Флёр - Синтия Хэррод-Иглз

— Я намерен открыть бал с мисс Гамильтон.

Петр весь вспыхнул от привычного для младшего брата негодования.

— Я первый попросил ее…

— Она здесь почетный гость, а я — хозяин. Даже ты, Петр, должен понять, что я просто обязан открыть бал с мисс Гамильтон.

— Я не… я, право, не знала, что являюсь почетным гостем, — рассеянно возразила Флер. По выражению лица Петра она поняла, что это стало открытием и для него.

Карев повернулся к ней.

— Конечно, вы — почетный гость. Почетный наш гость, прибывший из Англии. Весь этот бал устроен в вашу честь. Надеюсь, брат сообщил вам об этом?

Он избрал для своего объяснения язвительный тон. Что-то между братьями происходило, но что — Флер не могла понять. Но он уже предлагал ей свою руку, улыбаясь ей с высоты своего роста, и в его глазах она увидела те же искорки, как и тогда, давно, в Хардивей-хауз. И вдруг этот бал превратился в обычный, как и все прочие балы, танцы стали такими же, как и везде, и все иные соображения вдруг исчезли. Флер, взяв Сергея под руку, улыбнулась в ответ, и от ее улыбки Петр сразу помрачнел.

Она шла с ним по залу, и толпа, словно по какому-то волшебству, расступалась перед ними, словно колючая изгородь перед мечом принца. С обеих сторон великолепно одетые женщины и блистательные знатные мужчины пятились назад, мягко похлопывая в ладоши, улыбались и кивали головами. Флер шествовала, как принцесса, в центре всеобщего внимания, она знала, что красива, и что удостоена такой чести по праву.

Свободное пространство перед ними все увеличивалось, расширяясь, и вот уже они стояли вдвоем в центре громадного зала. Граф, повернувшись к ней и заглянув в глаза, обнял ее за талию. Короткая пауза — и раздались звуки оркестра. Она не знала, какую мелодию играли музыканты, но трехдольный ритм вальса, казалось, передавался ей от пружинящего пола.

Они проделали вдвоем целый крут, и только после этого одна пара за другой начали присоединяться к ним, загораживая их своеобразным океаном от любопытных взоров, создавая для них интимную обстановку. Он слегка улыбался. Вдруг Флер почувствовала себя необыкновенно счастливой. Только танец, — убеждала она себя. И все. Не нужно строить воздушных замков. Но можно наслаждаться танцем — это никому не запрещено.

Совершая второй круг, они миновали Марию Васильевну, сидевшую на кресле с высокой спинкой. Она о чем-то беседовала с собравшимися вокруг нее дамами, но, когда они вихрем пронеслись мимо, улыбнулась Флер и Кареву.

— Открыть бал должна была ваша сестра, не правда ли? — спросила Флер.

— Роза не танцует. Она — калека.

Эти жестокие слова заставили ее вздрогнуть.

— Ах, простите, я не знала.

— Нечего жалеть Розу, — сказал граф, продолжая чуть заметно улыбаться. — Она сама себя не жалеет. Она — такой сильный человек, каких я просто не встречал. И вполне довольна собой.

— Вы называете ее Роза?

— Так ее назвали родители. Когда сестра родилась, она была такой розовенькой, такой беленькой и красивой. Но в детстве заболела. Все думали, что Роза умрет, но она оказалась крепким ребенком и выжила. Однако одна нога у нее отнялась. Она может делать все что угодно. Даже станцевать, если захочет. Но ей не нравится, когда на нее смотрят незнакомые люди. Это довольно неуклюжее зрелище.

— Ах, — вздохнула Флер. Кажется, им не о чем было особенно говорить. Он пристально смотрел ей в глаза, пытаясь прочитать в них ее мысли.

— Роза действительно хочет с вами поближе познакомиться. Она сказала это не для красного словца. Мне Петя сообщил, что вы намерены остаться у нас до осени, верно?

Флер объяснила ему ситуацию.

— Никогда не думал, что снова вас увижу, — резко сказал он.

Она никак не могла определить, что это — сожаление или же оправдание своего прежнего проступка.

— Я тоже не знала, что когда-нибудь появится возможность приехать сюда.

— Почему же вы приехали?

Он, казалось, искал ответ на свой вопрос у нее на лице, но, разумеется, не мог рассчитывать, что это так просто у него получится, — подумала Флер с горечью.

— Мне всегда нравилось путешествовать, — объяснила она. — Было бы грешно не воспользоваться предоставившейся возможностью.

— В самом деле? — Ее ответ, судя по его реакции, ему понравился. Он промурлыкал несколько музыкальных тактов. — Это старинная русская мелодия, — сказал он. — В этой песенке говорится о том, как они полюбили друг друга, катаясь на льду замерзшего пруда. В России приход зимы обычно вызывает такой ажиотаж. Как жаль, что вам не придется этого увидеть. К тому же русские пишут самые красивые вальсы на свете. Это у нас в крови. Разве вы не чувствуете?

Граф закружил ее еще больше. Когда они делали поворот в конце зала, у Флер перехватило дыхание. Через открывшееся между расступившимися танцующими парами пространство она увидела Ричарда. Он стоял возле стены, свесив голову, вероятно, от разочарования и охватившего его гнева. Флер не могла понять, в чем причина. Но через несколько секунд увидела, как вихрем кружится Людмила в объятиях графа Петра. Как же ему это удалось?

— Мой младший брат — ужасно надоедливый человек, — сказал Карев, догадываясь по ее лицу, о чем она в эту минуту думала.

— Мне кажется, он бесцеремонно познакомился с вами на борту судна еще до вашего приезда в Россию. Он шел напролом, как бык.

Флер перехватила его взгляд.

— Мы с ним встретились совершенно случайно. Он понятия не имел, кто я такая, а я не знала, кто он. Надеюсь, вы ничего ему не говорили обо мне?

Он стушевался.

— Нет, я… — он осекся. Потом начал снова: — Разве я плохо поступил, ничего ему не сообщив о вас, мой дорогой друг? Мы были хорошими друзьями, разве не так? Но, не надеясь на встречу с вами, я долго колебался, стоит ли вообще говорить о вас, боялся, что он превратно все истолкует. Мне не хотелось портить приятные воспоминания.

Только друзья — вот как он характеризует их отношения. Мы были друзьями, и только. Но все в нем говорило о другом. Его взгляд, его прикосновение, тон голоса. Граф рассчитывал либо на ее мудрость, либо на глупость, чтобы убедить в том, что это была только дружба, но она-то знала, что это не так.

Флер была смущена, счастлива, обеспокоена, рада и одновременно насторожена. Но больше всего она чувствовала благословенное облегчение облегчение оттого, что снова вальсирует в его объятиях и он ее крепко прижимал к себе. Ей было с ним так уютно, будто в родном доме. Наслаждайся танцем, — убеждала она себя, чувствуя, как кружится у нее голова. Это не запрещается. Танец… только танец.