Огниво Рассвета - Алексей Будников

Вдруг Геллир, оторвавшись от эля, шикнул и поднял указательный палец вверх, призывая топочущих и галдящих товарищей приумолкнуть.

— За дам, — притихшим голосом проговорил детина, пройдясь по окружившей нас толпе лукавым взглядом и расплывшись в улыбке. Народ ответил гулким и протяжным «О-о-о!».

Удар глиняных кружек. Несколько глотков. Все уплотняющийся туман в глазах. Геллир приказывает Боготу наполнить опустевшие чаши. Темная жидкость, отдавая резким ароматом, захлестывает сосуды доверху, зашипев подобно змее. Оказывается у меня под носом и в очередной раз изливается в глотку.

Я быстро потерял счет выпитому. Дрейфовавший где-то в черепе мозг отказывался вести какие-либо вычисления. Все, на что он теперь был способен, это поднимать и опрокидывать кружку, заставляя меня вкушать с каждым разом казавшуюся все более пресной жидкость. Изображение плыло, возгласы ротозеев доходили до ушей невнятным гулом, плечи уже практически не ощущали на себе одобрительных похлопываний. Долго измышлявший новый тост Геллир, в конце концов, не найдя подходящих слов, махнул рукой на разглагольствования, и дальше мы пили уже практически безмолвно. Лишь победоносный рык, томные вздохи, отрыжка и икота после очередного глотка теперь составляли наш диалог. Немеющие губы только и могли, что издавать животные звуки.

Топот и гам становились все громче. Неунывающий Богот разлил очередные пинты. Я, пошатываясь, не с первой попытки ухватил кружку. Мозг сейчас еле цеплялся за ниточки сознания, с трудом сдерживая давно готовые захлопнуться веки. Мышцы в один момент даже отказались поднимать сжимавшую сосуд руку, и я только и мог, что полусонным взглядом глазеть на припавшего к пойлу, раздваивавшегося Геллира. Он, залпом выхлебав все до дна, вяло опустил кружку на самый край стола, отчего та, не долго думая, низринулась на пол, расплескав последние капли эля. Геллир мотнул головой в сторону чаши и уже готовился к ней потянуться, как вдруг, едва не свалившись со стула, уперся ладонями в покрытую влажными пятнами столешницу, распрямился, поднял на меня раскосые глаза.

— Ну в Омут, — только и успел промямлить он, прежде чем с грохотом рухнул грузной головой на стол, едва не пустив трещину по дереву. И сразу же громовым раскатом заслышался утробный храп.

Я, не сразу осознав произошедшее, продолжал с тяжелыми веками взирать на вмиг провалившегося в блаженный сон детину. До ушей, прорываясь сквозь устоявшийся в них гудящий шум, донеслись зычные разноголосые призывы: «Пей! Пей! Пей!». Верно, по правилам «пьяного спора» я для победы был обязан выпить хотя бы столько же, сколько и мой соперник. Главное — не свалиться после. И сейчас нас разделяла всего одна пинта. Странно, что в этот момент моя голова вообще сподобилась преподнести мне такие сведенья.

Тяжело выдохнув и воззвав к последним оставшимся в изнуренном алкоголем теле силам, я воздел кружку к губам, принявшись, гадливо жмурясь, глотать безвкусную, но отчего-то невероятно тошнотворную жидкость. Не чураясь залить себе весь ворот плаща, не отрываясь и подавляя рвотный рефлекс, осушил кружку, громыхнул ею подле головы Геллира и торжествующе вскинул руки кверху, едва не опрокинувшись назад вместе со стулом. Благо, вовремя подсуетившиеся зрители успели подхватить мою пьяную тушу, не позволив ей оказаться у них под ногами.

