Фомка-разбойник (cборник) - Виталий Бианки

Хорошо – Валентин тут свой. Приткнулись.

Побежали по делам.

Я был когда-то в Екатеринбурге. Свердловск – это не только другое название: другой город.

Екатеринбург был чистенький, с самодовольным брюшком. Чистенькие, самодовольные были особнячки: дескать, всяк за себя, всяк для себя. Магнаты жили – тузы уральской горной промышленности.

Я глядел на знакомые улицы – и не узнавал их. Было: камень и дерево. Стало: сталь и стекло.

Целые кварталы снесены. На их месте встали громады – коммунальные дома.

Новые здания растут на глазах, этаж наслаивается на этаж.

Стенки непривычно тонки.

– Прочны ли они?

– Достаточно прочны. Через две-три пятилетки эти дома устареют. Мы снесем их и построим новые.

Город темпов. Он перестраивается на ходу. Кажется, все камни его в движении.

Вагончики новорожденного трамвая едва появились на свет, а бегают резвей ленинградских. И останавливаются реже.

Тут не зевай: разрежет.

В день нашего отъезда из Ленинграда издательство обещало телеграфом перевести сюда деньги Валентину. Мы справились в почтамте. Перевода не оказалось.

Мы направились в Комитет Севера при облисполкоме.

Здание облисполкома все в лесах: перестраивается. Широкие деревянные лестницы в этажи по лесам, до крыши. Известка, кирпич, пыль. Вверх, вниз непрерывно движутся люди с носилками.

Сверху летит известка. Мы выждали момент – и нырнули в подъезд.

Вошли. Чисто, бело, стол справок, во всю стену указатель номеров комнат. Внутри без перебоя идет работа. Из всех комнат – быстрый, сухой стукоток пишущих машинок, как треск бесчисленных пропеллеров. Бухают двери, как бомбы. Носятся по лестницам люди.

Мы отыскали Комитет Севера. Обширная комната. Мебели – стол и три стула. Стол закрыла широченная карта, конец свесился на пол. По однообразно синей пустыне – белые, мертвые прожилки рек.

Худощавый человек склонился над картой. Прядь русых волос упала на лоб, прикрыла острые глаза. Карандаш прыгает по синему полю, наносит быстрые черные кружочки.

– Василий Николаевич?..

– Я. Из Ленинграда? Получил ваше письмо. Побывайте, побывайте на наших северах, масса интересного. Маршрут какой наметили?

– Об этом хотим с вами посоветоваться.

Через минуту мы ползали локтями по обширной синеве, сели на большой пароход, очутились у самоедов[29], поохотились в тундре, забрались в урман к остякам[30], к вогулам[31]. Так пленительно звучали незнакомые названья: Ванзеват, Полноват, Сарынь-пауль, Мужи, Пуйко.

– Что же я! – вдруг спохватился Василий Николаевич. – Надо же вам бумажки.

Он ринулся в соседнюю комнату, и мы остались одни над картой, теперь живой для нас. По синему полю ее проносились на оленях самоеды, крались песцы, на всех парусах шли рыбницы, мелькали пристальные лица туземцев.

Комната быстро наполнялась людьми. Они не тратили времени на взаимные приветствия, прямо приступали к деловым спорам, спорили стремительно, горячо.

– Новый Великий Северный путь пересечет Малую Сосьву, и тогда… – тыкал пальцем в карту старик в измятой фуражке, когда-то, наверно, форменной.

– К постройке этого пути приступят только еще во второй пятилетке, – перебивал его безусый парень с кимовским значком на обтрёпанном пиджачишке.

– Прошлогодний колоссальный выход песца…

– А неуспех путины на салмах Обской губы?.. – одновременно говорили два кооператора в одинаковых картузах.

Невозможно было постороннему человеку разобраться во всех перекрестных спорах сразу. Я стал прислушиваться к полному человеку в куртке из нерпы. Он что-то обстоятельно объяснял спецу иностранного вида, солидному и недоверчивому.

– Я же вам говорю, – продолжал человек в нерпичьей куртке, – что ближайшая задача Советской власти – это именно охват тундры медицинскими и культурно-просветительными учреждениями. Для этого должны быть использованы все пункты торговой работы, туземные советы и передвижные отряды.

– Самоеды имеют уже свой абеце? – осведомился немец.

– Азбука составляется. Просветительное и хозяйственное воздействие Советской власти приведет к освобождению бедноты от кулацкой зависимости, к пробуждению классового сознания бедноты и сплочению ее вокруг туземных советов. Объединение распыленных бедняцких и середняцких хозяйств в крупные коллективы лучше защитит их от невзгод природы, вооружит в борьбе со стихиями.

