Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

Соликамской Троицкой соборной церкви, сохранилась запись: «Всероссийский освященный церковный собор и Великаго господина нашего Тихона патриарха Московского все[я] Росси[и]…» Запись, несомненно, современна событию и сделана священником, скорее всего, с целью поминовения «за здравие» и признания Тихона всероссийским патриархом, несмотря на его заточение и преследования.

Совсем иное дело – записи XX в. на московской Псалтыри 1648 г. (П. 142), которая, судя по многочисленным маргиналиям, активно читалась в XX в. Как правило, в крестьянской среде на полях именно семейной Псалтыри записывались основные события в жизни ее владельцев. В данном случае записи сделаны во время голода: «Фонифаньтеи помер 1922 г. 24 февраля; 1922 г. Атаньида помер[ла] 14 марта; Марфа помер[ла] 1922 г. 5 марта». В 1937 г. (23 ноября) умирает Орина; в самое тяжелое и голодное для этих мест военное время (11 июня 1943 г.) умирает Иван, а 23 октября 1945 г. – Настасья. Но если в обоих этих случаях книга использовалась только как традиционное место записи, то одна из маргиналий к тексту «Кирилловой книги» 1644 г. (П. 132) показывает богословское осмысление революционных событий: у текста «обещания» сатаны Адаму сделана приписка: «Зри. Адаму обещено Богом быти и последнему роду – свободу, землю, волю, фабрики и заводы». Московскую Псалтырь с восследованием 1634 г. (П. 84) в 1953 г. «Улиана с Камгыса» «благословила» Павлу Григорьевичу Насонову, в подтверждение этого факта новый хозяин сделал запись 20 марта 1961 г. В 1989 г. книга от наследников Насонова перешла к Н.Б.Чапчикову.

Если сопоставить данные о датированных записях, которые являются одним из ярких признаков живой традиционной книжной культуры, на книгах пермского собрания и старообрядческой книжности, описанной в каталоге кириллических изданий МГУ 2000 г.[519], то более чем вдвое меньше (95 и 211) количество датированных записей XVII в. в Перми компенсируется значительным превышением таковых в XVIII и XIX вв. (104 и 68; 140 и 77). В XX в. датируемых записей на пермских книгах по крайней мере также не меньше (65 и 61). Но ведь описанные в собрании МГУ книги до последней четверти – конца XX в. находились в руках старообрядцев, а большинство книг пермского собрания во второй трети XX в. уже было в государственных фондах. Поэтому столь необычайными представляются эти цифры, фиксирующие не падение, а существенный рост количества записей: XVII в. – 95, XVIII в. – 104, XIX в. – 140.

Таким образом, нет сомнения, что древние книги в Пермском регионе были по крайней мере еще в начале XX в. частью, а скорее, основой традиционной культуры региона. Еще одно разительное подтверждение этого мы видим при сопоставлении пермских данных с ярославскими, где на 628 книгах XVI–XVII вв. обнаружено 237 датированных записей XVII в., но датированные записи XVIII в., как правило, фиксируют факты изъятия ранней печати из церквей и монастырей, а в XIX в. сделана только 41 датированная запись. Если в Перми количество записей XX в. соответствует 18,5 % экземпляров, то в Ярославле – только 6,5 %.

Третья особенность пермского собрания во многом объясняет и две первые – речь идет об особой «демократичности» пермской книжной культуры.

