Не вернуться никогда - Олег Верещагин

— Эрик! Эрииииииииииии… — и даже захлёбывался криком.

Рыжий вскинулся. Застыл на миг. Зачем-то соскочил с седла — и побежал навстречу Олегу, который на бегу раскинул руки. Они сшиблись и полетели в траву, покатились, тиская и мотая друг друга, как два молодых пса.

Вадим поднялся, машинально отряхиваясь, помахал рукой дозорным, которые явно ничего не понимали. А сам смотрел, как к поднявшимся на ноги — не расцепляя объятий — Олегу и рыжему подъехал шагом… нет, подъехала. Девушка — статная, сидевшая в седле боком, но с оружием. Вадим увидел, как Олег буквально оттолкнул рыжего и замер, вскинув голову. А потом — несмотря на растущий общий гул — отчётливо расслышал слова девушки:

— Вот так-то… Я одно тебе меч, револьвер и камас привезла. Мне они тем часом без дела, а тебе… возвратом надо… чтоб ты… ооооййй… — Бранка закрыла лицо руками и стала валиться из седла — прямо в руки опрометью подскочившего вплотную Олега.

Сейчас было хорошо видно, что она беременна. Куда дольше, чем Эрна.

* * *

Лагерь на лесных полянах и берегу ручья был почти незаметен. Возле горящих в ямах костров двигались тени людей и коней. Среди деревьев таял говор на нескольких языках.

При свете двух мощных фонарей, дававших белёсый свет, около большого валуна, вросшего в землю мохнатым ото мха боком сидели несколько человек — парни, две девушки (они присели отдельно и тихонько переговаривались друг с другом, часто кидая взгляды на Олега и Вадима). Йерикка, жуя веточку, иронично посматривал по сторонам, и Олег чуть не засмеялся от радостного, шипучего чувства, что — вот он, Йерикка, живой и неистребимо рыжий, и веточку жуёт так же, как всегда, и… и… и… дальше лучше было не думать, потому что слёзы забивали горло, а это было бы совсем уж…

— Так вы не уходите? — откашлявшись спросил он.

— Мы? Уходим. И мы остаёмся, Олег! Там, — Йерикка вскинул руку, — сотни миров, и мы увидим их все. Но сначала мы отвоюем наш мир. И путь поберегутся те, кто встанет у нас на пути — ни звёзд над нашими головами, ни нашей земли у нас больше никому не отнять! — он опустил руку и щёлкнул пальцами: — А кстати, помнишь Аркашку? Того, который наших тогда…

— Помню, — кивнул Олег и покусал губу.

Йерикка вздохнул:

— Так вот его сынок — которому тогда Гоймир камас подарил, ну? — Гоймира выследил и бахнул в упор. Разворотил бедро.

— Жив? Так он что, тоже тут?! — Олег огляделся. — А…

— Гоймир не велел его убивать. Сказал, что поговорит с ним ещё, как поднимается. Пацан сейчас за ним ухаживает… Они не здесь, они за горами, недалеко от тех мест, где ты на наши головы свалился. И ещё кое-кто там тоже.

— Не пугай, — махнул рукой Олег. — Мне и встречи с Гоймиром хватит… Кстати, с нами едет очень хороший врач, так что Гоймира он на ноги поставит точно… А, да. Так кто там у вас ещё?

— Жена и сын полковника Чубатова, — тихо сказал Олег, и Вадим, молча слушавший, увидел в свете фонарей, как лицо Олега словно бы растворилось — так тот побледнел.

— Они-то как…

— Да так. Как я понял, полковника в измене обвинили, ну и пришлось им бежать. А куда? К нам… Вот такие пироги с брусничкой. Они не знают, кто полковника убил.

— Я сам скажу, — тихо ответил Олег. Бранка тревожно смотрела в его сторону, он улыбнулся. — Сам скажу.

— Это всё интересно, — вмешался Вадим, и на него посмотрели все. — Но, как я понимаю, тут собрались не последние люди…

— Нашим отрядом командует князь Крук, — сказал Йерикка.

Вадим кивнул.

— Конечно. Ну так вот… Тут собрались не последние люди. И мне хотелось бы знать, в каком рассуждении находятся наши горские друзья.

Йерикка зевнул, плюнул травинку, потянулся. И подался вперёд:

— В рассуждении того, что три дня назад, когда мы только-только перевалили хребет, один надёжный человек — немного старых связей — сообщил мне вот что…

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛАВОСЛОВИЕ

За душой, за пазухой,

Встрепенулась раз, другой

Лёгким звоном под дугой

Не дала уснуть…

Полетела лёгкая

С облаками окая

Стрелами, не строками

Ворожила путь…

Как звалась невестою,

Да тоской безвестною

Звёзды мерить песней той

Услыхала зов…

И на кой сподобилась

Бросить всё в недобрый час,

Да куда там!.. Понеслась!