По трактиру загуляло гремучее «Ура!». Меня одобрительно затрясли, стали трепать за волосы, что-то кричали прямо в лицо. Люди вокруг истово радовались этому моему «триумфу», в то время как мне самому было вовсе не до веселья. Голову кидало из горячего в холодное, глаза сдавливало в тиски, руки и ноги онемели. Мне одновременно хотелось и петь, и плясать, и рвать, хотя мое нынешнее состояние позволяло рассчитывать лишь на последнее. Ко рту постоянно курсировало что-то жидкое, острое, жгучее, мерзкое, но всякий раз ненадолго отступало, пережимая горло судорогой.

За охватившей меня ликующей толпой я даже не смог разглядеть, как порог гостиницы преступили новые посетители. Незаметно прошагав мимо торжествующего люда, они остановились у барной стойки, и только тогда мое рассеянное, плывущее зрение смогло уличить новоприбывших. Шестеро снаряженных в легкие панцири, кольчуги, либо простые кожаные доспехи мужей разных возрастов, с навязанными на пояса спатами вольготно расположились у стойки. Их разговору с трактирщиком мне внять не удалось, да и, если честно, я не особо стремился вслушаться. Возможно, будь я трезвее, а окружавший меня народ тише, то еще навострил бы уши. А так… Да и какая разница, какой новый люд решил провести ночь под крышей этого трактира? Меня их пребывание здесь коснуться вряд ли должно.

Впрочем, я ошибался. Один из путников повернулся, решив, видимо, поглазеть, по какому поводу торжество. Его глаза быстро пробежались по вставшей кольцом вокруг стола толпе, затем перекинулись на меня и вдруг остановились. Улыбка вмиг спала с уст пришельца, остекленевший взор мертвой хваткой вцепился в мою тепленькую физиономию. Вдруг человек, резко развернувшись, что-то поспешно шепнул стоявшему рядом товарищу, и теперь и его зенки, прищурившись, покосились на меня. Было сложно разобрать черты лиц визитеров (моему опьяненному зрению сейчас вообще мало что поддавалось), однако прочитать разом сменившееся на них настроение большого труда не составило.

— Эй! — Один из подошедших к нашей компании гостей прихлопнул вставшего на пути Богота по спине. Приятель все так же беззаботного дремавшего Геллера обернулся, взглянув на потревожившего его человека свысока. Помимо невыдающегося роста, пришельца среди остальных партнеров выделяла небритая черная щетина, столь же темные глубокие зенки, и проходивший по носу старый рваный шрам. — Какого беса этот разбойник тут делает?

— А ты сам… — Богот икнул, стараясь заплетающимся языком подобрать внятные слова, — кем… будешь?

— Это тебя не касается, — резко отрезал обряженный в кольчугу воин. — У меня есть определенные счеты с этим человеком.

— Тогда… я тебе не завидую. Понимаешь, по результату только что закончившегося обряда инцисы… — пьяный преступник сам себя прервал на полуслове, высокозначительно вскинув указательный палец, а затем, расплетя язык, по слогам продолжил: — и-ни-циа-ции, «этот человек» теперь под защитой братства Снежного Аспида. И коли тебе хочется иметь дело с ним, придется вначале замарать руки о нас.

— Не чуди, зюзя. Лучше выдай его по-хорошему…

Мне пришлось долго всматриваться в лица и одежду подступивших к нам людей, прежде чем моему залитому элем разуму удалось их распознать. Я, конечно, не помнил физиономий всех членов того конвоя, сопровождавшего достопамятный фургон, однако одного парня среди этих шестерых узнать-таки сумел. Юноша чуть младше меня, около двадцати лет, тот самый, что стоял часовым тогда на опушке. Он расположился позади остальных и, едва сойдясь со мной взглядами, тут же малодушно отвел глаза. Можно предположить, что оставшиеся пятеро тоже составляли свиту везшего в Виланвель осколки торговца. Вероятно, они, пущенные купцом, как он тогда выразился, «на вольные хлеба», быстро отыскали себе работенку, и сейчас решили обмыть удачно завершенное дело, а, возможно, даже не одно… Такой встречи я никак не ждал, чего и говорить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});