Ради тебя одной - Иосиф Гольман

– Да ничем, – закончил свои домыслы Береславский. – Небось пригрозили, что разделаются с Серегой. Кстати, куда делся Глинский?

– Уехал к себе на Урал. А насчет ее странного поведения, – задумчиво сказал старик, – может, ты и прав.

– Мне другое непонятно, – сказал Ефим. – Первое: при делах ли наш друг Вепрев? И второе: не мог Глинский сначала угрожать, а потом отпускать. Я вообще сомневаюсь, что он мог подло угрожать девчонке.

– Да, это пока в тумане, – согласился старик. Орлов вообще сидел тихо: в отличие от бухгалтерии, которую он знал досконально, криминальные истории были для него совершенно темными. Если бы дело не было столь печальным и не касалось своих, просто бы ушел: работы – по горло.

– А где сейчас Велегуров? – спохватился Ефим.

– В госпитале. Ему еще в «Змее» стало плохо. Что-то с головой. Перенапрягся от волнения. В Купавинский госпиталь привезли без сознания.

– Ты устроил? – спросил Береславский.

– Я, – согласился дед. – Там и подлечат. И попридержат, если у него возникнут какие-нибудь неправильные идеи.

– А у него возникнут, – подтвердил Ефим. – Слушай, давай ему сейчас позвоним.

– У него все нормализуется. Ночью уже пришел в себя. Вовчик, друг его, сейчас повез передачу.

– Давай наберем, – уже встревоженно повторил Береславский. Он сам набрал номер двух последних мобильников Сереги, и оба раза женский голос объяснил ему, что абонент либо выключил телефон, либо находится вне пределов досягаемости.

– Василий Федорович, звони в Купавну, – попросил Ефим. – У тебя ж там какие-нибудь чекисты знакомые есть?

– Босяк, – не удостоил его ответом дед. Но старенькую записную книжку вынул и номер набрал.

После короткого разговора и долгого ожидания Ивлиев получил новость, которая не особо удивила Береславского, хотя расстроила здорово.

– Он сбежал, – сказал дед. – Рано утром.

– Велегуров знает, кто увез Алю?

– Номер остался в его телефоне. С его связями определить Глинского – два-три часа.

Ефим, прервав беседу, позвонил сам, не прибегая к услугам Марины Ивановны.

– Егор, – сказал он, когда на том конце провода сняли трубку. – Не сочти за труд: подойди к моему сараю и осмотри входную дверь мастерской. Потом позвони мне. Да, ты утром никого на моей даче не видел?

Ему что-то ответили. Потом Береславский довольно долго ждал, пока неведомый Ивлиеву и Орлову Егор вернется к телефону.

– Понял, – наконец ответил невидимому собеседнику Береславский. – Спасибо. – И повесил трубку. – Серега побывал на даче, – сообщил он окружающим. – На бывшей моей «девятке». Замок мастерской взломан.

– Зачем ему взламывать замок? – удивился Ивлиев.

– Теперь он с винтовкой, – объяснил Ефим. – А Глинский – почти покойник.

– Ты «В-94» на даче хранил? – ужаснулся старик, уже наслышанный об их приключениях.

– А что мне ее, в офис, что ли, везти? – огрызнулся тот.

– Что собираешься делать? – спросил Орлов.

– Я еду к нему. К Глинскому то есть.

– Когда? – Это уже дед интересуется.

– Сейчас. Чаю выпью и поеду. Все равно я его обгоню.

– Я с тобой, – сказал Ивлиев.

– Извини, Василий Федорович. Здесь нужен только я. Глинский – человек непростой. И Серега тоже. Я все постараюсь уладить.

– Смотри сам на пулю не нарвись, – обиженно сказал старик.

– Постараюсь, – повторил Ефим.

Компания разошлась, прямо скажем, невеселая. Ну да что теперь поделать?

Не прошло и часа, как нос заряженной «аудюхи» Береславского уже смотрел на восток. А тем, кто его любил, снова оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

31. Велегуров

Москва, Урал

Я очнулся ранним утром. По больничному запаху понял – в госпитале. А по тени охранника за полупрозрачной дверью одиночной палаты сделал выводы: либо я чего-то сделал, либо со мной чего-то сделали.

И тут я все вспомнил.

Не смог сдержаться, застонал. Дверь тут же открылась, вошел сначала боец, потом – красивая девушка, видимо, медсестра.

– Что-нибудь болит, Сергей Григорьевич? – спросила девушка.

– Ничего, – ответил я.

– Не стесняйтесь, вызывайте, если нужно. – Она показала на красную кнопку вызова на стенке у кровати, под моей левой рукой. – Я ваш лечащий врач, и ничего от меня не таите, хорошо? – улыбнулась она.

Я не ответил. Меня сейчас не интересовали ни девушки, ни лечащие врачи. Я вдруг отчетливо понял, что Альку никогда больше не увижу. Смысл простого слова «никогда» вошел в мой мозг как ледяной штык.

