Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф - Валентин Катаев

— Печально, печально… Ну-с, впрочем, не будем отклоняться. А то у меня внизу извозчик, знаете ли… Так как же насчет фронтика?

— Какого фронтика?

— Да единого же антисоветского? А? Как вы на сей предмет?

— Единого… Антисоветского? Гм… Что же… Цель не вредная… Да! Чуть не забыл! Как вам нравится Лендберг?

— А что такое?

— Как что такое! Да вы, батенька, газет, что ли, не читаете? Через Атлантический океан, на аэроплане, шельма, перелетел — и ни в одном глазу! Вот эт-та трю-у-у-к! Так вы, значит, от чаю решительно отказываетесь?

— Решительно. У меня извозчик внизу стоит.

— А вы плюньте в извозчика. Постоит и перестанет. Не в извозчике счастье. Посидим, поболтаем, чайку попьем. Чаю хотите?

— Мер-рси…

— Мерси «да» или мерси «нет»? То есть, пардон, я совсем забыл, что вы не пьете чаю. Между прочим, нашему общему другу Штреземану врачи тоже категорически запретили крепкий чай. Не знаю, как он теперь, бедняга, выкручивается, прямо анекдот.

— А что такое?

— Да как же! Посудите сами. Сегодня у него обедает Чичерин. А Чичерин после обеда ужасно любит чайку попить. Интересно зна…

— Постойте! Что вы говорите! Я как раз от вас собирался ехать к Штреземану. А там, оказывается, Чичерин. Гм… Ужасная неприятность. Н-да, история! Придется в другой раз заехать. Ничего не попишешь. Между нами говоря, не нравится мне почему-то Чичерин. Несимпатичный человек. Куда ни сунешься — всюду Чичерин. Ну, так как же?

— Это насчет чего?

— А насчет антисоветского фронта?

— Что ж, валяйте!

— Присоединяетесь?

— К чему присоединяться?

— Да к фронту же!

— К какому?

— Ах ты, господи, да к антисоветскому же! Ну?

— Да как же я вдруг так возьму и присоединюсь? Неудобно это как-то. Впрочем, вы поезжайте к Штреземану. Если Штреземан присоединится, тогда, пожалуй, и я присоединюсь, если, конечно, ничего такого не случится.

— Да как же я поеду к Штреземану, если у него Чичерин сидит, чудак вы человек? Ведь неудобно же получится?

— Неудобно.

— Вот видите. Сами понимаете, что неудобно, а советуете. Ну, присоединяйтесь, присоединяйтесь, а то меня извозчик внизу дожидается. Поди истомился, сердешный… Ну, так как же?

— Да, и как же?

— Присоединяйтесь.

— Не знаю, право, что вам и сказать. Да вы присаживайтесь. Чайку попьем, побеседуем. Чайку налить?

— Присоединяйтесь «да» или присоединяйтесь «нет»? Одно из двух. Меня внизу извозчик ждет. Мне еще к Муссолини заехать надо. И его хочется присоединить.

— Не советую сегодня к Муссолини ехать. Муссолини переживает лирическую грусть.

— А что с ним такое?

— А то. У человека лира падает, а вы его присоединять начнете. Неудобно.

— Какая неприятность! Вот уж действительно, не везет так не везет! Ну?

— Что «ну»?

— Присоединяйтесь!

— Право, я не могу. Мерси, но не могу. Не от меня зависит. Рабочие наши, знаете, не очень обожают антисоветский фронт. Может быть, вы к рабочим съездите, уговорите их, а?

— Значит, не присоединяетесь?

— Не присоединяюсь.

— Гм… Ну, тогда до свидания. Честь имею кланяться, гран мерси.

— Куда же вы? Посидите, поболтаем. Чайку попьем. По-хорошему. Чайку хотите? Что ж вы на меня ногами топаете? Вот чудак человек. Уж и стаканчика чаю ему нельзя предложить… Посто… Ушел!

— Эх, барин, нехорошо это с вашей стороны! Десять минут велели ждать, а сами три часа проманежили. Уж это свинство.

— Ну, ты! Не очень! Погоняй!

— Куда прикажете? К господину Муссолини или к господину Штреземану?

— Вези меня, болван, назад, домой!

— А в Польшу не заедете?

— Вези домой, сук-кин сын, и не раздражай меня дурацкими вопросами! Хам! И что это за каторжная жизнь, прости господи! На дворе лето, солнце жарит, хорошие люди все в отпуск собираются карасей удить, один я, как собака, с высунутым языком ездию по Европе и ездию, и конца этому не предвидится!..

Ну, подождите, подлые большевики, доберусь я до вас когда-нибудь!

