Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска) - Николай Черкашин

Перед преданием тел земле был митинг. Мне запомнилось выступление помощника командира капитана 2-го ранга Зосимы Григорьевича Сербулова. Не скрывая слез, говорил он, как горько хоронить матросов, погибших не на войне, а в мирное время…

Он, прошедший всю войну на действующем флоте, не раз смотревший смерти в глаза, плакал по матросам, как по родным детям…

Позже было признано, что похороны организовали неправильно. Нужно было гробы открыть и переносить их на руках. А так снова поползли слухи, что в гробы клали по полчеловека. На самом деле только в два гроба были уложены останки четырех матросов, точнее, то, что от них осталось.

Мне пришлось выполнять еще одну нелегкую работу. Вместе с замполитом нашего дивизиона М. В. Ямпольским мы собирали адреса погибших и писали похоронки. Писали и письма родственникам — в день по 30—50 писем. Где-то через неделю нам разрешили сообщать в этих письмах, что все-таки произошло. Писали примерно так: „29 октября в 1 час 30 минут под линкором „Новороссийск“, на котором служил Ваш сын, произошел взрыв. Корабль перевернулся и затонул, поэтому мы не можем переслать Вам его личные вещи на память. Такого-то числа его тело было найдено (или не найдено) и похоронено в братской могиле на Северной стороне.

Посмертно Ваш сын представлен к правительственной награде — ордену Красной Звезды“.

Если были известны какие-либо подробности о службе и гибели сына, сообщали и их. Затем подробно разъясняли, какие льготы имеет семья погибшего: получение жилья в трехмесячный срок, на денежное пособие и прочее… Писали в военкоматы с просьбой оказывать помощь семьям „новороссийцев“.

Ответные письма приходили нам мешками… Были среди них такие, какое прислала одна девушка: „Ты оказался подлецом. Обещал писать, а сам… и т. д.“. Пришлось и ей написать, хотя она и не считалась близкой родственницей. Потом пришло слезное извинение.

Мы старались, чтобы никто из пострадавших „новороссийцев“ не остался без внимания. В моей башне служил старший матрос — помощник замочного правого орудия. В момент взрыва он стоял с карабином на посту у гюйса, в носовой части линкора. Ударной волной его выбросило за борт. По счастью, он остался жив. Подплыл к якорь-цепи и стал звать на помощь. При этом оружие не выпустил из рук. Вахтенный офицер тут же выслал за ним баркас. Матрос сдал карабин, и его переправили в госпиталь, где поставили суровый диагноз — тяжелое сотрясение мозга. Дали ему 2-ю группу инвалидности (160 рублей в старом исчислении). Но матрос не захотел оформляться, боялся, что ему с такими документами откажут в приемной комиссии института. Тогда мы сделали запрос и убедили парня, что его примут и с инвалидностью.

Наконец, последнее, чем мне пришлось заниматься в связи с „Новороссийском“, — это оформление наградных листов. Для этой цели отрядили группу офицеров в пять человек во главе с командиром артиллерийской боевой части (БЧ-2) капитаном 3-го ранга Ф.И. Тресковским. Работали мы три дня, точнее, трое суток, так как рабочий день заканчивался в 2–3 часа ночи. Наградные листы были написали на всех погибших, на шестерых спасателей-водолазов и на девять человек, спасенных из корпуса опрокинувшегося корабля (семеро из электростанции и двое из кубрика № 31).

Постановлением Совета Министров СССР от 5 декабря 1955 года, было указано назначать офицеров-„новороссийцев“ на повышенные должности…

Простите, писать больше не могу. Очень тяжело вспоминать…»

Глава пятая. «Когда я должен был дать команду?»

Правительственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышевым тщательно изучила все обстоятельства гибели линкора «Новороссийск», пришла к выводу, что экипаж корабля во взрыве не виновен, более того, матросы, мичманы, офицеры, спасая корабль, проявили подлинный героизм, высочайшую верность воинскому долгу, самопожертвование.

Наиболее вероятной причиной взрыва эксперты признали немецкую донную мину с прибором кратности, приостановившим на время свою работу и ожившим после того, как линкор задел мину якорем. Дело в другом: почему не удалось спасти подорванный линкор от опрокидывания? Можно ли было предотвратить его? Почему спустя два с лишним часа после взрыва людей погибло вдвое больше, чем погубил их сам взрыв?

Все эти вопросы стояли перед комиссией, и она строго спрашивала с тех, кто держал перед нею ответ.

