Вся ваша ненависть - Энджи Томас

этого не допущу.

– Мы знаем, – говорю я. – Но, прошу, не ходи туда.

Отчасти мне даже не хочется его останавливать – я мечтаю, чтобы кто-нибудь надрал Кингу зад. Но только не Сэвен. Ни в коем случае. Я не могу потерять и его. Иначе я уже никогда в себя не приду.

Он вырывается, но уже не так резко. Я понимаю его досаду – меня саму трясет от злости.

Тут задняя дверь со скрипом открывается и захлопывается. Черт.

Мы замираем и слышим чьи-то приближающиеся шаги. В дверях возникает Аиша. Все молчат.

Сначала она просто смотрит на нас и пьет из красного пластикового стаканчика. Потом, продолжая молчать, слегка кривит губы, точно наслаждаясь нашим страхом.

Она принимается жевать лед и окидывает взглядом Криса.

– Кто этот белый мальчик и зачем вы привели его в мой дом? – А после, ухмыльнувшись, обращается ко мне: – По-любому твой, да? Так оно и бывает, когда ходишь в школу для белых. – Она опирается о дверной косяк. Ее золотые браслеты позвякивают, когда она вновь поднимает руку и делает глоток из стакана. – Я бы не пожалела денег, чтобы увидеть лицо Мэверика, когда ты привела своего ухажера домой. Черт, удивительно, что у Сэвена девчонка чернокожая.

Услышав свое имя, Сэвен точно выходит из транса.

– Ты можешь нам помочь?

– Вам? Помочь? – смеясь, повторяет Аиша. – С чем? С Деванте? По-твоему, я хочу ему помогать?

– Мам…

– Значит, теперь я тебе мама? – фыркает она. – А что случилось с «Аишей», а, Сэвен? Видишь ли, малыш, ты не понимаешь правила игры. Давай мама тебе кое-что втолкует, ладно? Когда Деванте обокрал Кинга, он сам напросился, чтобы его вздрючили, – вот и получил. А все, кто ему помогает, заслуживают того же, и уповать им остается лишь на свою выносливость. – Она снова смотрит на меня. – То же касается и стукачей.

Стоит ей окликнуть Кинга…

Она косится в сторону задней двери. В воздухе бурлят музыка и смех.

– Вот что я вам скажу, – говорит она, поворачиваясь обратно к нам. – Уводите своего треклятого Деванте из моей спальни. Весь ковер кровью заляпал, черт тебя дери. Еще и наглости набрался взять мое полотенце! Короче, уводи его и эту стукачку отсюда нахрен.

Сэвен говорит:

– Что?

– Оглох? Я сказала, уводи их из моего дома. И сестер с собой забирай.

– А их зачем уводить? – хмурится Сэвен.

– Затем, что я так сказала! Вези их к своей бабке, да куда угодно, мне плевать. Только с глаз моих убери. Я тут потусить пытаюсь, черт бы вас побрал. – Мы не двигаемся, и она рявкает: – А ну, живо!

– Я за Лирикой, – говорит Кения и уходит.

Крис с Сэвеном берут Деванте под руки и поднимают с пола. Тот корчится и ругается, а оказавшись на ногах, сгибается пополам и хватается за бок. Однако потом он медленно выпрямляется, делает вдох и кивает.

– Я в норме. Болит просто.

– Живо, – поторапливает Аиша. – Проклятье! Устала уже на вас смотреть.

Сэвен отвечает ей красноречивым взглядом.

Деванте настаивает, что может идти сам, но Сэвен с Крисом все равно берут его под руки. Кения с Лирикой на руках ждет нас у парадного входа. Открывая для них дверь, я оглядываюсь на задний двор.

Вот черт. Кинг встает со своего трона. Однако Аиша быстро выходит во двор и, прежде чем он успевает сдвинуться с места, встает перед ним. Положив руки ему на плечи, она что-то шепчет ему на ухо и усаживает его обратно. Он лыбится и откидывается на спинку, пока Аиша исполняет его желание и, повернувшись к нему спиной, начинает танцевать. Он хлопает ее по заднице. Аиша смотрит на меня.

Вряд ли, конечно, она меня видит, и вряд ли взгляд ее предназначается мне. Те, о ком она думает, уже идут к машине.

И тут я прихожу в себя.

– Старр, скорее! – зовет Сэвен.

Я спрыгиваю с крыльца. Сэвен подвигает свое кресло вперед, пропуская нас с Крисом и его сестрами назад. Едва мы усаживаемся, как он трогается с места.

– Ванте, тебе нужно в больницу.

Деванте отнимает полотенце от лица и смотрит на кровавые пятна.

– Переживу, – отвечает он, будто по одному взгляду на кровь понял что-то, чего не понять доктору. – Повезло, что Аиша нам помогла, мужик. Реально.

Сэвен фыркает.

– Она и не пыталась. Перед ней лежит полумертвый истекающий кровью человек, а ее заботят только тусовки и ковер.

Брат у меня умный. Настолько умный, что иногда ужасно тупит. Его мать столько раз его ранила, что теперь, когда она поступила хорошо, он в упор этого не видит.

– Сэвен, она нам помогла, – говорю я. – Сам подумай: зачем она велела тебе забрать сестер?

– Чтобы ей никто не докучал, как всегда.

– Не-а. Она знает, что Кинг слетит с катушек, когда заметит исчезновение Деванте, – говорю я. – А если дома не будет ни Кении, ни Лирики, как считаешь, на ком он будет отыгрываться?

Сэвен молчит. А потом произносит:

– Черт…

Машина резко останавливается, и нас бросает сначала вперед, а потом вбок, потому что Сэвен разворачивается. Он жмет на газ, и проплывающие мимо дома размываются пятнами красок.

– Сэвен, нет! Постой! – кричит Кения. – Нам нельзя возвращаться!

– Я должен ее защищать!

– Нет, не должен! – говорю я. – Это она должна защищать тебя. Вот она и пытается.

Машина замедляет ход и останавливается неподалеку от дома Аиши.

– Если он… – Сэвен сглатывает. – Если она… Он же ее убьет.

– Не убьет, – качает головой Кения. – До сих пор-то она как-то справлялась. Пусть поступает по-своему, Сэвен.

Тишину заполняет песня Тупака на радио. Он читает рэп о том, что мы должны начать что-то менять. Халиль был прав: Пак до сих пор актуален.

– Ладно, – вздыхает Сэвен и снова разворачивается. – Ладно.

Песня затихает.

– Это самая горячая радиостанция страны, «Хот 105», – вещает диджей. – Для тех, кто только к нам подключился, повторю: Большое жюри приняло решение не выдвигать обвинений офицеру Брайану Крузу-младшему по делу об убийстве Халиля Харриса. Наши мысли и молитвы сегодня с семьей Харрисов. Берегите себя.

Двадцать три

К бабушке Сэвена мы едем в тишине.

Я говорила гребаную правду. Я сделала все, что должна была, но этого все равно оказалось недостаточно. Смерть Халиля недостаточно ужасна, чтобы ее признали преступлением.

Только… черт, а как же его жизнь?.. Когда-то он ходил и болтал, как любой другой человек. У него была семья. Друзья. Мечты. Но все это не имело никакого долбаного значения. Он умер гангстером, который заслуживал смерти.

Вокруг нас гудят машины. Видимо,