Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

Потом пожилая подавальщица из бесплатной столовой познакомила Кешку с Валентиной. У Валентины была короткая стрижка, тонкие и сильные коричневые пальцы. Пахло от нее картонными коробками. Валентина говорила много и долго. Кешка записал все ее слова на свой «внутренний магнитофон», но даже потом так и не сумел в них разобраться. Главное он понял еще со слов подавальщицы – Валентина звала его к себе жить. Кешка пошел сразу и без всяких опасений.

Выходя из столовой, Кешка, не оборачиваясь, поймал на себе чей-то взгляд. Оглянулся и очень удивился. Прижавшись спиной к стене, справа от стойки, в самом темном углу зала, стоял тщедушный монашек Варсонофий. И явно следил за Кешкой. Кешка запомнил это, отвернулся и решительно зашагал следом за Валентиной.

В большой запущенной квартире жило трое взрослых, семеро детей, две собаки и три кота. Все вместе они производили очень много шума, котят и какой-то маловразумительной художественно-ремесленной продукции.

– Ты можешь остаться здесь и делать то, к чему у тебя лежит душа, – сказала Валентина..

Кешка немного подумал и вымыл пол.

Потом разнял дерущихся младших детей.

Потом сварил кашу и накормил животных.

Потом некоторое время смотрел, как старшая девочка, на вид кешкина ровесница, лепит из глины какую-то голову с невероятно злобным и тупым лицом.

Потом ему дали флейту, и он попробовал поиграть на ней вместе с другими детьми, которые играли на пианино, синтезаторе, расческе, трещотке и деревянных ложках.

Потом у него разболелась голова, и он ушел, пообещав Валентине, что придет еще.

– Ты привыкнешь и тогда поймешь, – пообещала Валентина.

Через неделю Валентина решила, что Кешка уже достаточно привык, и отвела его в школу. Миловидная женщина в кофточке с бахромой, едва достающая Кешке до плеча, спросила его, чем бы он хотел заняться.

– Как у вас надо, так я и буду, – сказал Кешка и огляделся.

Остальные ученики класса суетились где-то на уровне его талии. Все стены комнаты были увешаны какими-то поделками из кожи, соломки, бумаги и сухих растений. На полочках стояли разноцветные горшочки, чашечки, тарелочки и прочая керамическая мелочь.

– Не продать, – кивнул Кешка на ребячьи поделки. – Плохо. Не так надо. Я покажу, если хочете. Меня Маневич учил. У него покупать. Много.

Маленькая учительница растерянно взглянула на Валентину.

– Но, Кеша, мы делаем это вовсе не на продажу. Мы так учимся. Наши ученики так постигают мир. Взаимодействуя с различными материалами, искусствами, пропуская их через себя, мы создаем гармонию в своей душе….

– Душа, гармония – не знать. Что такое? – деловито спросил Кешка.

Учительница беспомощно развела руками.

– Это невозможно объяснить вот так, с ходу, – медленно произнесла Валентина. – Ты будешь учиться и постепенно поймешь… Кто, по-твоему, создал этот мир?

– Город? – уточнил Кешка.

– Не город. Лес, в котором ты жил, море, небо, звезды на нем…

– А что, все это тоже кто-то создавал? – обескуражено переспросил Кешка. – Я думать, всегда есть, всегда было… – Кешке вдруг стало нестерпимо страшно. Усилием воли он остановил свои ноги, которые так и норовили убежать. – Убежать – не понять! – сам себе сказал Кешка. – Еще страшнее. – Загадочный кто-то, который создал море… И Валентина, судя по-всему, накоротке знакома с ним… А эти, карапузы, суетящиеся вокруг… Они тоже…тоже знают?!

– Кто – создал? – хрипло спросил Кешка, проглотив застрявший в глотке комок.

– Бог, Господь Наш, – шепотом сказала молоденькая учительница. – Ты слышал о Боге?

Удивительно, но в сквоте, где большинство людей были по-своему верующими, Кешка не получил абсолютно никакого религиозного образования. Никто не взялся объяснить ему сложные взаимоотношения человека с религией в их историческом многообразии. А простая догматика, везде и всюду применяющаяся для этих целей, была сквотским жителям попросту неинтересна.

– Слышал. Много раз, – подтвердил Кешка. – Отстань, ради Бога. Господи, когда это кончится?! Бог его знает. Иди с Богом. Монах Варсонофий – служитель Божий. На Бога надейся, а сам не плошай… Еще много. Ты сказать – это он создал Лес, Море? Как так быть? Кто он? Человек?

Первый Кешкин урок в вальдорфской школе (а именно туда он попал) был уроком Закона Божьего. Кешка выслушал все очень внимательно, но не поверил ни единому слову. Не может быть, чтобы я такого не заметил, – так рассуждал Кешка сам с собой. – Если бы этот Бог был (а учительница говорит, что он везде есть), то я-то уж его точно выследил бы. Еще в лесу. Нету его там – никаких в этом сомнений быть не может. И про все это можно было бы забыть, если бы не одно обстоятельство. Монашек Варсонофий. Он говорил, что служит этому самому Богу. И он почему-то следил за Кешкой. Может быть, именно так проявляет себя Бог? Что-то здесь непросто, но учительнице и Валентине знать об этом ни к чему. В этом Кешка должен разобраться сам. Бог – церковь – иконка с женщиной и ребенком – Варсонофий – его интерес к Кешке. Странная цепочка получается. Одна из многих странностей Кешкиного городского бытия. Есть еще и другая цепочка. Алекс – Тимоти – Аполлон – Маневич – опять же Кешка. Все сложно. И еще: Дура – долг разделенной пищи и воды – Алекс, который убил Дуру и который кормил Кешку – долг крови – Кешка. Все очень сложно. Слишком много ручейков впадает в одну реку. Кешкин мозг не справляется со всеми этими сложностями, а тут еще Валентина и эта учительница долдонят о каких-то трех душах, которые живут непонятно где, непонятно как выглядят и, главное, непонятно что делают. А если цепочки вдруг начнут сматываться, то притянет Кешку (это правильно), но заодно и Валентину, и учительницу, и детенышей, которые вокруг них кучкуются (это совершенно недопустимо). Вывод один: надо уходить. Нельзя впутывать детенышей в дела, в которых сам Кешка не разобрался.

– Я пойду, – сказал Кешка учительнице. – Валентине передайте: сейчас к ней не приду больше. Потом. Может быть.

– Но почему, Кеша? – заволновалась учительница. – Мы чем-то обидели тебя?

– Нет! – усмехнулся Кешка. – Как вы мочь? Я сам. Есть дело. Разбираться надо. И с Богом вашим тоже.

– Разбираться – с Богом?! – мохнатенькие брови учительницы растерянно поползли вверх.

Кешка почувствовал, что все остальные слова будут уже лишними, как сор, оставшийся после рубки дров. Молча кивнул, прощаясь, и вышел из невысоких дверей класса, слегка наклонив голову, когда проходил под притолокой. Учительница и сгрудившиеся вокруг нее дети смотрели ему вслед.

В Город пришла весна, за ней – лето, и словно ускорившись от тепла, Кешкина жизнь завертелась, как вертится во дворе щенок, пытающийся ухватить собственный хвост.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});