1927

Бумеранг*

Когда австралийский дикарь видит недалеко от себя прекрасную птицу, он берет в руку бумеранг и бросает его в соблазнительную дичь. Бумеранг убивает птицу, описывает красивый эллипсис и возвращается в руку дикаря.

Однако частенько случается так: бумеранг в птицу не попадает и, описав красивый эллипсис, с мелодичным звоном разбивает череп самого охотника.

Самый наиглавнейший мировой капиталист с большой буквы позвал к себе в кабинет секретаря.

— Скоро?

— Чего скоро?

— Скоро, говорю, падет в России Советская власть или не скоро? Понятно?

— Так точно, никак нет!

— Разъясните.

— Так точно — понятно! Никак нет — скоро!..

— Гм! Очень странно. Никаких видов на ближайшее падение?

— Никаких-с! Даже, извините, наоборот. Укрепляются.

— А что такое?

— Пятилетний план индустриализации. Небывалый энтузиазм. Новые заводы, электрические станции, гигантские совхозы, транспортное коло…

— Довольно! Это безобразие надо прекратить. Сейчас или никогда!

— Так точно.

— Именно?

— Так точно — сейчас. В два счета.

— Правильно. План?

— Спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну! Сорвать пятилетний план! Разгромить! Раздавить и растерзать!

— Так точно, и растерзать! Действуйте!

— Слушаюсь!

— Только имейте в виду: чтобы на нас ни малейшего подозрения. Чтобы все было шито-крыто. Ни-ни!

— Так точно! Никак нет. Ыи-ни-с!

— Берите чек. Валяйте. В два счета!

— Слушаюсь!

— Честь имею явиться — генерал Ху-ли-ган!

— Очень приятно.

— Так точно!

— Большевиков любишь?

— Никак нет.

— Заработать хотите?

— Так точно!

— Получайте чек!

— Так точно!

— От вас требуется следующее: спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну. Сорвать пятилетний план. Разгромить! Раздавить! И растерзать!

— Никак нет! То есть так точно — и растерзать!

— Только имейте в виду: чтобы все шито-крыто, чтобы на нас ни малейшего подозрения. Дескать, насвинили по собственному почину. Не проболтаетесь?

— Никак нет.

— Сыпьте!

— Слушаюсь!

— В два счета!

— Так точно!

— Здорово, Семенов!

— Здравия желаю, ваше превосходительство!

— Высокопревосходительство. Болван!

— Виноват, ваше высокопревосходительство!

— А еще полковник! Довольно стыдно. Кушать хочешь?

— Так точно!

— Большевиков обожаешь?

— Никак нет!

— Китайскую Восточную железную дорогу знаешь?

— Так точно! Как же, там у меня, ваше высокопревосходительство, шурин в кондукторах служит.

— Хорошо. Без подробностей. Спровоцировать умеешь?

— Хе-хе!

— Так вот что, Семенов. На тебе, братец Семенов, монету — и действуй. Валяй! Чтобы у меня в два счета! Втянуть! Сорвать! Разгромить! Раздавить! И растерзать!

— Овес нынче, барин, дорог. Эх-х! Прибавили бы мало-мало… на чаишко…

— Я тебе прибавлю, а ты надерешься небось как сукин сын, а потом что с тобой делать? Нет, братец Семенов, ты сначала спровоцируй, а потом посмотрим.

— Эх-х-х, ваше высокопревосходительство!

— Ну, ничего, ничего! Собирай свою шпану и крой!

— Слушаюсь!

— Стекла бить не разучился?

— Гы-гы!

— То-то же! Валяй. До свидания, Семенов.

Тр-рах! Б-б-б-бах!! Дзинь!! (Подробности смотри в газетах.)

— Ну что, спровоцированный акт совершили? В войну втянули?

— Так точно, никак нет!

— Разъясните.

— Провокационный акт совершили, так точно. А в войну не втянули, никак нет!

— Гм!.. Но все-таки положение Советской власти, надеюсь, пошатнулось?

— Никак нет!

— Гм!.. Оч-чень странно. Никаких признаков шатания?

— Никаких-с. Даже, извините, наоборот.

— То есть как это наоборот? Выражайтесь понятнее.

— Извольте взглянуть в газетку-с, в ихнюю. Вот, извините, «Известия»:

«Страна Советов горит возмущением, готова к отпору. На бесчинства китайских генералов трудящиеся отвечают третьим займом индустриализации. Подтверждаем наше стремление к мирному социалистическому строительству. На происки врагов отвечаем вступлением в партию Ленина. Небывалый подъем энтузи…»

— Довольно!.. Оставьте меня в покое. Не понимаю, что вы пристаете к человеку со своими газетами! Пошел вон!

1929

Дорогие патроны*

— Как-с прикажете-с доложить-с?