Должностные лица, в чьем ведении находился корабль, от командира линкора до Главнокомандующего Военно-Морским Флотом СССР, понесли наказания в меру их упущений по службе. Командир отвечает за все. Согласно этой суровой, но справедливой формуле были сняты с должности и понижены в воинских званиях командир «Новороссийска» капитан 1-го ранга А. П. Кухта, врио командующего Черноморским флотом вице-адмирал В. А. Пархоменко. Отстранен от руководства военно-морскими силами страны и понижен сразу на две ступени в звании — из Адмиралов Флота Советского Союза в вице-адмиралы — Главнокомандующий ВМФ СССР Н. Г. Кузнецов.

Среди моряков до недавнего времени шли толки о том, насколько справедливо обошлись с бывшим наркомом (потом министром) ВМФ, под водительством которого флот страны воевал — и как воевал! — четыре долгих года войны.

Только в июле 1988 года Президиум Верховного Совета СССР восстановил вице-адмирала Николая Герасимовича Кузнецова в прежнем воинском звании Адмирала Флота Советского Союза, сняв с него посмертно вину за гибель «Новороссийска». В честь этого замечательного флотоводца был назван самый большой корабль нашего флота — первый за всю историю России авианосец.

Однако самый главный спрос был с вице-адмирала Пархоменко. Мое мнение об этом человеке складывалось весьма непросто.

Молва рисовала комфлота человеком крутым и жестоким, эдаким беспощадным «волевиком», для которого судьба «железа» (корабля) была важнее судьбы людей (матросов), который из страха перед высоким начальством побоялся отдать приказ покинуть линкор до опрокидывания.

Говорили, что ему все сошло с рук, потому что он сын героя Гражданской войны Александра Пархоменко.

Кто-то слышал, как на предложение временного командира линкора старпома Хуршудова дать задний ход и подойти как можно ближе к Госпитальной стенке адмирал ответил: «Винты погнем…»

Кто-то слышал, что на предложение покинуть гибнущий линкор он закричал: «Застрелю!..»

В этого человека легко бросить камень, ибо с него главный спрос за гибель линкора. Он фактически командовал Черноморским флотом, он лично руководил борьбой за спасение «Новороссийска». На его голову посыпались проклятия вдов и матерей погибших моряков. Страшное бремя.

— Почему вы не отдали приказ о спасении людей? — спрашивал его председатель Государственной комиссии по расследованию причин и обстоятельств гибели «Новороссийска». — Почему?..

Пархоменко сняли с должности комфлота, разжаловали в контр-адмиралы, отправили на Дальний Восток.

Имя его предано забвению. Нет его в музеях в хронологическом перечне командующих Черноморским флотом, нет его и в историко-обзорной монографии «Краснознаменный Черноморский флот». И только в относительно недавно вышедшей «Боевой летописи ВМФ» в именном указателе прорвалось единственное упоминание его фамилии: В. А. Пархоменко (эсминец «Беспощадный»)…

«Не могу слушать эту песню…»

Взрывная волна авиабомбы, угодившей в эсминец, швырнула командира с мостика далеко за борт вместе с биноклем. Тяжелый кожаный реглан сразу же потянул вниз… Сбросил его, китель, брюки, ботинки… Эсминец уходил в воду свечой — кормой кверху…

В набеговую операцию на Феодосию они вышли втроем: лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Способный». Потом историки отметят: «Когда наши корабли выходили в набеговые операции без авиационного прикрытия, их постигала неудача, а для лидера „Харьков“ и эсминцев „Беспощадный“ и „Способный“ такие выходы закончились трагично: противнику удалось 6 октября 1943 года потопить их».

В тот день у пикирующих бомбардировщиков была пожива. Как ни огрызались эсминцы огнем, бомбы легли точно. Все три корабля затонули один за другим. Три огромных мазутных пятна — в них барахтались те, кто не ушел сразу на дно… Дольше всех торчала из воды корма «Беспощадного». Но и из нее выходила «воздушная подушка», она погружалась…

Потом, спустя лет сорок, ведущий телепрограммы клуба «Победители» спросит высокого худощавого старика в вице-адмиральских погонах: «Что вам запомнилось больше всего из минувшей войны?» Пархоменко ответит: «Мотив песни „Раскинулось море широко“… Не могу слушать эту песню…»

Когда, держась на волнах по-осеннему холодного моря, он услышал поющие голоса, ему показалось, что начинается бред. Потом увидел пять-шесть матросов с «Беспощадного», поддерживая в воде друг друга за плечи, пели, глядя на погружающийся эсминец: