Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

— Пусть бы шла, заботливый ты мой Мартын. Беда в том, что полк опричный в дюжину тысяч добавил да на­емников отдал. Хорошо хоть, что огненный наряд не от­казал. Ну да ладно, государева воля — Божья воля. Пойдем покумекаем, за чертежом сидючи. Только сиди хоть до морковкина заговенья, если силенок мало, то — мало.

— Большой огненный наряд229 — у бродов. Как Иван Великий Ахметку на Угре встречал. Так ведь и не дал пе­реправиться…

— У Ахметки сколько было? Двадцать тысяч. С ними по многим бродам не побегаешь, тем более что и у Ивана Третьего почти столько же рати под рукой, если не боль­ше. А сейчас мы сколько пушек можем поставить, если на все броды поделим? Семечки. Играючи татары сомнут

заслоны.

— Неприемлемо, говоришь. Что ж, тогда в единый ку­лак собери.

— Про то и моя, Мартын, думка. Если вот здесь, в вер­ховьях Нары, укрепиться… Только вот что меня смуща­ет: не станет ввязываться в сечу Дивей-мурза. Хитрая он бестия. Скует нас пятком туменов, а хан, обойдя полки наши, прямиком поползет к Москве. Выйдет хуже даже, чем в прошлом году. Нужно так повернуть дело, чтоб не­знаемо для них оно оказалось, не они, а мы бы водили их на аркане, как медведя ручного. Думать стану. Времени еще много. Тебя попрошу напрячься. Никифора Двужи-ла с сыном. Селезня Николая. Как вернемся из Коломны, поговорим.

С дьяком Логиновым, которого князь взял с собой в Коломну, не ждали они урочного времени: что взбредет в голову, тут же обкатывают со всех сторон. Из всего мно­жества рождавшихся предложений принято было одно и там же, в Коломне, положено было ему начало.

А выплыла эта разумность, как часто бывает, совер­шенно случайно и вроде бы из несбыточного. Дьяк Логи­нов предложил:

— Сделать бы так, как царь Иван Великий поступил: он не только рогом уперся на Угре, а послал водную рать, из порубежников собранную, по Волге-реке вниз. Ухусы татарские громить. Что оставалось делать Ахметке, как не кинуться спасать свои владения?

— Голова твоя, Мартын Логинов, светлей солнца яс­ного, — с ухмылкой ответил князь Михаил Воротын­ский. — Кто был Иван Третий? И кто мы с тобой? То-то. Мне государь прямо сказал, что больше у него ничего нет, и сколько бы я ни просил, он ничего не даст. Нет у него будто бы ни одного лишнего человека. Вот так. Да и Астрахань нынче под рукой царя нашего. Позволительно ли жечь улусы за измены малой части князей? Зачем грех на душу брать. К тому же крымцев Астрахань мень­ше всего будет волновать. Только ногайцы и астраханцы покинут Девлетку.

— И то не худо бы — это ведь два или три тумена.

— Пустое глаголишь, пустое.

— Похоже, и впрямь не туда погреб. — И вдруг стук­нул себя по лбу, — Пустое, да не очень. Вспомни, князь, как корабли отца нашего государя черемиса топила, ког­да он рать Волгой к Казани сплавлял?

— Это совсем иной кафтан…

— Другой. Верно. Только, думаю, куда как ладно при­дется он тебе, князь. Изготовь на Оке речную рать, уп­рячь ее в затонах вблизи переправ, и добрую она тебе службу сослужит, разя басурман, когда они станут пере­правляться.

— А что?! Разумно. Вернемся в Москву, ударю челом государю Ивану Васильевичу.

— А по мне, так не стоит этого делать. Вятичи в Окс­кую рать расписаны? Расписаны. Из них и собери речни­ков добрых. Они и лодьи помогут строить, чтоб ловкими были для стрельбы из рушниц и самострелов. За Серпу­ховом их поставить, у Калуги где-нибудь. Вниз скаты­ваться сподручней будет, когда татары начнут переправ­ляться.

— Спасибо, умница ты мой. Теперь же, в Коломне, ма­стеров подберем, обмозгуем, какие лодьи сподручней де­лать и — с Богом!

— В Рязань пошли воеводу, чтоб и там мастеров на­шел. Меня же пусти в Каширу, Серпухов и Калугу, по­ка ты здесь побудешь да в царственный град вернешься, я строить лодьи начну. Как все налажу, так поспешу к тебе.

— Согласен. Так и поступим.

В Коломне перво-наперво они, взяв с собой воеводу, направились к мастервым, которые делали лодки, лодьи и дощаники. Но совет держали не со всеми — зачем тре­звон в столь великом деле. Артельных голов позвали да пожилых надежных мастеров. Объяснять долго им не пришлось, они все поняли и тут же принялись обсуж­дать, какие изменения внести при постройке боевых ко­раблей.

— Бортовой пояс если высоко задрать, устойчивость потеряется. Чуть что не так — вверх дном.

— На аршин-то230 можно поднять, стрельницы проре­зав. А чтоб укрыть стрельцов, аршина на полтора усту­пить палубу у борта. Шириной ступень тоже аршина пол­тора.

— Пояс сам, да и борт ниже на аршин, а то и полтора — воловьей кожей оббить. Для надежности от стрел басур­манских.

— А если навесом станут пускать стрелы?

