Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - Андрей Ястребов

Информация устарела. Все богатые, точнее, очень богатые люди непонятно где живут, но в свободное время их фотографии появляются в журнале «Forbes», публикующем их фотографии.

Итак, пора обращаться к олигархам – одним предложением – «письмом Счастья»:

«Парни, реабилитируйте себя, ведь никто из нас не верит в ваши честные деньги, на наших глазах вы богатели, мы знаем как, мы читаем интервью с вами, мы хохотали, вы не изобрели Microsoft, ах, ваше Сколково, а пока вы ничего не создали, вы ни секунду не творили, все ваше творчество – это протоптать путь к сердцу естественных монополий, поэтому вас любят только родители и любовницы, а для нас вы некрасивы, ваши яхты интересуют только тех, кто любит читать про чужие яхты, народ вас не уважает, даже в анекдотах про вас не чувствуется благожелательности, и не потому, что вы богаты, а оттого, что люди средние и неинтересные, не созидатели, ощущение не покидает, что вы до сих пор носите любимые кооперативные штаны „Abbibas“, спонсировать акции-междусобойчики – это не культура, а блажь, займите хоть какую-то социальную позицию действенно артикулированную, цивилизованную, главное – цивилизованную, вам есть куда уехать, а народцу-то деваться некуда, где, как говорится, родились, Пушкина не отбирайте, превозмогите себя, сдержитесь от привычки воровать, посоветуйте, чтобы не как с ваучеризацией, помогите национальной объединяющей идее хоть с культурой – этой игрушечкой народа, и счастье вам тогда прибудет, и народ сложится и закажет вам что-нибудь французское с пузырьками, и Рождество наступит раньше срока, настанет для вас социальный рай De Luxe…»

Социальная позиция олигархов должна заключаться хотя бы в том, чтобы запустить реакцию, вложить энергию, продемонстрировать, что миллиарды баксов нажиты трудом, смекалкой и умом, а не тем, чем на самом деле.

Олигархи должны показать народу – или тем, кого они называют населением, – что они умные, энергичные люди, которые могут катализировать столько процессов, что России хватит до охлаждения солнца.

Олигаршечки, вы попытайтесь, исполните желание каждого из вас – надо однажды начать жить осмысленно. Ведь деньги, вы сами в этом убедились, не имеют того смысла, который вкладывается в них нуждающимися, это явно ускорит исполнение ваших желаний, о которых вы даже не подозревали.

Олигархичечки, милые, возьмите хотя бы интеллектуальное шефство над проектом «Пушкин», кому как не вам доверить «наше все», кому как не вам, мудрым людям, рачительным хозяевам, активным финансистам, энергичным деятелям, осторожным аналитикам!? Докажите, что вы и есть такие – мудрые, рачительные, активные, энергичные и еще талантливые, красивые, сильные, мужественные…

Многое, конечно, зависит от тысячи причин. Но и от вас лично.

Потом вы расскажете на Дне знаний, как сделали Пушкина народным достоянием.

...

МЫСЛИ НА ЛЕСТНИЦЕ

ЕСЛИ БЫ COCA-COLA БЫЛА НЯНЕЙ ПУШКИНА. ПРОСТИ, АРИНА…

О Пушкине привычно говорить – он наша печка, он наше все. Отвлеченные теории, хрестоматийные лозунги подверстываются под почти живую действительность почти живого классического наследия. При этом сама наша действительность – современная хаотичная – игнорируется, но торжествует академическая рассудочность теории и торжественная праздность юбилейных восторгов. Теория и юбилейность с необыкновенной легкостью применяются к Пушкину, к поэту, автору слов нашего любовного чувства – реальности каждого из нас и нашей культуры.

Кризис классики – это не сезонное недомогание, против которого можно бороться домашними средствами, это культурный коллапс идеологии. Пушкин, становясь просветительским, морализаторским, культурно-витаминозным проектом, попадая в особый тип информационного и коммерческого пространства современности, проигрывает консьюмеристским и медийным брендам. Видимо, сегодня нужно смотреть не только на вершины великой культуры. Пора разобраться, что под ногами и вокруг.

Пушкина у нас украли давно и заменили памятником.

Пушкин напоминает циклопическое сооружение, которое в дни круглых дат покрывается юбилейной позолотой, подновляются отпавшие куски, а потом в будни у опекушинского идолища народ ворует цепи, сдает их на металлолом, мэр выписывает деньги, новые цепи занимают свое место. Сплошной официоз, криминал, бытовуха.

При сложившемся отношении к классике, неровен час и очень скоро у бронзового памятника Пушкина обнаружится диарея, бессонница и простатит.