– Зо, – подтвердил немец. – Конешна.

– Вторая задача – создание крупного государственного хозяйства на базе туземных богатств, и в первую очередь – на оленеводстве. Во втором пятилетнем плане предусмотрено три совхоза с общим стадом в двести тысяч голов. Один уже создается в тундре на реке Надыме.

– Колоссаль! – удивился немец.

– Одновременно с этим в Обдорске открывается крупный замшевый завод с производительностью в шестьдесят тысяч штук хорошей, дорогостоящей замши. Это даст возможность оленеводам получать более высокую цену за свое сырье, больше покупать продовольствия и меньше убивать оленей себе в пищу.

Третья задача – разработка нетронутых еще богатств Севера. Здесь в первую голову мы обратили внимание на зверобойные промыслы в Карском море. Дело приходится ставить сразу на должную высоту. Сейчас пошла уже зверобойная экспедиция к самому выходу Обской губы в Карское море. На основании разнообразных исследований здесь можно ожидать больших запасов морского зверя. Они могут дать значительные доходы местному бедняцко-середняцкому населению, а через него – и государству.

Ряд других мероприятий будет способствовать хозяйственному развитию тундры, развитию классового сознания бедноты и социалистической перестройки ее хозяйства. Сюда относится развитие пушного звероводства, изучение борьбы с болезнями оленей, изменение неправильного ведения оленеводства туземцами и многое другое.

– Я ошень, ошень интересант, – оживился вдруг немец. – Я что-нибудь читаль о ваш Север в газете, но не всегда понималь.

– Все это изложено в моей книжке – недавно вышла – «В тундрах Ямала». Вы можете…

В эту минуту подошел Василий Николаевич с листками в руках.

– Вот, – сказал он, – на всякий случай в двух экземплярах. Задержал немножко. Машинистки нет, самому пришлось… Вечером председатель подпишет, я вам закину. Вы где остановились?

Василий Николаевич продолжал:

– Так. Смотрите не опоздайте! Из Тюмени пароход выходит послезавтра. А теперь я вас познакомлю с представителями интегральной кооперации, Госторга, Рыбтреста. Они вам тоже выдадут бумажки. Могут вам на местах пригодиться. Как раз у нас сегодня совместное заседание.

Представители дали записочки, направили нас в свои учреждения.

Весь день мы бегали по учреждениям, из учреждений – на склады. Нам без задержки выдали сухие овощи, папиросы, сахар, даже банку моссельпромовского какао.

Свердловск не задерживал ни на минуту.

– Поезжайте. Смотрите. Расскажите всем, что увидите. Обо всех недостатках нам сообщите.

К концу служебного дня мы кончили все наши дела и вернулись домой.

Василий Николаевич был уже и занес бумажки.

Теперь задерживал только Ленинград: перевода еще не было.

Валентин ругался.

* * *

Вечером бродил по городу.

Необычайно быстро для гуляющей публики движутся по тротуарам густые толпы рабочих, работниц, служащих, шумной смехотливой молодежи. Трещат клубы, кино, театр, сады. Горят высокие электрические фонари. Голосом простуженного бронтозавра ревет радио.

Столица. Столица громадной, богатой, живой страны.

Четкими силуэтами, математически точные, неизбежные стоят дома. Между ними белые стволы берез кажутся привидениями из детской сказки, кажутся выбеленными известкой. Вдали над прудом – реки в городе нет – на холмах темный зубчатый лес. Я видел, как медленно поднялась из него наивная вятская луна. Она казалась ненужным забытым привеском.

Если случится: однажды вечером луна не решится вылезти на небо, – свердловчане не вспомнят о ней.

* * *

Ночью в комнате было открыто окно. Сон прерывали настойчивые гудки.

На железной дороге, на заводах работа не стоит никогда.

* * *

Второй день сидим в Свердловске.

Если до вечера деньги из Ленинграда не придут, на пароход из Тюмени мы опоздали.

С утра отправили в издательство телеграмму, чтобы выслали телеграммой-молнией.

* * *

He могу понять, чего не хватает на свердловских улицах? А чего-то очень привычного для глаз…

* * *

Вчера деньги так и не пришли. Валентин грозится взорвать Ленинград.

Сегодня раздобыл где-то половик и шьет себе из него штаны. Для тайги, говорит, лучше нет.

Следующий пароход из Тюмени – только через четыре-пять дней.

* * *

Четвертый день в Свердловске. Послали яростную телеграмму в Ленинград.