— Заборолы сладить. Как на крепостных стенах. Шкуру поверху можно вдвое пустить.

— Эка вдвое. На излете имеет ли стрела силу боль­шую? В один ряд — куда с добром хватит.

Слушал князь Михаил Воротынский мастеров, и душа его радовалась. Вот они — костяк крупной артели, кото­рую действительно лучше собрать в Калуге. Многоручно если, то быстро все сделают, только подвози нужный им лес. Когда же князь заговорил о том, где лучше строить лодьи и дощаники, мастера, поразмыслив, предложили иное.

— Всяк у себя пусть остается. Не кучьте. Возьми, к примеру, нас: все под рукой, все привычно. Даже лесу, почитай, на целую лодью наберется. А пока суд да дело, новый лес — тут как тут.

— А ежели есть сомнение, будто вверх по воде гнать до Калуги не сподручно, — поддержал голову седокудрый мастер, — я тебе, князь, так скажу: с пользой то дело пойдет. К команде приглядеться, узнать, какова лодья в плавании, реку с ратным углядом осмотреть.

Что ж, вполне приемлемо. Действительно, можно кроме Коломны строить лодьи и дощаники в Кашире, в Серпухове, в той же Калуге. По паре штук, а то и по три поставят на воду, куда с добром. Пресечь татарам пере­правы не пресекут, но потопить не одну сотню сарацинов потопят. Но главное, пушки и припасы зельные на дно пускать. Крепкий тут урон можно сотворить ворогам.

А если еще триболы на версту перед переправами раз­бросать, тогда и коней знатно Девлет-Гирей потеряет.

Ударили по рукам с мастерами на три лодьи и на один дощаник, чтоб готовы были к Пасхе. Воевода дал слово, что с лесом, а если нужда выйдет, то и с подмастерьями, никакой задержки не станет, и Логинов тут же, не меш­кая, выехал в другие приокские города.

— Недели через три жди, князь. Поспрошаю к тому же у местных воевод, что они предложат, как татар встречать…

— Спрашивать — спрашивай, но о речном отряде не раззванивай. Не забывай, сколько в прошлом году пере­метнулось к Девлетке, когда он к Оке подошел.

— Как такое забыть.

Несколько дней с воеводой Коломны-крепости обгова­ривал Воротынский все вопросы, самолично вникая в каждую мелочь, связанную с ранним приемом рати, ис­подволь выпытывал и мнение воеводы, как лучше распо­рядиться полками, встречая крымцев. И хотя ничего ин­тересного от воеводы не услышал, от тех бесед польза все же была, под их влиянием у самого князя все отчетливей стал вырисовываться замысел, хотя и очень рискован­ный, но суливший в итоге победу. Пока были только за­думки, не обросшие конкретными деталями, но и это бо­дрило князя.

«Бить вдогон! Только так. Иначе — поражение!»

Поделиться своими мыслями, довериться полностью князь Воротынский позволил себе только с четверыми — дьяком Логиновым и своими боярами, послушать их, не возразят ли, и если нет, то сообща обмозговать несколь­ко возможных вариантов. Остальным же воеводам, даже первым всех пяти полков, счел возможным указывать только то, что их касается, не знакомя с общим замыс­лом до самого последнего дня, а может быть, до самого боя.

В общем, когда собрал Михаил Воротынский своих бо­яр и Логинова, вернувшегося с удачной, как тот доло­жил, поездки, князь уже вполне уверился в правильнос­ти своего замысла и готов был отстаивать его выгодность, оттого и начал твердо:

— Хочу бить Девлетку по чингисхановским наказам, только с еще большей хитростью.

— Воеводы речь! — с явным одобрением воспринял первые слова князя боярин Двужил.

А Логинов молвил со вздохом:

—  Нужда заставит есть калачи.

—  Верно, — согласился князь Михаил Воротын­ский, — Нужда изворачиваться заставляет. Одно я ска­жу: до Москвы Девлетку допускать нельзя. Да я и нежелаю задохнуться, как мышь трусливая, в погребе своего дворца.

Подождал, не скажет ли кто какого слова, но ближ­ние его советники промолчали, ибо не о том пока глагол князя, что можно обмозговывать, и тогда Михаил Воро­тынский продолжил, излагая теперь уже суть своего за­мысла.

— Стеной встречать крымцев на Оке не станем. Пусть его переправляется. Все одно помешать мы ему не в си­лах. А дальше так: на ту дорогу, по какой пойдут глав­ные силы, поставим полк Правой руки. Пусть поупирается чуток, но в большую сечу не ввязывается, поначалу попятится, будто под неудержимым нажимом татар, а затем и вовсе — пятки в руки. Вроде бы в Москву побе­жит полк. На самом же деле, оставив не более тысячи для огрызания на удобных холмах и на переправах, уйдет к краю крымцев и станет теснить их сбоку. Левая рука другой край татарский зажмет. Окажутся татары хоть и не в крепком, но все же в ощипе. Опричный полк начнет хвост татарский щипать. Да не так чтобы легонько, а со злостью. Девлетка наверняка не захочет иметь в тылу рать русскую и пошлет тумен-другой уничтожить наших ратников, только мы и тут не станем ввязываться в серь­езный бой, а тоже — в побег. Смысл в том, чтобы привес­ти преследователей к Большому полку. Вот тут мы их встретим.