Не знаю, почему я это понял. Может, потому, что меня о ней не спрашивают. И мне о ней не рассказывают. Может, потому, что мой сотовый, аккуратно выложенный на прикроватную тумбочку, ни разу не звонил – я уже проверил протокол неполученных сообщений.

Нет больше Альки. И к этому мне придется привыкать.

Я понял, что она не вернется, еще вечером, в «Зеленой змее». Даже ее звонок не снял ужас исчезновения. Я ждал, с каждой минутой ощущая, как пульс, стучащий в моем виске, делался все сильнее и громче, кувалдой разбивая смертельно уставший мозг.

Потом меня кто-то окликнул – по-моему, вернувшийся Вепрев, – а я, вместо того чтобы ответить, просто упал. Следующее мое воспоминание – уже госпитальное.

Я твердо знаю – Альку не вернуть. А значит, все остальное теряло смысл. Кроме одного – ее у меня кто-то отнял. И я видел огромный смысл в том, что этот «кто-то» скоро умрет.

Я полежал еще немного. Потом отпросился в туалет, оделся и, поддерживаемый за руку охранником, пошел в уборную. Это все-таки была не тюрьма: решетки на окнах отсутствовали. Они были просто закрыты на щеколды и по зимнему времени проложены ватой, чтобы не дуло.

Я легко открыл окно, и охранник, деликатно оставшийся в коридоре, меня больше не увидел. Спуск с четвертого этажа не был особо рискованным – говорю же, это был госпиталь, а не тюрьма.

За забором поймал машину, на оставшиеся в кармане деньги меня добросили до моей «девятки».

Меж тем рассвело, и у солидных людей начался трудовой день.

Я очень быстро навел все необходимые справки. Аля звонила мне по телефону Николая Мефодьевича Глинского, важного уральского купца. Не знаю, как ей это удалось, но она дала мне след.

Потом я нашел саму Алю: она была в ногинском морге. Знакомый Вовчика, им уже предупрежденный, провел меня внутрь. Тело мне не показали, зато показали записи, сделанные патологоанатомом. У нее не оказалось прижизненных повреждений, кроме страшной травмы затылка, от которой и наступила смерть. Отдельным пунктом было указано, что перед смертью Аленька не была изнасилована.

Местный сыскарь сказал мне, что у них вызвали подозрения оборванный подол бархатной юбки и отсутствие на погибшей туфель и теплой одежды. Поэтому и провели допэкспертизу, при автопроисшествиях обычно ненужную.

…Эту юбку я ей подарил. И я настоял на том, чтобы она была бархатной – мягко, нежно и торжественно. Оказалось, оторванным куском ткани она обматывала ногу, потеряв туфлю.

Сыскари не ограничились автоверсией, по горячим следам отработали все. Но уголовное дело по похищению заводить не стали: четверо свидетелей видели, как Аля сама входила в здание пансионата, где жил Глинский, и сама выходила из него. Я своими глазами прочитал слова охранника о том, что такого скоростного секса тот еще не видел: Аля была в номере буквально три минуты. Если останусь жив, надо будет его найти и сломать руку. Или, лучше, вырвать язык.

– Ты тоже считаешь, что это был несчастный случай? – спросил я у сыскаря.

– Похоже на то, – подумав, сказал он. – У нее ничего не взяли. С ней ничего не сделали. У них вышла какая-то ошибка. А под машину попала… Как говорится, обходи автобус сзади, а трамвай – спереди.

– Получается, никто не виноват?

– Получается так, – вздохнул мент. – Извини.

«Человек умер, и никто не виноват, – задумался я. – Нет, так не бывает. Я найду и накажу виновных». Но говорить об этом менту, пусть и хорошему знакомому Вовчика, не стал. Просто поблагодарил, попрощался и вышел на свежий воздух.

На самом деле виноват я. Альке не следовало связываться с человеком, чьим единственным взрослым занятием было – убивать. И это не совпадение, что она встретила свою смерть совсем рядом с тем местом, где я ее подобрал в ноябре. Слишком долго живу на этом свете и слишком много видел, чтобы поверить в такие совпадения.

Что ж, с судьбой не повоюешь. Но я считал себя обязанным повоевать с теми, кого судьба выбрала в исполнители своего приговора. А может, мне просто надо было чем-то заняться.

Далее я действовал очень быстро. Продал «девятку» Ефима Аркадьевича, благо генеральную доверенность имел давно. Ездить на ней было нельзя по двум причинам: если будут искать, то именно ее. А если попадусь, то начнут тягать Береславского. С моей стороны это было бы черной неблагодарностью.

Тут же, на рынке, приобрел потрепанную, но еще крепкую темно-зеленую «четверку» с длинным накрышным багажником. «Хозяйственные» автомобили вообще меньше привлекают внимания, а мне надо было кое-что маскировать.