Пазолини. Умереть за идеи - Карнеро Роберто

Так кто же ей угрожал? Уличные хулиганы, мелкие местные жулики или более уважаемые персонажи, по чьей-то просьбе?

Несколько недель спустя публикации письма Вельтрони в Corriere della Sera, я взял у него интервью. Среди других вопросов, я спросил его правда ли он верил, что того, что писал и говорил Пазолини, тех выводов, к которым он пришел во время подготовки романа «Нефть» было достаточно для решения устранить его физически. Вот его ответ:

Мне это предположение не кажется невероятным. Сегодня нам трудно поверить в такое, но то были годы чудовищного насилия. Применялась стратегия нагнетания напряженности, взрывались бомбы. Существовали люди, устанавливавшие без малейших колебаний бомбы в банках, на площадях, в поездах, и они убивали десятки невинных людей. Пазолини написал статью в Corriere della Sera, обвинив внутренние политические силы в попустительстве кровавым деяниям. Его выводы были тревожными и очень мрачными, очень безнадежными, но сегодня мы можем утверждать, что такова была действительность, жестокая и настоящая, Италии того периода.

В 2013 году на экраны вышел фильм Федерико Бруно «Пазолини, скрытая правда», за ним последовали еще две ленты, посвященные загадке смерти писателя: в 2014 году «Пазолини» Абеля Феррары, а в 2016 году «Махинация» Давида Гриеко. Все три фильма исследуют, с разных сторон, гипотезу о заговоре с целью убийства.

Очень важную исследовательскую работу с документами, демонстрирующими политические следы, провели Карла Бенедетти и Джованни Джованетти. В книге с ярким и провокационным названием «Голубой и все» (2016){Benedetti-Giovannetti 2016.} они реконструировали двойные отвлекающие маневры вокруг убийства Пазолини: первый трюк был направлен на запутывание следствия, а второй – на сокрытие ключевых деталей в романе «Нефть». Это жестокое убийство, по их мнению, остается и по сей день одним из черных пятен на имени республики, позором итальянской культуры, которая столько лет придерживалась официальной версии преступления. Они убеждены, что Пазолини был убит по тем же причинам, что и журналист Мауро Де Мауро: как мы уже знаем, они слишком близко подошли к правде об убийстве Маттеи и собирались ее обнародовать, выдвинуть обвинение против Эудженио Чефиса, предполагаемого основателя мафиозной масонской ложи Р2, сменившего Маттеи на посту президента ENI. А Пазолини сделал Чефиса центральной фигурой «Нефти», образцовым воплощением «антропологической мутации» доминирующего класса и образования новой финансово-многонациональной силы, приведшей нас сегодня к глобализации. Писатель собирался вставить в самый центр романа практически без изменений некоторые речи Чефиса, в частности те три, что были обнаружены в его архивах – и рассказать таким образом, ничего не скрывая, о том, что творилось в Италии.

Откуда возник у Пазолини такой интерес к Чефису? Не только из-за смерти Маттеи, но и в связи с настоящим и будущим Италии (и всего мира): писатель, выражаясь словами Джанни Борна, «осознал ключевую роль Чефиса в организации авторитарного поворота, основанного уже не на убийствах, но на ограничении демократии и диктатуре глобальной и транснациональной экономики»{Borgna 2015, стр. 216.}; таковы – кто смог бы отрицать это? – основные проблемы, с которыми мы сталкиваемся на экономическом, социальном и гражданском уровнях и ныне.

Бенедетти и Джованнетти пишут:

Пазолини ушел от нас, когда писал что-то, и смерть прервала его работу. Если бы они убили судью или журналиста, проводивших расследования, всякий бы решил, что это не случайно, и что надо бы проверить, не сделал ли покойный что-то, что могло помешать кому-то очень влиятельному. Однако такая щепетильность не пришла в голову следователям во времена первых судебных процессов. Не пришла она и в голову многих критиков и литераторов в те годы, когда они изучали эту книгу – они весьма охотно интерпретировали ее как «документ», свидетельствовавший о «патологической» сексуальной ориентации автора{Benedetti-Giovannetti 2016, стр. 13.}.

