Розалина снимает сливки - Алексис Холл

Честно говоря, мне кажется, что я показываю себя таким, какой есть. И, видимо, мне надо быть человеком, который плачет над безе или эмоционально реагирует на масляный крем.

Это не имело никакого отношения к ней, но Розалина до сих пор содрогалась, вспоминая, как искренне сокрушалась по поводу дульсе де лече.

– Это «Пекарские надежды». Надо плакать над безе. А потом дать слезливое интервью, в котором надо сказать: «Не могу поверить, что я плакал над безе». Это то, за что любят это шоу. За низкие ставки, которые нас всех слишком сильно волнуют.

– Наверное, это очередной аспект моего воспитания, который Би-би-си считает дефектным. Но когда меня что-то волнует, я стараюсь – останови меня, если это прозвучит абсурдно, – делать хорошо.

Это Розалина понимала как никто. И, наверное, чувствовала бы то же самое, если бы была такой же неизменно превосходной, как Ален.

– Наверное, можно воспринимать это как комплимент.

– Каким образом «у тебя не тот характер» можно принять за комплимент?

– Ну… – Это могло закончиться очень плохо, и меньше всего Розалина хотела повторения спора о печенье. – Как я понимаю, в этих шоу нужно найти в себе недостаток, который можно исправить. Потому что иначе это не история, а просто рассказ о том, кто из конкурсантов лучше. Например, в первом сезоне была девушка, которая очень хорошо готовила, но ей не хватало уверенности. Во втором сезоне был парень, который великолепно готовил, но был очень неуравновешен и нуждался в дисциплине. В третьем сезоне была взрослая женщина, которая прекрасно готовила, но ей не хватало уверенности. У женщины, которая выиграла четвертый сезон, была потрясающая презентация, но ее сочетания вкусов иногда были странными, а…

– Ты хочешь сказать, – перебил ее Ален, – что мне надо стать женщиной с низкой самооценкой?

Ладно. Значит, все очень плохо. Жаль, что они не могли просто заняться сексом. Обычно это все улаживало.

– Думаю, дело скорее в том, что конкурсанты-мужчины обычно не испытывают недостатка в уверенности из-за патриархата и всего прочего. Поэтому в шоу им нужно вести себя по другому. И, возвращаясь к патриархату и прочему, фраза «У тебя очень хорошие технические навыки, но ты не в ладах со своими чувствами» – это, пожалуй, хороший путь развития, который могут дать конкурсанту-мужчине.

И теперь, когда она это сформулировала, сердце Розалины затрепетало, как суфле. Потому что это явно была история этого сезона. А значит, Ален будущий победитель, а она – та, кто хорошо смотрится в фартуке.

Вопрос в том, достаточно ли хорошо она смотрится в фартуке, чтобы пройти в финал?

Ален снова нахмурился.

– Это ведь шоу о выпечке. Оно должно быть о том, как хорошо ты умеешь печь.

– Это ТВ-шоу. В нем важно, насколько хорошо ты умеешь играть на камеру.

– Какие мы с тобою циники, Розалина-эм-Палмер.

Она положила свою ладонь на его, надеясь, что это его успокоит.

– Ты ведь знаешь, что ты отличный пекарь. Тебе просто нужно чаще показывать, что ты испытываешь, когда готовишь.

– В основном я испытываю такие чувства: «Я рад, что все идет по плану» или «Я волнуюсь, что все идет не по плану».

– Нет, речь о выпечке в целом. – Она обвела рукой, пытаясь показать радость всех на свете. – По сути, весь смысл в единении. Ты печешь для близких или по какому-нибудь поводу, или по праздникам, или чтобы что-то вспомнить, или чтобы поднять себе настроение.

– Или ты начал печь, потому что нашел интересный рецепт и захотел его опробовать.

Они шли молча, находясь в каком-то странном тупике.

Но когда они дошли до парковки, Ален осторожно повернул ее лицом к себе и поцеловал.

– Очень мило, что выпечка для тебя так много значит. Но для меня это технический навык. Мне нравится демонстрировать его, но я не хочу притворяться, что это нечто большее, чем есть на самом деле.

Розалина сглотнула. Ее сердце пролетело мимо развалившегося суфле и упало в миску для смешивания.

– Ты прав. Я… Я глупая и сентиментальная.

– Розалина, – он смотрел на нее тем напряженным, серьезным взглядом, который у него иногда появлялся, – в твоей жизни есть нечто гораздо большее, чем выпечка.

Она открыла рот, не совсем понимая, что хочет сказать и что скажет, и будет ли это одно и то же. Потому что, безусловно, в ее жизни было нечто большее, чем выпечка. Просто она не знала, совпадает ли ее большее с его. К счастью, от необходимости отвечать ее спас резкий скрип шин по гравию, когда перед ними остановился «Ягуар» Лив.

– Мне пора идти, – сказал Ален, наклоняясь, чтобы поцеловать ее напоследок. – Кстати, Лив от тебя без ума. Увидимся в четверг.

Когда машина отъехала, оставив Розалину одну, зажужжал ее телефон. «Твоего отца вызвали на работу. Я могу приехать и забрать тебя, но не раньше чем через два часа».

Это было настолько обыденно, что даже не обидно. Кроме того, нужно быть дерьмовым человеком, чтобы обижаться на срочный случай медицинского вызова. «Все в порядке, – ответила она. – Не торопись. Я могу подождать в отеле».

Закинув сумку на плечо, она направилась обратно по подъездной дорожке, но встретила Гарри, идущего в другую сторону.

– Что-то случилось, друг? – спросил он.

– А, ничего. Просто папа не может меня забрать, а маме потребуется время, чтобы добраться сюда.

Он с тревогой нахмурился.

– С ним все хорошо?

– Да. А вот кому-то другому, видимо, нет. Он – кардиолог и сейчас даже с постели не встает, если это как минимум не тройное шунтирование с осложнениями.

– Ничего себе. – Казалось, он хотел узнать больше о медицинской карьере Сент-Джона Палмера, но, видимо, не решился. – Слушай, ты живешь не так далеко от того места, куда я еду, и, мне кажется, не стоит заставлять ехать твою маму в такую даль. В фургоне есть место, если ты не против засунуть ноги в ящик с инструментами.

Розалина собралась сказать: «Нет, все в порядке, не нужно», но он сам предложил, и выбор стоял между тем, чтобы отнять двадцать минут у Гарри или два часа у Корделии.

– На самом деле ты бы очень меня выручил.

– Отлично, приятель. Сюда.

И вот, едва отойдя от автостоянки, Розалина неловко набирала одной рукой сообщение маме, пока шла за Гарри к фургону «Добсон и сын». Он открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Через несколько секунд он присоединился к ней, а еще через несколько секунд они уже ехали по дороге.

Было что-то неожиданно интимное в том, чтобы разделять с ним его пространство, особенно когда