Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

черт из табакерки, взъерошенный Рося. – Это известно?

– Да около месяца назад, судя по ролику, – Тобольцев закрыл видео и снова переключился на фото. Принялся опять разглядывать знакомый до последнего пикселя снимок. Совершенно случайно сделанный царицей снимок. – Но какие-то дела у них есть. Вон документы на столе. Явно юридические, с печатями синими.

– Точно! – Ракитянский пихнул Тихого в спину, требуя уступить ему место в проеме. – Все сходится! У меня когда первый разговор в казино был по поводу долга, ну… когда я обговаривал срок, в который платить, слышал, как они переговаривались. Что-то про прекращение вливания денег, что надо урезать выигрыши, что усатого взяли, схему закрываем. Я тогда ничего не понял, ясно было, обсуждают свое, внутреннее. И если усатый – это именно вот этот мужик, то, получается, деньги поступали в оборот через казино, так? Они ставили клиентов на выигрыши и всовывали фальшивки. Логично?

– Я тебя точно прибью! – Тин таки уступил место, но отвесил товарищу легкий подзатыльник. – А говорил, все чисто, не за что ухватиться! Да тут поле непаханое. Надо только сообразить, за что в первую голову хвататься.

* * *

Дуня стояла за спиной Тобольцева и смотрела на сделанное ею же самою случайное фото. Казалось, что нового в нем, а вот ведь – зацепилась за синие печати. Наклонилась ниже, чтобы лучше рассмотреть, но масштаб был слишком маленький.

– Ваня, а ты можешь увеличить документы?

Он кивнул и стал увеличивать картинку. По мере того как кадр становился больше, четкость его терялась.

– Так, тут ничего не видно, – резюмировал Тобольцев. – Нужны исходники. Дуня, я тебе давал исхи? Нет, – вспомнил сам. – Не давал. А ссылки… Ссылки отправлял. У себя удалил точно! Болван! Так, может, они остались на файлообменнике. Сейчас, сейчас.

Его руки легли на клавиатуру, и пальцы быстро застучали по кнопкам.

«Как пианист», – неожиданно и не к месту прозвучало в голове.

Он ведь рассказывал, что обучался игре на фортепиано. И если потренироваться, то, может быть, исполнит «Октябрь». Конечно, исполнит. Дуня не сомневалась. И уже не могла оторвать глаз от его рук. Тобольцев что-то бормотал себе под нос, она почти не слушала. Она смотрела на клавиатуру и представляла, очень ясно и четко себе представляла клавиши пианино и как эти же самые руки касаются их. Белых и черных. И рождается музыка. Под этими самыми абсолютно мальчишескими руками. Руками творца. Взгляд скользнул выше – к плечам, шее, зацепился за чуть выступающую линию скулы и застрял на ресницах. Боже, какие у него густые черные ресницы! Совсем как у девчонки, а она и не замечала. Он смотрел куда-то в низ экрана, и ресницы почти легли на щеку, ей так казалось сверху. Это было очень… красиво. Девичьи ресницы на абсолютно мужском лице с начавшей пробиваться к концу дня щетиной. Захотелось вдруг прикоснуться, и рука уже сама невольно поднялась.

– Ага. Есть! Не удалил. Молодец Ваня, – раздавшееся довольное восклицание Тобольцева заставило Дуню вздрогнуть и вернуться к действительности.

Она быстро опустила приподнятую было руку и оглянулась. Тихий. У самого окна. В последний момент успел перевести взгляд на монитор и изобразить крайнюю заинтересованность. Но опоздал на долю секунды. Она поняла, что он видел. Он точно все видел. Дуня закусила губу. Успокоиться и сосредоточиться. В конце концов, она ничего не сделала. Просто стояла рядом и смотрела не на экран.

Тобольцев открыл исходные фотографии и стал их увеличивать. Дуняша заставила себя сконцентрироваться на кадрах. С трудом, но получилось.

– Тут… чистый лист и сверху что-то… стоп! – она подалась чуть вперед и, не сдержав эмоций, сказала громче обычного: – Здесь штамп, печать… Даже подпись можно рассмотреть!

А через мгновение чуть не упала на Тобольцева, потому что почувствовала сзади толчок. Это Ракитянский влетел на балкон, не успев вовремя затормозить. Впрочем, в последний момент он все же удержал Дуню, после чего она уступила пришедшему место, отойдя подальше.

– Смотри, юрист, – раздался голос Тихого у открытого окна.

Ракитянский смотрел. Внимательно, напряженно, склонившись к самому экрану, а потом вдруг резко разогнулся и растерянно стал оглядываться по сторонам, ловя взгляды присутствующих.

– Это оборотная сторона нотариально заверенного документа.

– И-и-и? – снова раздался бархатный голос от окна.

– Заверенного тем самым левым юристом, о котором я рассказывал!

– Вот оно, значит, как… – протянул Тихий.

Дуня почувствовала, что ей не хватает места. На перенаселенном балконе невозможно было сделать и шага, а ей хотелось двигаться. Она вышла и стала возбужденно ходить по комнате, как до нее это делал Ракитянский. Надо же, насколько все связывается ниточкой воедино. Невероятно.

– Ваня, – Дуня снова была на пороге балкона. – Я же сделала тогда не один кадр. Открой другой. Давай сравним. Может, они различаются?

Они различались. На одном бумага была в руках Благородова лицом вверх, а на втором она же лежала около усатого лицом вниз. Удалось разглядеть, что это было свидетельство о собственности на землю на имя усатого.

– У них один и тот же нотариус получается, да? – спросила Дуня. – Такое впечатление, что Благородов лично привез фальшивомонетчику заверенный документ, но ведь… заверять документы в отсутствие человека нельзя, правда?

– Правда, – подтвердил Ракитянский. – Но мы не можем доказать незаконность процесса заверения свидетельства.

– Зато можем доказать факт знакомства Благородова с усатым и наличие у них общих дел, – сказала Дуня.

– Вот! Вот этим мы его и прижмем! И снимем с крючка лоха Ростислава Ракитянского, – подал голос Тихий, не покидавший своего места у окна. – Надо только дать этим дядям понять, что у нас на них есть. Так, Ваня, вырежи с максимальной четкостью картинки: Благородова с подельником вместе, свидетельство в руках и печати крупным планом.

Пока Тобольцев исполнял поручение, Тихий поинтересовался у Ростислава:

– У тебя номер Благородова есть?

Тот в ответ фыркнул:

– Слишком мелкая сошка я для этого. Есть номер его подручного. Сейчас…

И стал рыться в телефоне.

– А вы… вы звонить собираетесь? – негромко спросила Дуняша.

– Ну да. А что? – Тихий оторвал глаза от монитора, на котором появлялись вырезанные фрагменты фотографий.

– А кто будет звонить? Ростислав Игоревич? Сам? Ведь надо это как-то… не просто позвонить. Надо… продумать, наверное. Я, может, не права, ничего в этом не понимаю… – Дуня замялась, она знала, что лезет не в свое, но Тихий не одергивал, он ждал продолжения, и Дуня продолжила: – Мне кажется, было бы лучше, если бы позвонил не сам Ростислав Игоревич. Тогда сложится впечатление, что за его спиной кто-то есть… кто-то… тоже очень серьезный. Вот. И в этом случае надо звонить не с телефона