История Рай-авеню - Дороти Уннак

Размышляя о своей жизни, Юджин с уверенностью мог сказать, что ему было известно его предназначение. Он знал, и признавался в этом своему исповеднику, что он чрезвычайно гордый и высокомерный человек. Знал, что ему предназначено это повышение. Он станет кардиналом. Теперь ему понятно, почему он всегда был таким странным и непохожим на других.

Он будет изо всех сил служить нью-йоркскому кардиналу. Не станет ни в чем противоречить ему, будет во всем соглашаться с ним. Не будет обращать внимания на его оскорбления и насмешки. Он будет служить и ждать.

И в конце концов возвысится.

И только Богу известно, кем он станет в конце концов.

Глава 21

Приступив к своей службе в Нью-Йорке, Юджин сразу же понял, что оказался в стане лютого врага.

Кардинал протянул ему свою пухлую руку, Джин согнулся и прижался губами к перстню. Затем выпрямился. Он был на голову выше кардинала, чье круглое лицо, курносый нос и высокий лоб хорошо помнил по нескольким встречам в Ватикане. Они были диаметрально противоположны в своих взглядах по всем вопросам.

Кардинал сел за изящный стол и сложил руки на коленях. Глаза практически не видны за толстыми стеклами очков. Он выждал некоторое время, а потом жестом предложил Юджину сесть в одно из неудобных кресел, стоящих возле стола.

Кардинал подался слегка вперед и сказал негромко:

— Что ж, вы родились в замечательной семье.

У него небольшой ирландский акцент: предки были ирландцами.

После того как Юджин ничего не сказал, кардинал повысил голос:

— Почему ваш брат Чарли покинул нашу святую церковь и принял, о Боже, иудаизм?

Глаза Юджина вспыхнули гневом, но он оставался спокойным, хотя и побледнел.

— У брата были на то свои причины.

— Он увидел эти концлагеря, да? Но и другие тоже их видели, но не отказались от своей веры.

— А мой брат отказался.

— Вы говорили с ним об этом, епископ, не так ли?

— Брат говорил об этом со своим исповедником. Он принял решение с чистой совестью, ваше преосвященство.

— Он рискует своей бессмертной душой. Или вы не верите в это?

— Верю.

— А кто был тем раввином, который приобщил вашего брата к избранному народу?

Как будто он не знал.

— Наш кузен. Мой брат все очень хорошо обдумал, я полагаю. То, что я думаю по этому поводу, совсем другое дело.

— А, — сказал кардинал тихим голосом, — вы не сторож брату своему, верно?

Красивое лицо епископа ничего не выражало.

— И за все то время, пока вы были священником, вы не могли уговорить вашу мать вступить в лоно нашей церкви, не так ли? Вы не слишком настойчивы, епископ. И в то же время вы с таким энтузиазмом занимались сбором средств на церковные дела. Странно все это. Вы не находите?

Юджин ничего не сказал.

— Ну что ж, для меня это загадка. Почему она предпочла оставаться в иудейской вере, если все ее шестеро детей стали католиками?

Джин заговорил тихим, но твердым голосом. Кардинал подался вперед, чтобы лучше его слышать.

— Мать нашего спасителя была еврейкой. Его земной отец был евреем. И сам он воспитывался в иудейской вере.

— Не надо учить меня, епископ! — он молчал некоторое время, размышляя. — Ах вот в чем дело. Вы сын еврейки, как и наш Господь, так, что ли?

Не получив никакого ответа на свой глупый вопрос, кардинал несколько смутился и откашлялся.

— Ну что ж, — сказал он на прощанье, — устраивайтесь пока. Я дам вам совет, который постоянно получал от своего отца (пусть земля ему будет пухом). Он говорил: держись тех, кто умнее и достойнее тебя, только так ты можешь чему-то научиться.

Он горько усмехнулся, ожидая обычных слов, которые всегда слышал в таких случаях: но, ваше преосвященство, кто может быть умнее и достойнее вас? Он ждал, но человек, сидящий перед ним, казалось, не понял намека.

Разозленный кардинал встал из-за стола и протянул руку. Высокий, стройный, красивый священник подошел к нему, преклонил колено, прикоснулся губами к перстню. Кардинал разрешил ему идти.

Нет, этому красавчику придется научиться кланяться по-настоящему, если он хочет прижиться здесь.

* * *

Около двух лет епископ Юджин О’Брайн служил в «доме власти», который на протяжении многих десятилетий был центром религиозной и политической жизни Нью-Йорка. Он стал свидетелем того, как кардинал начал терять свое влияние, после того как мэром города избрали Джона В. Линдсэя.

Хотя с ним все еще консультировались по политическим вопросам, советы кардинала частью игнорировались.

Юджин обедал за кардинальским столом, когда его приглашали. Вел себя скромно и непринужденно, но сама эта скромность и отсутствие должного почтения раздражали кардинала.

Приближенные кардинала пристально наблюдали за епископом. Он ни на что не жаловался и прилежно относился к своим обязанностям. Избегал разговоров о политике. Производил впечатление человека, который ждет чего-то, что должно свершиться рано или поздно.

Благодаря его приятной внешности и убедительному голосу, епископа часто приглашали на благотворительные завтраки и обеды. Он выступал с лекциями не только в американских, но и в европейских университетах.

Время от времени кардинал разрешал ему читать курс лекций в католическом университете в Нотр-Дам, Лойола. Но когда до кардинала дошли слухи о большой популярности его среди семинаристов, которые в недалеком будущем должны занять ведущие места в церковной иерархии, епископа отозвали в Нью-Йорк. И дома забот хватало. Он занимался благотворительной деятельностью, встречался с богатыми и влиятельными людьми. Помогал кардиналу в его борьбе против отделения церкви от государства.

Когда он появлялся вместе с кардиналом на благотворительных вечерах, то никогда не унижался перед ним, и, если все внимание сосредоточивалось на нем как на звезде телеэкрана, принимал это как должное. Когда их начинания удавались, все заслуги приписывались кардиналу.

Одна из обязанностей Юджина была следить за распределением денежных средств. Нью-йоркская элита всегда охотно давала деньги на нужды церкви. Джин обнаружил, что большое количество средств уходило на сторону; священники жили в роскоши, устраивали богатые приемы, ездили в престижных автомобилях.

Здоровье кардинала таяло так же быстро, как и его влияние. На его смерть в 1967 году почти не обратили внимания. Политически он был мертв уже на протяжении шести лет.

На смену кардиналу пришел его протеже, которому Юджин служил верой и правдой.

Он ждал своего дня.

* * *

Через несколько месяцев Юджин вместе с новым кардиналом устраивали неофициальный обед в честь молодых священников. Одной из его обязанностей было следить за тем, чтобы молодые люди чувствовали себя на обеде непринужденно. Он понимал, как они волнуются, и рассказывал им истории из своей жизни, когда выступал с религиозными беседами по телевидению, подшучивая при этом над самим собой. Кардинал, который и сам чувствовал себя на приеме неловко, был чрезвычайно благодарен Юджину.

Стройный молодой священник, который прислуживал за столом, шепнул что-то на ухо епископу, который рассказал только что, ко всеобщему веселью, какую-то смешную историю. Самые наблюдательные из гостей смогли заметить, как побледнел епископ, как дрогнула рука, в которой он держал бокал вина.

* * *

Его мать лежала в отдельной палате больницы «Бет Израэль» на Манхэттене. Джин обнял свою старшую сестру, с которой мать жила после того, как год назад скончался их отец. У нее был уже второй сердечный приступ за последние восемь месяцев.

— Недоброе время, Джин. Она настояла на том, чтобы мы перевезли ее из Нью-Джерси в Нью-Йорк. Меган позвонила кому нужно, и мать устроили в эту палату. Меган недавно ушла отсюда. Она разговаривала с врачами. Похоже, что…

Теперь вся семья собралась возле палаты, беседуя с врачом, лечившим их мать. Она была в коме. Долго она не протянет.

Родственники, которые в последнее время виделись очень редко, рассказывали друг другу о своих семейных делах.

Сидя в рекреации, они показывали фотографии своих детей, восхищаясь ими. Говорили только о хорошем, тщательно стараясь не упоминать всякие неприятности. Никто не вспоминал о войне во Вьетнаме и сыновьях, призванных в армию, или о дочерях, участвующих в демонстрациях протеста. Они не говорили о наркотиках и хиппи.

Когда прибыл Юджин, одетый в черную сутану с белым воротничком, все родственники обступили его. Он был знаменитостью — телезвездой, епископом. Всегда был самым красивым и умным в семье и всегда, с детства, держался в стороне от других.

Теперь Юджин был зрелым человеком и настоящим красавцем. На его лице не отразились следы тех забот, которые выпадают на долю людей, растящих детей. Они не спят ночами, проводят дни в спорах, пытаясь понять новое поколение. Он по-прежнему строен и грациозен. Держался прямо, не отводил глаз в разговоре, с кем бы ни беседовал.