Шрамы и песни (ЛП) - Кристина Золендз

— Репетиция завтра в десять. И убедись, что на этот раз гитара будет с тобой.

Я отпустил ее и отошел, запуская руки себе в волосы. И не отрывая от нее взгляда, попятился задом к двери, чтоб уйти. Мне пришлось выйти за эту дверь. Почему? Меня вырвало, как только я добрался до тротуара. Мда.

 А после была сплошная темнота. Все было словно в тумане, но помню как кто-то, вроде Алекс, дотащил меня до дома. Помню, как оставлял голосовые сообщения на мобильный Грейс. Но большая часть ночи осталась для меня мраком. В девять утра я проснулся. Во вчерашней одежде, почему-то у себя в шкафу и с сомбреро на голове. А в моей постели дрыхли Алекс и Итан.

Кто-то обмазал меня помадой и тенями для век. Ох, и во весь лоб у меня красовалась надпись ЛУЗЕР.

 Голова раскалывалась, перед глазами все плыло. Я проглотил несколько таблеток аспирина и залез в душ. Вытеревшись и одевшись, я достал из шкафа насколько галстуков и привязал ими лодыжки Алекса и Итана к столбикам кровати. Следующее, что я сделал — зарядил свой Супер-бластер32 и обрызгал рожи этих дебилов ледяной водой. Ну и затем наблюдал, как они вертятся и падают, пытаясь выбраться из моей постельки, но у них ничего не выходит. ЭПИЧНО.

В 9:45, недовольные, мы кое-как добрели до студии. Я сразу же схватился за свою гитару и начал играть мелодию, над которой работал, а потом послал Алекса за кофе.

Ровно в десять часов дверь студии распахнулась и ударилась о стену с сильным металлическим звоном. Алекс и Грейс вошли через дверь, смеясь. Итан и Брейден застонали в унисон и схватились за головы. Итан сидел за барабанной установкой, и его лоб покоился на малом барабане, и на нем была пара солнцезащитных очков.

— Старик, больше ни звука, пока я не получу свой кофе.

Я сидел на одном из диванов, держа гитару между ног и уткнувшись лбом в ее гриф, нервно ожидая прихода Грейс. И нетерпеливо пожевывал маленький черный медиатор. Стоило ей войти, как мое сердце замерло и заколотилось сильнее, а когда ее насыщенно-серебрянные глаза заглянули в мои, — совершенно остановилось. Я резко выдохнул, я даже не понял, что не дышал, пока ждал ее. Я отметил, как она задрожала, и ее восхитительные губы изогнулись в улыбке, словно она действительно была рада меня видеть. Наверное, она прослушала мои сообщения. Хотел бы я помнить, что наговорил в них. Ее глаза затопили светом всю комнату, пока она смотрела на меня, и я понял, что однажды я узнаю ее, как никто другой.

 В мои мысли вторгся низкий голос Итана:

— Наиграй еще раз этот новый ритм, Шейн, давайте прислушаемся и начнем импровизировать. А позднее можем посидеть и придумать слова.

 Грейс расстегнула чехол и вытащила свою гитару. Она с такой мечтательностью и благоговением смотрела на гитару, что у меня внутри все заныло. Небрежно отбросив чехол к стенке, вместе с пальто, она, скрестив ноги, села на пол в самом центре и начала настраиваться инструмент.

 Недолго думая, я ответил Итану:

— Слова уже готовы. — Мои мысли были сосредоточены только на Грейс и на том, как я жаждал прикоснуться к ней. Каким-то образом дальше эта жажда перекрыла необходимость дышать. Я медленно подошел и сел напротив нее, так же как она, скрестив ноги. Наши колени соприкоснулись, и я вздрогнул, почувствовав, что она задрожала. Воздух между нами заискрился. Никого вокруг нас больше не существовало, происходящее невозможно было отрицать. Можно было увидеть и почувствовать потрескивание искр и сгустившийся воздух в пространстве между нами, стоило только прикоснуться друг к другу.

— Чего ты сказал, старик? — спросил Итан, смущенно переводя взгляд от меня к Грейс. Я подумал, что он мог заметить, что я почувствовал.

Грейс перевела взгляд от Итана ко мне. Прекрасная.

— Слова уже есть. Просто я пока не готов их спеть... она называется «До тебя», — сказал я Итану, продолжая смотреть в глаза Грейс. Мне хотелось пропеть ей эти слова, но я не мог, пока не мог. Я собирался добиться того, чтобы эта девушка полюбила меня таким, какой я есть теперь, а не призрак прошлого. А те слова, из них она поймет все. Меня убивало, что я пока не мог ей всего рассказать.

 После этих слов повисла гнетущая тишина, и мои пальцы затанцевали по гитарным струнам, развевая светом песни повисший мрак тиши. Из струн моего инструмента, томно напевая, потекла медленная притягивающая к себе мелодия. И тогда Грейс вздохнула и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. Мелодия начиналась тихим шепотом, приглушенными отголосками шелеста, эхом тайн. Их звуки усиливались и становились интенсивнее, а я улыбался, видя, как по ее коже побежали мурашки. Мне хотелось всех их покрыть поцелуями.

Я кивнул ей и прошептал:

— Давай же, девочка, сыграй со мной.

Она облизнула губы и прикрыла глаза, вслушиваясь в мелодию, которую я играл для нее. Потрясающая улыбка заиграла на ее губах, губах, которые мне хотелось поцеловать больше всего в жизни. Ее пальцы заскользили по гитаре, а я растворился, потерял себя в музыке, которую творили мы вдвоем. Она окунулась в эмоциональный в своей страсти рифф, и я могу поклясться, что увидел, как что-то внутри нее вырвалось наружу, разбивая возведенную каменную стену вдребезги. Наши тела покачивались, подстраиваясь под мелодию, позволяющую отбросить то, кем мы были. Остались лишь обнаженные души, поющие через наши гитары.

Мы играли как одно целое. Ее изящные пальцы порхали по струнам и, извлекая звуки, поведали о ее тоске и желаниях. Она смогла целиком и полностью загипнотизировать и пленить меня. Сидя передо мной, она ласкала свой инструмент так, словно он — самая интимная часть ее тела. Мою кожу покалывало и жгло изнутри от желания коснуться ее.

Но я не мог.

В ответ я ласкал ее резкими тонами своей мелодии, полными силы и мощи. Наши мелодии переплелись в гармонии и ускорялись, словно спеша вырваться на волю, пока наши сердца и души не накрыло взрывом звучания. Никому не дано было разорвать нашу мелодию, — то, где моя начиналась, а ее завершалась. Мы открывались друг другу и посредством песни открывали свои тайны, тайны, которые пока не могли поведать словами, будто желая задержаться в ожидании начала нашей вечности.

Наши ноты кружились и переплетались до тех пор, пока мы не начали задыхаться, пока нам больше не о чем было играть. Тишина оглушила меня.

Ее глаза наполнились слезами. Я тщательно изучал ее. Мне хотелось ее расцеловать. Влажные розовые губы, полные слез глаза, шею, руки... да всю целиком. Я отчаянно всматривался в ее лицо, желая... нуждаясь в том, чтобы она это поняла. Мое лицо начало гореть, и я с трудом сглотнул: