Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

В последующие дни ему на каждом занятии давали понять, как далеко он зашел. Очевидно, в университете уже все прознали о его выходке. Некоторые студенты скалились, когда он проходил мимо, пихали его или опускали в его адрес глупые шутки. В особенности Ганс Альтмайер подтрунивал над ним при любой возможности.

– Дорогу доктору Фаустусу, нашему новому декану! – выкрикивал он, когда Иоганн входил в лекторий. – Говорят, он вскорости откроет собственный факультет. Будет преподавать там искусство гордыни и мудреной болтовни.

Остальные смеялись. Иоганн втягивал голову в плечи и садился. Довольно скоро он убедился, что магистры и доктора относились к нему уже не так благосклонно. Партшнайдер часто прерывал лекцию и обращался к нему напрямую.

– Это что касается теории идей Платона, – говорил он холодно и закрывал книгу. – Но, быть может, господину Фаустусу есть что сказать по учению Платона? Или греческие ученые для него недостаточно образованны? Как насчет небольшого экскурса, почтенный коллега?

Студенты снова смеялись, а Иоганн молча смотрел в свои записи.

Жизнь в университете стала невыносимой. Куда бы Иоганн ни ходил, что бы он ни делал, его избегали либо осыпали насмешками. Только Валентин остался ему верен и выгораживал его, когда Альтмайер со своими приятелями настраивал против него студентов. Иоганн сжимал кулаки в карманах, но сдерживал себя. Он понимал, что сделает только хуже. Создание латерны магики также застопорилось, поскольку им по-прежнему недоставало зеркала и еще кое-каких деталей.

Единственное, что ободряло его в эти дни, – это предвкушение новой встречи с Маргаритой. Иоганн считал дни до праздника архангела Михаила и писал короткие стихи на греческом, которые тотчас сжигал. Ночами юноша подолгу лежал без сна и рисовал в воображении простую жизнь с Маргаритой, в крестьянском доме вдали от Гейдельберга и университета, с кучей детишек… С этими мечтами он в конце концов и засыпал.

Под конец сентября, за два дня перед долгожданной встречей, ректор Галлус попросил его остаться после лекции. Иоганн приготовился к худшему.

Ректор окинул его суровым взглядом.

– Полагаю, нет нужды говорить, в какое положение ты поставил себя после тех слов в замке, – произнес он, протирая очки. – Ты должен понять…

– Я сегодня же соберу вещи, – прервал его Иоганн.

Йодокус Галлус замер в недоумении.

– Что ты такое болтаешь? Думаешь, раз на тебя налетел шторм, следует сразу же убирать паруса? Ты настолько слаб? Это не тот Фауст, которого я знал.

– И… чего же вы ждете от меня? – спросил Иоганн.

– Я ничего не жду, – ректор улыбнулся. – Я лишь передаю приглашение. Мой друг Конрад Цельтис хочет снова увидеть тебя. В этот раз наедине. По всей видимости, у тебя появился шанс загладить вину. – Он нацепил очки и посмотрел на Иоганна покрасневшими глазами. – Не знаю почему, но Конрад вдруг заинтересовался тобой. Правда, в этот раз я посоветовал бы воздержаться от громких заявлений.

– Это… то есть… – Иоганн был до того ошарашен, что язык его не слушался.

– Ну вот, снова у тебя язык отнялся. – Доктор Галлус рассмеялся. – Ты не перестаешь удивлять меня, Иоганн Фауст. То умен как дьявол, то вдруг вылупишься, как безмозглый крестьянин… – Он склонил голову набок и погрозил ему пальцем. – Смотри, не опозорь меня! Если ты в очередной раз выкинешь перед Цельтисом какую-нибудь глупость, я не смогу оставить тебя в университете. Немыслимо, как можно за такой срок нажить столько врагов…

Галлус нетерпеливо взмахнул рукой.

– Ладно, иди уже. А то кто-нибудь увидит нас, и тогда уж слухов не избежать. Это не университет, а сборище кухарок.

* * *

Этим вечером Иоганн отправился в замок один, без сопровождения и без факелов. Но стражников, очевидно, предупредили о нем, и его провели по лестнице в одну из дальних комнат, где Цельтис устроился на время своего пребывания в Гейдельберге. Ученый сидел в одиночестве перед большим камином, и в неверных отсветах можно было различить скудную обстановку покоев. Стены были завешены старыми коврами, в углу стоял массивный сундук. По всей видимости, этот прославленный гуманист не тяготел к роскоши и удобствам. Иоганн в нерешительности топтался у порога, и Цельтис показал на скамью возле камина.