Однако, столкнувшись с «неудачным расследованием» Пазолини{Выражение позаимствовано из заголовка эссе Симоны Дзекки / Simona Zecchi (Zecchi 2020).}, только совсем немногие – помимо некоторых интеллектуалов и близких друзей писателя – забили тревогу. Возможно, тому причиной было характерное для эпохи постмодерна недоверие к познавательной и гражданской ценности литературы, воспринимаемой исключительно как выдумка, плод воображения, фантазии. Именно такое недоверие сквозило в риторических вопросах Бруно Пискедда: «Свободного рейдера, такого как Пазолини, утверждавшего в статье “Роман о массовых убийствах”, что “все знает, потому что интеллектуал”, следовало бы спокойно поставить на место фразой: да что такое знает, положительно, этот интеллектуал от литературы? Откуда взялась эта его убежденность относительно материй, к литературе отношения не имеющих?»{Pischedda 2010.}.

Тем не менее романы, меняющие мир, существуют. Недавно стало известно о «Проекте Кассандра»: министерство обороны Германии пригласило группу ученых из Университета Тюбинга для анализа мировой литературы с целью выявления геополитических контекстов, угрожающих возникновением насильственных конфликтов. Нечто вроде «литературного сейсмографа, позволяющего избежать возможной войны, основанного на предположении, что художественное повествование приоткрывает будущее. Не только сами романы могут быть пророческими, но на их основе может строиться само будущее, поскольку они способствуют переменам в обществе»{Pizzati 2021.}. Филиппинский писатель Мигель Сихуко, профессор Нью-Йоркского университета в Абу-Даби и лауреат премии «Азиатский Букер» за роман «Просвещенные», разработал учебный курс под названием «Романы, изменившие мир» – чтобы показать влияние, которое художественные произведения могут оказывать на изменение социальной и исторической среды. Примеров тому множество от «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер Стоун до «Над пропастью во ржи» Харпер Ли, от «Тропика Рака» Генри Миллера до «Сатанинских стихов» Салмана Рушди.

Исключительно литературоведческая трактовка, несомненно, не может быть применена к творчеству Пазолини. Хватит думать о нем, как о сборнике текстов. Брошюра «Это Чефис» очень быстро исчезла из обращения, поэтому прошла незамеченной. В ней содержались серьезные прямые обвинения в адрес Чефиса, однако ни один суд не открыл против него дело. Если бы Пазолини перенес все сведения из этой книжки в «Нефть», да еще дополнил бы их подробностями, как и собирался, добавлять что-либо уже бы и не потребовалось. Труд столь известного автора, как Пазолини, проигнорировать было бы невозможно. Таким образом судебная власть, перед лицом notitiae criminis, косвенных улик такого уровня, обязана была бы вмешаться. Куда как проще было убрать с дороги писателя до того, как он закончит и опубликует роман.

Знаковым кажется тот факт, что понадобилось целых 17 лет после смерти Пазолини, чтобы «Нефть» наконец была опубликована в 1992 году издательством Einaudi, под редакцией Грациеллы Кьяркосси и Марии Карери и под руководством Аурелио Ронкалья. Филологическая работа по восстановлению текста была несомненно очень сложной, но 17 лет все-таки многовато. Винченцо Калья, который проводил архивные изыскания по делу Маттеи в 2003 году, был не литератором, а юристом, но именно он решил приобщить к делу страницу из «Нефти» с аналогичными выводами, к которым Пазолини пришел много лет назад: среди возможных заказчиков убийства Маттеи вполне мог быть лично Чефис{См. Benedetti-Giovannetti 2016, p. 13.}.

Единственное возражение, которое можно привести в ответ на подозрения в политическом убийстве, это что секретные службы или иные властные структуры, реши они организовать смерть Пазолини, скорее всего использовали бы иные средства и не доверили бы столь важную роль простому парнишке из пригорода, как Пелоси. Они бы наняли более опытных исполнителей, а не мелкую дворовую шпану.