Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

С именем Ефросиньи связана еще одна загадка.

В 1161 году после строительства Спасского храма игуменья Ефросиния хлопотала об обеспечении его богослужебными книгами и всем необходимым. Она пригласила художников, которые искусно расписали стены храма библейскими сюжетами. Особое место было отведено для хранения уникального напрестольного Креста – его преподобная Ефросиния заказала лучшему ювелиру Киевской Руси Лазарю Богше. Тот, обладая исключительным талантом и профессиональным мастерством, основал целое направление в древнерусском ювелирном искусстве.

Наличие точной даты изготовления – 1161 год – и имени мастера, указанных на кресте, дают основания считать полоцкий шедевр великой драгоценностью культуры Древней Руси. Полоцкий крест к тому же – всеправославная святыня, драгоценная реликвия вселенского христианства.

Шестиконечная форма креста, по мнению богословов, символизирует первобытный свет: шесть концов означают шесть дней творения мира. Изображения на Кресте иллюстрируют почти всю историю Нового Завета и древней церкви.

Крест украшен драгоценными камнями и металлами. Изображения Иисуса Христа, Богородицы, Иоанна Предтечи, Архангелов Михаила и Гавриила, четырех евангелистов, апостолов Петра и Павла, святой Ефросинии и других святых угодников выполнены на пластинах перегородчатой эмали – это исключительно сложная ювелирная техника средневековья.

Особую ценность придают реликвии частицы святых мощей, размещенных в Кресте. На лицевой стороне – Кровь Христа в верхнем перекрестье, «Древо Животворящее» в нижнем перекрестье. На обратной стороне – камень от Гроба Пресвятой Богородицы в верхнем перекрестье, частица Гроба Господня в нижнем перекрестье. В Крест вложена также кровь святого Дмитрия, частицы мощей святого великомученика и целителя Пантелеймона и иных угодников Божиих. Эти святые реликвии были доставлены в Полоцк специальной экспедицией, которую направила в Византию преподобная Ефросиния.

Создание задуманного стоило такой большой работы и усилий, требовало таких значительных материальных средств, что на боковых пластинах Креста преподобная заказчица благословила выгравировать надпись, чьим старанием, для какой церкви был сделан Крест и сколько это стоило. Знаменитые князья иногда жертвовали для храмов очень дорогие вещи, но равного Кресту Ефросинии Полоцкой не было.

Судьба этой исключительной христианской святыни также исключительна. Сначала Крест находился в церкви игумении Ефросинии. В XIII веке он был перевезен захватившими Полоцк смоленскими князьями в Смоленск. В начале XVI в. после захвата Смоленска московским князем Василием III крест был доставлен в Москву. В 1563 г. был возвращен в Полоцк Иваном Грозным, когда последний замаливал грехи после совершенных по его приказу в Полоцке кровавых преступлений. В 1812 г. во время оккупации города французами крест хранился в стене Софийского собора в замурованной нише. В 1841 году Крест, после пребывания в Москве и Петербурге был доставлен в Полоцк. Крестный ход от Софийского собора в отремонтированный собор Спасо-Ефросиньевского монастыря свидетельствовал, что святая реликвия вернулась на то место, которое определила Кресту игумения Ефросиния.

В 1921 г. крест среди других церковных ценностей реквизировали большевики. В 1928 году директор Белорусского государственного музея выезжал с экспедицией в Полоцк, с целью найти реликвию. Крест был найден в местном финотделе и перевезен в Минск. В те года намечалось перенести столицу Беларуси в Могилев. Туда и попал в 1929 году Крест преподобной Ефросинии Полоцкой – он находился в комнате-сейфе Могилевского обкома и горкома партии. Началась Великая Отечественная война. Крест бесследно исчез. Все дальнейшие усилия его разыскать не дали результата.

P.S. Крест Ефросиньи Полоцкой, как и пресловутая Янтарная комната входит в десятку самых ценных пропавших предметов искусств. Охота за ними никогда не прекращалась, да и видимо не прекратится. Можно сделать копию, ничем не отличающуюся от оригинала, а вот духовное и историческое наполнение?

Глава 15

(Анджа, 1996 год)

Вообще-то я должна была умереть в двадцать девять лет от чахотки. Кроме шуток, точно. Особенно ясно я это понимаю, когда читаю русскую классику девятнадцатого века или смотрю хорошие экранизации.

Туберкулез у меня подозревали с самого раннего детства. Приходила рыжая медсестра, делала уколы всему классу специальным шприцем-пистолетом. Сейчас это называется «реакция Манту», а тогда почему-то называлось «пиркэ». Что-то с научными приоритетами, должно быть. Через три дня та же медсестра маленькой голубой линеечкой измеряла расплывшиеся красные блямбы на наших тощих предплечьях, записывала в тетрадочку результат, и ее блекло-голубые глаза останавливались на мне с каким-то печальным недоумением, словно само мое существование в этом мире было досадной, но увы, непоправимой ошибкой.

– А знаешь, девочка, – меланхолично начинала она. – Сходила бы ты… сходила бы ты…

– В тубдиспансер, провериться! – бодро доканчивала я.

Вид у меня всю подростковость был до крайности чахоточный – бледная до зеленоватости кожа, большие глаза, обведенные черными кругами от неумеренного чтения и постоянного недосыпа, высокий лоб с голубоватыми тенями на висках, тонкие, длинные пальцы и та особая, чуточку манерная нервность, которая довольно часто отличает умственно и чувственно развившихся подростков от всех прочих возрастных категорий, придавая им с одной стороны необъяснимое и никогда более неповторимое очарование, а с другой стороны вызывая опасение и отталкивание, каковое бывает у здорового, нормального человека при созерцании повседневной жизни змей, стрекоз или крупных ящериц.

Никакого туберкулеза у меня в тубдиспансере не находили, а на следующий год все с трогательным постоянством повторялось сначала.

И где-то в старших классах, не помню из чьих уст впервые прозвучало:

– Такие, как ты, в девятнадцатом веке умирали от чахотки к тридцати годам…

Тридцатилетие тогда казалось мне рубежом безмерно далеким, а смерть от чахотки – очень романтичной. Впоследствии версия как бы сама собой обрастала подробностями: после моей смерти должно было остаться двое малолетних детей, растерянный муж, несколько неплохих акварелей, три тетрадки со стихами и вложенными в них засушенными полевыми цветами, а также неоконченный роман о любви, в котором героиня непременно должна гулять над обрывом, тосковать с цыганским табором и плести венки из черемуховых ветвей. Иногда в сумерках, находясь в прозрачно-меланхоличной подростковой тоске, я любила бродить по Александро-Невскому кладбищу и выбирать могилку, которая, согласно «легенде», могла бы быть моей. Особенно привлекало меня надгробие с небольшим скорбным ангелом и маленькой аккуратной скамеечкой в чугунной оградке. Абсурдность ситуации никогда меня не задевала, а причудливые подростковые грезы становились еще слаще и причудливее от добавления этой щемящей ноты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});