Нет таких оков…

Верою да верностью

Жаловала с щедростью

Ведь вернулась, лезь в петлю

Что ж ты спал с лица?..

Вдаль летела стаями

Искрами растаяла

Да пускай! Ей, стало быть

Не видать конца…

"…Ой, Ладо, Ладо,

Ладо, мати, Ладо

Весну закликати, мати,

Весну закликати…

Зиму провожати,

Ой, Ладо, Ладо,

Мерю провожати.

Леля да Полеля

Ой, да пили воду

Во великой Сварге

Пили — лили воду

Ой, да лили воду,

Славу пели Роду,

Ой, да славу пели

Диду, дубу, снопу."{19}

Плоские машины — не очень похожие на земные танки или бронемашины, но всем своим внешним видом не оставлявшие никаких сомнений в своём предназначении — шли по две в ряд, шесть штук. Из-за того, что они были плоские — они казались невысокими, и только когда на броне передней показался данван, стало ясно, что высота машин не меньше трёх метров и что они — огромны.

Данван стоял на носу правой передней машины, раскачиваясь на широко расставленных ногах — статуя из непроницаемой брони. Его угловатые руки поднесли к матовому забралу шлема какой-то прибор, он стал медленно поворачивать голову туда-сюда. Картина была полуреальной, как из фантастического фильма. И уж совсем фантастической делал её плывущий над группой машин фрегат — фрегат, по сравнению с которыми машины-гиганты в ущелье, ведущем в горы, казались крошками.

Олег пошевелил край изолирующей накидки. Его не оставляло ощущение того, что данван видит. Видит их всех. Невозможно не увидеть полторы тысячи человек, пусть и сколь угодно хорошо замаскированных. Невозможно. Так же невозможно, чтобы этот фрегат и был тем, который сжёг Йени Асма. Хотя Йерикка говорил, что это так и есть.

Машины двинулись дальше. И над скалами — скрещивая в небе белые следы и завывая — разорвались алыми огнями две сигнальных ракеты. Начало атаки.

Олег отбросил накидку…

…Фрегат тут же окутался радужным сиянием — непроницаемым и… страшным. Зашевелились — не вразнобой, слаженно и жутко — многочисленные стволы, безошибочно выцеливая обнаружившихся себя врагов. Жалкие твари, как они посмели?! Отражая ливень высокоскоростного металла, несущийся с земли, перехватывая ракеты, защитные экраны были готовы поглотить и любую форму чистой боевой энергии — мало ли что?

Гранаты "мух" и "семёрок" — и капсулы "шмелей" не были энергией. У них не было сложных наводящих систем. И их скорость была слишком мала, чтобы защитный экран воспринял их как угрозу.

Конечно, у фрегата была и обычная броня. Мощная, танковая. Но, как видно, она не модифицировалась довольно давно. Во всяком случае, ещё до появления тандемных ПГ-7ВН…

…Не веря своим глазам, Вадим увидел то, на что уже не надеялся с того момента, когда вспыхнула чёртова "радуга".

Фрегат вдруг дёрнулся. Покачнулся. Послышался, перекрывая звуки боя, мощный рёв сирены. Мощный — и… и… нет, не может быть… беспомощный! Фрегат звал на помощь.

Помогать было некому. Сразу несколько "тандемов", выпущенных с разных концов, пробили броню. А потом одна из "шмелиных" капсул развалила нос чудища — то самое место, где холодно сверкали гранёные "глаза грифона" — панорамные иллюминаторы пилотского отсека.

— Аааааааа!!! — бессмысленно-радостно закричал Вадим.

Защитное поле замигало и… исчезло. Фрегат оказался под огнём со всех сторон — по нему стреляли изо всего, что могло стрелять. Чудовище подалось вбок. Назад. Вбок. Оно было всё-таки слишком огромно, оно не желало умирать от муравьиных укусов… и Вадим увидел, как внизу — на земле — одна за другой появляются кипящие ямы.

Поздно.

Трёхсотметровый убийца городов страшным движением перевернулся вокруг себя. И — рухнул вниз, в ущелье.

— Ложись! — крикнул Олег, падая.

Огненный вихрь рванулся из ущелья в небо расширяющейся воронкой — истаивая. Начали рушиться скалы. Взрывы — уже более слабые — следовали один за другим.

На узости некуда было деться даже тем, кто спасся при падении. Среди пламени и вывихнутого металла двигались, стреляя во все стороны, чёрные фигуры. Поднимали руки почти нечеловеческими, механическими жестами — и падали, таяли среди огня.

Вадим услышал, как поднявшийся на ноги и стреляющий от живота Олег смеётся — металлически, высоко, почти безумно. Сам он, не издавая ни звука, глядел неотрывно, как горит колонна. Нет, горит всё ущелье, заваленное металлом. А видел только одно — пепельный круг на месте своего города.