Среди почти 1100 имен, упоминаемых в записях владельцев, покупателей, продавцов и читателей книг значительно больше, чем обычно, государственных и крепостных крестьян, посадских людей, служителей промыслов (например соляных), мещан, ремесленников, низших чинов управления (например, Лихачев Иван – канцелярист чусовских и камских вотчин Строганова – владел книгой в 1750 г., П. 227). Некоторые жители этих мест и в XIX в. спокойно называют себя старообрядцами. Особенно много записей представителей клира пермских сельских церквей, не имеющих какого-либо сана, – дьячков, псаломщиков, а также церковных старост. Они, очевидно, считали для себя важным подписывать церковные книги, причем не в целях сохранности или проверки, как это обычно делалось в XVII в., а только чтобы увековечить свое имя и дату своего пребывания в церкви или, скорее, дату чтения (церковного богослужения, в котором участвовали).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В каталоге десятки таких примеров, но наиболее яркими, пожалуй, являются записи на книгах большого торгового села Вильгорт Чердынского уезда. Например, первую половину «казенного» московского печатного Пролога 1661 г. из Свято-Троицкой церкви Вильгорта (П. 201) в 1753 г. подписывает дьячок Григорий Марфин; 11 марта 1795 г. аналогичную запись на книге сделал Иоиль Быков; 25 февраля 1803 г. о том же пишет дьячок Иоаким Тетбев. На книге обнаружены две записи 1808 г.; запись 1841 г., сделанная 18 февраля «заштатным и запрещенным (!) дьяконом» Петром Белявским о том, что он Пролог переплел. Аналогичную запись тот же Белявский сделал и 23 апреля 1843 г. Чуть позже появляется запись, что книгу «читал села Вилгорта крестьянин Кондратий Ефимов-Орлов 1849 года, февраля 17 дня. Верно. Орлов». Тем же годом датируется и запись «села Вилгорта крестьянина Карпа Иванова». Есть еще записи 1850 г. и 19 марта 1859 г., в последней удостоверил, что читал все тот же Пролог Гурий Гаврилович Лундин.

Завещание Д.Е.Ржевина детям. Псалтырь с восследованием. М., 1649 (П. 168)

Записи позволяют проследить историю местных семей и родов в нескольких поколениях; на книгах сохранились завещания и поучения, трогательные и искренние. Достаточно напомнить уникальные записи на книгах Останиных, Лунеговых, Весниных и Ржевиных (П. 67, 168, 174, 327), в семьях которых из рода в род с конца XVIII до начала XX в. хранились и передавались книги, ставшие местом фиксации проникновенного завещания детям и семейной истории[520].

Анализ записей на сохранившихся экземплярах позволяет утверждать, что фонды районных музеев фактически полностью представляют местную книжность, а центральные, т. е. фонды пермских учреждений, также в своей значительной части представляют ее же. Например, в Указателе книг по источникам их поступления в современные фонды учтены 12 (!) церквей Чердыни и Соликамска, в которых находилась 51 книга из описанных в каталоге. В Перми же зафиксировано только три книги из трех собственно пермских церквей, единственная книга, принадлежавшая Пермскому архиерейскому дому, и 13 – Пермской духовной семинарии, очевидно ранее конфискованных у старообрядцев. Такое положение также является особенностью Пермской земли, но уже ее истории XX в., так как в иных обследованных областях картина совершенно иная. Например, в Тверском каталоге описано 30 экземпляров книг, принадлежавших трем монастырям и 12 церквям самой Твери, а львиная доля сохранившегося старопечатного фонда Ростово-Ярославской земли поступила именно из архиерейского дома.

Очевидно, что, кроме вышеизложенных наблюдений, записи на книгах, информация о которых тщательно учтена в именном и географическом указателях, дают значительный и яркий спектр самых разнообразных сведений, касающихся сотен людей XVII–XX вв., многих десятков населенных мест, около 30 монастырей (в том числе пермских – в Соликамске, Пыскоре, Чердыни, на р. Чусовой и ныне широко известного Николаевского Белогорского (П., 5, 8, 118, 121, 123, 224, 226, 268, 306, 320 и др.) и церквей (125 названий; возможно, меньше, так как все одноименные церкви без точного указания местности учитываются отдельно).

Начальный лист Евангелия от Иоанна и раскрашенная гравюра. Евангелие. М.: Печ. двор, 1681 (П. 266)

Для Пермской земли, ее экономики и культуры неоценимое значение имел род именитых людей, а затем баронов Строгановых. В именном указателе каталога перечислены 11 представителей этого рода, причем девять из них были вкладчиками сохранившихся книг. В их числе и знаменитый Петр Семенович, за свой счет собравший дружину на выручку Москве, за что и получил право наследственного звания «именитого человека»; его внук Григорий Дмитриевич, вложивший в церковь своей вотчины 25 (!) книг, вошедших в Пермский каталог. Сохранилась и одна книга из вклада Никиты Григорьевича Строганова, получившего в 1597 г. обширные земли по р. Каме, а в 1606 г. основавшего Новое Усолье (П. 26), куда по приказу Николая Григорьевича Строганова через 260 лет были перевезены многие книги из Орла-городка (см. именной и географический указатели). В каталоге учтено до 30 книг, принадлежавших церквям вотчины Строгановых – Орла-городка (церковь Похвалы Богородицы – 27 книг!), изданных от 1612 до 1686 г.