Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

к технической части.

Заметки Гешлина мы хотели опубликовать только из уважения к вам. Они находятся, я думаю, у Пети с Сашей, я еще раз напомню, чтобы они нашли эту рукопись и сразу перешлю ее в «Новый американец». Мы до сих пор не сняли помещение, бумаги свалены кучей, но к понедельнику все стабилизируется. Записки Гешлина вернем, как только минует хаос. Надеюсь, у вас имеется копия на тот случай, если они необходимы срочно.

Статьи об Айтматове и Солженицыне, насколько я знаю, у нас, это прекрасные статьи, и мы с величайшей неохотой возвратим их не позднее воскресенья, и уж во всяком случае не намерены их использовать. Тем более, что статья о публицистике Солженицына, вроде бы, публикуется в ближайшем номере «НА».

Прощайте, уважаемые Александра Анатольевна и Мария Анатольевна! Несмотря ни на что, я благодарю вас за долгую симпатию и утешаю себя мыслью о том, что несправедливое унижение можно воспринимать как расплату за другие грехи и поступки, наказания за которые ты в свое время избежал. Будьте здоровы. Если вы когда-либо захотите объясниться со мной, я обещаю ни словом не напоминать о ваших чувствах, которых вы рано или поздно будете стыдиться.

С уважением, С. Довлатов.

Длинное, печальное письмо. Оно призвано не объясниться с адресатами, учитывая накал страстей, это представлялось невозможным, а разобраться с собственным состоянием. Позже в «Соло на IBM» Довлатов напишет:

Орлова я, как говорится, раскусил. В Меттере же – разочаровался. Это совершенно разные вещи.

Слова – практически выжимка из приведенного письма. Довлатовское отношение к людям состояло из двух этапов. Первый – человек очаровывал писателя своими реальными или мнимыми достоинствами. Человек принимался полностью. Даже явные изъяны вызывали умиление и понимание. Второй – крушение созданного образа. Довлатов уставал от людей, уставал их принимать. Практически никто не выдержал испытание временем. Исключение – Бродский. Но и в этом случае имеется особенность. Довлатов заставлял себя «любить поэта», осознанно выводя его за границы любой, даже самой легкой критики. Орлов и Меттер не были Бродским.

В случае же с «Новым американцем» – это было коллективным разочарованием. И в издании, и в тех, кто его делал. Двадцать шестого ноября Довлатов пишет Ефимову мрачное письмо:

Жаль, если Ваши соседи принимают меня за гангстера. И разве их не смущает то, что со мной ушли из редакции еще семь человек, почти весь штат. К Седыху «на поклон» я тоже не ходил, хотя об этом много говорят и пишут с изощренными нюансами и подробностями. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно с ним поговорить. Седых ответил: «Заходите, голубчик». Я сказал, что хочу попытаться сделать еще одну газету, но для этого необходима реклама в НРС. Что я прошу его об этом, и вне зависимости от ответа буду писать в газете то, что сочту нужным. Он наговорил мне комплиментов и дал рекламу. Вот и все. После этого я добился зарплаты (200 чистыми) себе и еще троим людям, хотя Гальперин не стоит и полтинника, вместо него можно взять четверых обозревателей и платить им по 50 долларов гонорара. У нас получают по 50 долларов за статью еще четыре человека, из которых двое – Поповский и Шарымова – оскорбляют меня почти ежедневно. Батчан же, заметки которого я переписывал в течение года, сказал недавно Дэвиду Дескалу, что газету не может редактировать человек с моим знанием английского. Рыскину Лена год носила бутерброды в редакцию, и в результате он недавно божился в компании, что Катя не моя дочка, а представьте себе – Аксёнова. И так далее.

Понятно, что так не говорят о людях, с которыми ты собираешься дальше работать. При этом Довлатов точен в своих претензиях. Вспомним о мемуарной заметке Александра Бат-чана, в которой он упоминает о своем удивлении по поводу слабого английского Довлатова. Удивляться, как видите, он начал давно.

Практически то же самое Довлатов написал Виктору Некрасову 27 декабря 1981 года:

Мы ушли и оказались на улице, буквально – в кафе. Народ уполномочил меня звонить Якову Моисеевичу, просить содействия. Самолюбивый горец, я, втянув голову в плечи, пошел в «НРС», был принят великодушным образом, именовался «голубчиком», Седых проявил благородство…

В этом варианте упоминается кафе, что подтверждает истинность рассказа Григория Рыскина. Из этого следует еще один момент. «Кражу» газеты Довлатов не планировал. Все случилось быстро, спонтанно. Отсюда и кафе, и вынужденное обращение к заклятым врагам – НРС. Дэвид Дескал – хозяин «Руссики», или Russica Publishers Inc., книгоиздательской фирмы. Кроме того, Дескалу принадлежал одноименный книжный магазин. К нему в итоге и обращаются за помощью Довлатов с коллегами. Информация Некрасова оказалась верной.

Параллельно поиском «финансового покровителя» занялся и коллектив «Нового американца». Орлова и Шнеерсон приводят отрывки из своего письма от 9 ноября неназванному, таинственному адресату. Тот после «кражи газеты» выразил возмущение поступком Довлатова, но тут же перешел на работу в «Новый свет». Скорее всего, им являлся Рыскин, которого, как вы помните, обрабатывал сам Орлов:

Неужели Вы могли поверить ложному слуху, что газету продали каким-то проходимцам?! Теперь-то Вы видите, что это – клевета! Во главе корпорации НА стал высоко-порядочный, интеллигентный человек, отличный организатор Виктор Перельман.

Выбор у всех был небольшим.

К сожалению, Виктор Борисович очень быстро разочаровал мемуаристок:

Да, издатель и редактор одного из ведущих журналов русского Зарубежья «Время и мы» купил НА, приняв на себя обязательство погасить все долги, регулярно платить сотрудникам зарплату, а внештатным авторам – гонорар. Он же становился главным редактором. Лучшего нельзя было и придумать! Мы ликовали. Однако радость оказалась преждевременной.

Вот что вспоминает одна из нас. Она сидела в офисе НА у телефона, принимая многочисленные звонки, когда дверь распахнулась, и вошел новый хозяин в сопровождении видной дамы (это была Ася Куник – помощница Перельмана, опытный литературный редактор и корректор). Едва кивнув «секретарше», главный редактор почему-то недовольным тоном приказал, забыв сказать «пожалуйста»:

– Мне нужна фирменная бумага, блокноты и прочие канцелярские принадлежности.

А у нас после недавнего разгрома шкафы оставались пустыми, так как денег на покупку этих «предметов роскоши» не было ни цента. Пришлось ответить отказом.

– Вот так они работали, – обратился Перельман к своей спутнице. – А еще удивляются, что прогорели! Какой же вы секретарь? – повернулся он к нерадивой особе.

– А я не секретарь, – последовал ответ.

– Ах, вы не секретарь! Так что