Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

Дэцзы молчал. Темная комната была полностью сделана из камня, с карнизов за происходящим наблюдали изображенные на них боги и демоны хинских храмов. Окон не было, единственным источником света служили несколько бумажных ламп. Цзэнь преклонил колени перед всеми мастерами Школы Белых Сосен. На спине, в тех местах, где ферула оставила красные рубцы, пульсировала тупая боль.

Дэцзы уже давно объявил ферулу устаревшим методом наказания.

«Боль и жестокость могут вынести те, у кого сильная воля, – однажды сказал он, и категоричность его слов прокатилась по этому залу. – Прежде всего следует внимать к разуму».

«Ты оказался прав, мастер, – подумал Цзэнь. – Боль чувствует только плоть. Шрамы же я ношу на своей душе».

Улара с удовольствием приковала его руки к железному столбу так, что он едва мог двигаться. Цзэнь не возражал. В любом случае он принял бы наказание ферулой молча.

Это была небольшая цена, которую пришлось заплатить за то, что он сделал, и за то, что собирался сделать. Узнай мастера, что он намеревался выследить Богов-Демонов, изгнание из Края Небес стало бы самым мягким наказанием.

– Ну, и это все? – взвизгнул мастер Фэн, мастер Геомантии. Он откинулся назад, на груди у него висел конопляный мешочек с черепашьими панцирями, костями и трубкой, которую он закуривал только в присутствии Дэцзы. Геомантия – толкование судьбы по звездам и костям – была самым нелюбимым предметом Цзэня, да и мастер, непредсказуемый и беспристрастный ко всему, кроме собственных капризов, не питал к Цзэню особой симпатии. Он утверждал, что видел зло, воплощенное в его душе, читал по звездам о том, что он сойдет с Пути. – Тебе больше нечего добавить, кроме того, что элантийцы выследили тебя и ту девушку и ты уничтожил их крепость?

– Как по мне, так этого достаточно, мастер Фэн, – сказал Ипфонг, мастер Железных Кулаков. Большой, неуклюжий и, по сути, состоявший из двухсот килограммов чистой мускулатуры, он был из тех, кто предпочитал словам действия. – Элантийцы давно собирались вторгнуться на Центральные равнины. На протяжении всех этих циклов нам удавалось скрываться от их разведчиков, но Пограничная печать не устоит против целой армии.

– Тем не менее остается открытым вопрос, – сказал Безымянный мастер Ассасинов, чей голос был подобен дыму в беззвездную ночь, – что эти ученики делали за пределами Края Небес.

– Разве я недостаточно ясно выразился? – спросил Цзэнь. Цепи звякнули, когда он поднял голову, чтобы оглядеть мастеров. – Мы искали призрак ее матери. Я согласился отвезти ее туда в надежде, что больше она не станет возвращаться к этой теме. Все это сказывалось на ее учебе.

– Но ты знал, что это неправильно, – громко сказал мастер Текстов. – Ты же достаточно умен, чтобы не нарушать «Кодекс поведения», Цзэнь.

На это заявление ему нечего было ответить.

– Мальчишка лжет, – наконец заговорила Улара. Она стояла немного в стороне, вне света ламп. Ее лицо оставалось в тени, но Цзэнь мог разглядеть блеск в ее глазах. Оба ее меча были пристегнуты к бедрам, свет падал на край Соколиного Когтя. – Однажды вечером Дилая наткнулась на них. Они говорили о поисках окарины.

– То была всего лишь ностальгия, – холодно отозвался Цзэнь. Ранее, по дороге в Комнату Ясности, он тщательно продумал каждую деталь своей истории, проверяя ее на наличие пробелов и несоответствий. Он не забыл о вторжении Дилаи в библиотеку несколько ночей назад, как и о том, что частью этого инцидента были Шаньцзюнь и Тай. Позже следовало поговорить и с ними.

– Когда девушка была еще маленькой, мать играла ей на окарине, – объяснил он. – Полагаю, мастер Улара не стала бы выдумывать доказательства, основываясь на детских воспоминаниях?

Отсюда он не мог видеть выражения лица Улары, но на этот раз зазвучал другой голос.

– На окарине? – Когда Дэцзы наклонился вперед, пламя осветило его лицо, углубив каждую морщинку и заострив скулы. Внезапно он стал выглядеть старше. Цзэнь встретился взглядом со своим наставником и изо всех сил постарался не отвести глаз. Было трудно вынести разочарование во взгляде Дэцзы.

– Да, мастер, – сказал Цзэнь, неуверенный в том, почему его наставник зацепился за эту маленькую деталь. – Я сказал ей, что хоть окарины у нас в школе нет, есть другие, более распространенные инструменты, на которых она могла бы играть.

Дэцзы еще несколько мгновений смотрел на своего ученика, прежде чем снова откинуться назад. В выражении лица Старшего мастера Цзэнь уловил проблеск чего-то худшего, чем разочарование. Он выглядел… обеспокоенным.

– Благовония сгорели, – сказал мастер Гьяшо в наступившей тишине. Он указал на нишу в каменной стене, где в медном горшке от палочек для благовония не осталось ничего, кроме трех почерневших обрубков. – Перезвон отзвенел, становится поздно. Давайте обсудим тревожные новости об элантийском вторжении и предоставим Цзэня физическому отдыху и духовным размышлениям.

Дэцзы посмотрел на Улару и спросил:

– Дилая сообщит нам, как только Лань проснется? – Когда Улара кивнула, Старший мастер поднялся на ноги. – Хорошо. Тогда давайте перенесем наше собрание в Зал Водопада Мыслей.

Когда мастера начали медленно удаляться, Дэцзы приблизился к тому месту, где все еще на коленях сидел Цзэнь.

– Необходимости в феруле не было бы, если бы ты раскаялся, – тихо сказал Старший мастер.

– Необходимость была, – ответил Цзэнь. – Иначе мастера не стали бы слушать и слова из того, что я хотел сказать. У них уже сложилось обо мне определенное мнение.

Дэцзы выглядел печальным.

– Нои ферула тебя не спасет, Цзэнь. Подобное наказание не приближает тебя ни к истине, ни к Пути. – Он поднял руку и прикоснулся к виску своего воспитанника. На мгновение он обнаружил, что тянется к прикосновению своего учителя, как всегда делал в детстве. – Физическая боль не остановит хорошо контролируемый разум.

Цзэнь отпрянул.

– Скажи мне, – тихо произнес Старший мастер. – Не скрывается ли что-то еще в этой истории об окарине?

Цзэнь приоткрыл рот. Дэцзы смотрел на него прямо, взглядом ясным, как лезвие, проникающим в самые глубины его души. Когда Цзэнь был ребенком, он видел тени и шрамы, скрытые от всего мира.

Раньше он, возможно, преклонил бы колени и попросил бы прощения у своего учителя. Рассказал бы Дэцзы о Богах-Демонах и о том, что собирается помешать элантийцам заполучить их.

Только теперь Цзэнь понял, что как бы сильно Дэцзы ни пытался его спасти, он не мог убежать от своей судьбы – той, что звезды предназначили маленькому ребенку, потерявшему все в замерзших Северных степях Последнего царства. Его душа была обречена с того дня, как он заключил сделку с демоном, так что у его истории мог быть только один конец, тот, который Дэцзы не