Ужасное сияние - Мэй Платт

они подходили к «кратеру», как мысленно называла бывший лагерь Айка, тем больше хотелось сбежать. Давай уберёмся отсюда. Это плохое место, ты разве не чувствуешь гнилостную вонь? Под подошвой хрустнула первая обугленная кость — ну, или кусок пластика, но Айка представила осколок черепа или плотную берцовую, которая стала не толще полимерного стекла. Она укусила зубами грязные костяшки, чтобы не заорать.

«Давай уйдём отсюда».

Рысь шла по пеплу, обогнула нетронутый пламенем-светом и неузнаваемый уже торс — он вздулся втрое, почернел, кое-где лопнул. В сером гное копошились черви. «Всего лишь трупные процессы, биологическая норма», — Айка постаралась не смотреть. Дальше они миновали бочку — она сохранилась, удивительно неуязвимая, рядом валялся железный остов светильника. Под слоем пепла некоторые предметы превратились в загадочные артефакты или слились с другими; тот же остов вплавился в бочку, а дальше была разбитая жестяная тарелка, и она торчала из теменной доли черепа, серого и готового рассыпаться от касания.

— Рысь, — позвала Айка проводницу.

Та обернулась.

— Куда ты ведёшь? Ты что, всё это время…

Та ссутулилась ещё сильнее и дёрнула плечом.

«Понятно».

— Могла бы и сказать.

— Ты её убить хотела, и отец…

— Не трогала я Патрика! — закричала Айка. Её нога соскользнула куда-то в яму, провалилась прямо под тонкий слой пепла, откуда проступила распухшая рука с растопыренными пальцами и чёрными от грязи и гнили ногтями. Из укрытия шмыгнуло два огромных таракана. Вот где Рысь их ловила — конечно, эти твари падальщики. Недавний обед поднялся к горлу прогоркло-молочным комком. Айка сделала глубокий вдох.

— Я её нашла в первую же ночь. Она тут прячется. Ей страшно, — Рысь сделала несколько шагов назад, чуть наклонила голову, исподлобья таращась на спутницу. Снова в её прозрачных глазах стояли слезы.

— Алада тебе за шиворот, — пробурчала Айка страшное в Пологих Землях проклятье, от которого Рысь напряглась, а потом явным усилием воли расслабилась: лицевую мускулатуру свело парезом, она не дышала несколько секунд.

— Айка, ты ведь…

— Уже сказала, я не буду никого убивать. Вообще-то моя же идея была её притащить вместе с папашей. Да-да, мне тоже алада за шиворот.

«Шон советовал не связываться с Интактом. Я хотела помочь ему — это же его раскалывает на куски-полосы зелёным светом. Я просто хотела помочь ему».

— Уже недалеко, — пообещала Рысь, словно ускоряя шаг. Смрад разложения висел над пепелищем непроницаемой тучей, но дышать как будто стало легче. Обонятельные рецепторы улавливали меньше, мозг отключил реакцию отвращения. Ко всему можно привыкнуть, иногда это проще, чем поверить в пророчества или научный прогресс летучего города.

Айка почти не удивилась, когда Рысь добралась до их же с Шоном палатки — она сгорела точно так же, как все остальные, но несколько кусков толстого брезента уцелели. Рысь отдёрнула покрывало. Айка отшатнулась и выхватила свою отвёртку: Хезер была здесь, и она всё ещё светилась. Не так ярко, как в день «извержения вулкана»; сейчас она напоминала Шона — прожилки и переплетения, словно следы вен, артерий и капилляров, словно кровь стала чистой плазмой, но каким-то образом не причиняла вреда. Айка невольно подумала, что Сорен Рац позволил бы себе пару пальцев отрезать, лишь бы получить девчонку в свою лабораторию, в герметичный изолированный «террариум».

«Она даже не раптор».

Хотя… наверное, раптор. В том смысле, что мутант — такое слово находила Айка в хрониках, когда стала искать что-то об экспериментах, ещё в Интакте. Понятие запретили и вымарали с какой-то почти фанатичной настойчивостью, но суть осталась. С другой стороны, «мутант» — не вполне корректный термин; прежде он относился к ошибочному сплайсингу или потере каких-то фрагментов ДНК, лишним хромосомам. Рапторы не родня ГМО-свёкле, скорее они…

«Нестабильны».

Тесты, которые проходил каждый житель полисов, выявляли не мутацию — иначе её можно было бы вычислить ещё на стадии эмбриона. Что-то другое. Айке не удалось выяснить больше. Сорен и тогда ставил вопросительные знаки, пряча свои исследования под семью замками (она взломала все семь перед тем, как сбежать) и ссылаясь на некого «Э. М».

— Что она такое? — сама себя спросила она.

К её удивлению, Рысь ответила.

— Дверь и ключ.

— Что?

Рысь села на корточки и коснулась плеча девочки. Та проснулась и открыла сияющие зелёным глаза.

— Она откроет и пойдёт, и мы за ней. Хезер, это Техник. Она нам поможет, как я тебе обещала.

Айка дёрнулась — бежать. Поскользнулась на линзе собственной гальванической машины и упала в груду горелого хлама. В ладонь воткнулся гвоздь, с мясным шлёпающим звуком пропорол от центра и до нежной выемки между средним и безымянным пальцем. Горячая боль опалила нервы, Айка заорала.

— Стекло, — сказала Хезер. — Они все стеклянные. Внутри вата. И проволока.

— Точно, — ответила Рысь. — Давай, разбивай стекло для нас троих. Техник тебе поможет.

«Нихрена. Не буду помогать. Иди в…»

— Она поможет, — повторила Рысь. Айка всхлипнула, отползая, и ничего не получилось. Ноги превратились в переваренные стручки фасоли. Хезер протянула к ней пальцы с искрами на кончиках ногтей и коснулась там, где боль была сильнее всего. Рысь её обнимала, и обе улыбались.

Глава 17

Внутри «водомерки» скрывалась целая лаборатория. Она не сумела бы заменить сверхмощные компьютеры, высокоточные микроскопы, центрифуги, фильтры, облучатели, синтезаторы веществ, целые контейнеры под чашки Петри, но не уступала тем, с которыми Сорен работал ещё в родном полисе. Он тогда анализировал культуры клеток, кровь, сперму, иногда проводил биопсию; рутинные задачи студентов и начинающих специалистов. Задержался после получения диплома всего на полгода, но до сих пор засыпал от скуки, вспоминая однообразную возню.

Сейчас он точно не скучал, да и «водомерка» дала всё необходимое — вплоть до возможности гистологии и анализа на уровне ДНК.

Полный медицинский арсенал. Все ответы в упаковке, словно один из шоколадных батончиков из автомата.

— Это не совсем мутация, вы ведь знали? И не совсем то же самое, что у других. Регенерация у рапторов намного лучше, чем у обычных людей, но в рамках «приличий», если угодно, — он отвлёкся от трёхмерного изображения, посмотрел на свой «объект исследований». Мальмор выглядел… паршиво, прямо скажем. Сестра «водомерки», «бабочка», развернула свои проволочные крылья и зафиксировала того, словно труп на цинковом столе — или словно распяленный препарат, что-то вроде гигантской опухоли. У Сорена дрожали пальцы, когда он сделал первый надрез, открывая живот и грудь Мальмора, а потом стало проще; тот не лгал о своём бессмертии — и о том, что предпочёл бы умереть.

Однажды Мальмор показывал свои «способности» на отрезанном пальце, но тогда Сорену не пришло