Сомнений нет, когда возникнет вопрос о ремонте нерукотворного памятника, власти пригласят недорогих китайских рабочих…

Все равно, нам есть чем гордиться. Как мы гордимся! А что остается делать… Чем еще гордиться?! В фильме «Реальная любовь» премьер-министр Англии произносит программную речь, в которой перечисляет предметы гордости своей страны: Шекспир, Битлз. Правая нога Бэкхема. Левая нога Бэкхема. Признаться, не густо. Хотя, добавим от себя. Англии есть еще чем гордиться – супербрендами, которые в ХХ веке выглядят похлеще Шекспира – агент 007 и Гарри-тот-самый-Поттер.

У нас будет похуже. Пушкин – да. А о безногих российских футболистах говорить не приходится. Социально и культурно востребованных массовым потребителем литературных героев тоже нет. Ах. Ах. И ах.

И все же… Имперский Пушкин сегодня неактуален. Он был хорош в мире патриархальных ценностей, рядом с советским балетом и цирком, в ситуации явно осознаваемой зависимости человека от семьи, школы, государства.

В наше время Пушкин стал чем-то сверкающим, возвышенным и декоративным. Школьный Пушкин – наследственный грех отечественной ментальности, грех с почтенной родословной, идущий от Белинского. Школа, рассуждая о Пушкине, цитирует прежде всего критика, а не поэта.

Бог с ней, со школой. Несчастная она, недомогающая. Какой с нее спрос: велено делать так, а не иначе – будем делать, как велено. Сегодня в силу государственной близорукости и общественного пофигизма именно школа стала олицетворением нашей общей без-будущности.

Так называемая, культурная общественность? О, эта публика наиболее подвержена обидам непонимания, фантомным болям, обвинениям всех и вся, кроме себя, в безнравственности.

Беда в том, что нам непонятно словосочетание «общественная солидарность», нам неясна мысль, что все мы вместе – это уже хоть какое-то реальное согласие. Мы не умеем договариваться. Мы не хотим слышать друг друга. На каждую проблему у нас найдется сотня более важных. Вот, к примеру, придет человек и скажет: «У меня есть мечта…», а потом ее озвучит – красивую и свежую. Что мы ему хором ответим? А вот что: «Да пошел ты, со своей мечтой, у нас самих этих мечтов хоть задницей ешь, нам бы сначала жилищно-коммунальные проблемы решить, шубку жене на зиму справить, в Турцию съездить».

Зря мы так. Вот в 1950-е годы Мартин Лютер Кинг громко сказал: «У меня есть мечта…» И что? А вот что: через четверть века негров стали называть так, как они этого захотели: афроамериканцами. Захотели бы иначе – назвали бы иначе: мечтами, турциями, шубками. И все это случилось из-за того, что у парня была мечта и все остальные согласились: «Да, согласились, классная какая мечта у парня».

Возвратимся к себе. Очень легко утопить хорошую идею в скептических репликах экспертов, аналитиков и профессионалов. А кто, кстати, в предлагаемом нами проекте может претендовать на звание экспертов, аналитиков и профессионалов? Филологи? Чиновники? Учителя? Члены президентского совета по культуре? Экономисты? Политологи? Скрипачи-виртуозы? Хоровики-песенники? Продюсеры? Академики от культуры? Поп-певцы?

Великий филолог Роман Якобсон, говорят, не желал, чтобы великий писатель Владимир Набоков преподавал в Гарвардском университете, и, в ответ на слова о том, что Набоков – большой писатель, говорил, что слон тоже большое животное, но слона никто кафедру зоологии возглавлять не зовет.

Да пусть кто угодно – хоть Набоков, хоть слон, главное, чтобы они воспринимали идею адекватно, как проект настоящего и будущего.

Так или иначе, нужно понимать, любые инновации и уникальные предложения – преходящи. Все быстро заимствуется, новости мгновенно устаревают, нужно всегда искать новые подходы. Главное, нужны идеи. Новые идеи.

Специалисты хороши на своем специальном месте. Когда они сталкиваются с пограничными областями своих профессиональных дисциплин, способны ли они без карикатуры и ненависти формулировать рациональные аргументы, привлекать необходимые контрдоводы или доказательства, предлагать философский анализ проблемы, классифицировать, приходить к оптимальным решениям, минуя или стирая противоречивые нюансы?

Или всегда готовы лишь к ярлыкам и инвективам?…

Хорошая идея плюс здравый смысл плюс патриотизм плюс желание работать на общественное согласие – пусть под эгидой этого объединяются разные люди и приносят свои лучшие профессиональные качества.