– Присаживайся! – произнес он холодно.

Иоганн смиренно повиновался. Он поклялся себе в этот раз тщательно взвешивать каждое слово.

– Высокочтимый мастер, я сожалею… – начал юноша, однако Цельтис приложил палец к губам и взглядом велел ему замолчать.

Он долго разглядывал гостя, и только поленья потрескивали в камине.

– Ты любишь стихи? – спросил наконец Цельтис.

Иоганн кивнул, сбитый с толку. Такого вопроса он не ожидал.

– Я… изредка и сам пишу. Ничего серьезного, коротенькие стишки.

Цельтис неожиданно усмехнулся. На каменном прежде лице обозначились мелкие морщинки.

– Я тоже порой пишу, как тебе, наверное, известно. И вообще ты во многом напоминаешь мне того юнца, несмышленого мальчишку, что головой пытался пробить стену в надежде открыть за ней новый мир… Давно это было, – он вздохнул. – Но я пригласил тебя не за этим. Речь пойдет о том вопросе, который ты задал мне в нашу последнюю встречу.

– Вы… имеете в виду… Жиля де Ре?

Когда Иоганн произнес это имя, в комнате словно повеяло промозглым ветром.

– Да, Жиль де Ре, – Цельтис кивнул. – Будь проклято его имя во веки веков. Я в годы своей юности тоже интересовался его личностью – воплощением зла и темной стороны мира. Зло увлекает молодые умы, потому как обращается против порядка. Таков их дух, всегда привыкший отрицать, – так часто поступают малые дети, бунтуя против родителей. Зло есть хаос, оно противится устоявшимся порядкам и сулит обновление. Заманчивая мысль, должен признать. И я знаю по собственному опыту: уж если такая мысль закралась в сознание, то покоя не жди. Поэтому я решил рассказать тебе о Жиле де Ре. Чтобы эта мысль оставила тебя.

Цельтис помолчал, глядя в огонь, как если бы в нем был заключен ответ на все вопросы. Затем он снова обратился к Иоганну.

– Жиль де Ре был не ученым, а французским полководцем. Самым прославленным и отважным рыцарем, каких только рождала эта страна, известная своими благородными воинами. Он был маршалом Франции и соратником Орлеанской девы – англичане сожгли ее по обвинению в колдовстве, а французы почитают как святую мученицу. В то время между Англией и Францией шла война, она длилась больше ста лет и окончилась совсем недавно. Жиль де Ре, несомненно, был храбрым воином и фаворитом короля. Ему принадлежали земли близ Луары, и он, помимо всего прочего, поощрял искусства, владел обширной библиотекой, пробовал себя в роли актера, сам переплетал книги и делал иллюстрации. Но, как это часто бывает, за стремительным взлетом последовало падение. Низвергшее его в глубины ада.

– Что с ним стало? – тихо спросил Иоганн.

– Жиль де Ре вел жизнь, достойную короля, устраивал турниры и пиршества и не ведал меры, пока у него не закончились деньги. Поначалу он продавал или закладывал свои земли, а когда и этого оказалось недостаточно, обратился к алхимии. Он нанял армию алхимиков, которые должны были найти для него философский камень и обратить свинец в золото. Таким образом Жиль де Ре надеялся расплатиться по долгам.

– И как? У него получилось?

Цельтис улыбнулся.

– Ну, по крайней мере, алхимики разбогатели за его счет. Жиль де Ре, напротив, погряз в нищете… – Он выдержал паузу, и вновь слышно было лишь потрескивание огня в камине. – Наверное, в это время он впервые обратился к дьяволу.

– К дьяволу?..

Цельтис кивнул.

– Он заключил с ним сделку. Как выглядел тот договор, никто не знает. Из протоколов допроса известно лишь, что потребовал от него дьявол – ну, или Жиль де Ре считал, что потребовал.

– Его душу? – предположил Иоганн.

– Нет. Видно, даже дьявол ею побрезговал. – Цельтис покачал головой. – Он посягнул на самое невинное, что есть в этом мире: на детей.