрел на меня — впервые, наверное, с тех пор, как мы сели — сказал:

— А ты здорово изменился, Алексей. Так и живёшь один?

— В общем, да, — ответил я. Что тут ответишь?

— Ты знаешь, — сказал он, немного помолчав, снова глядя куда-то в сторону. — Я ведь виделся с Хейге. Года три назад, перед самой отправкой на Кабенг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});