Маленький журавль из мертвой деревни - Янь Гэлин

Сяо Пэн глядел на нее без всякого выражения. Сяохуань улыбалась то игриво, то ехидно, то зло, кончик ее золотого зуба мерцал. Каждой своей фразой она оплетала всех слушателей, но точку неизменно ставила на Сяо Пэне: на кончике его носа, на лбу, на губах, на огромном кадыке. Люди мигом поняли, что пристальный взгляд больших глаз — это еще ерунда, а вот маленькие глазки Сяохуань если уставятся, то до самых печенок проберут.

— Если здесь не добьюсь справедливости, пойду в горком, в комитет провинции! Пусть сам председатель Мао услышит нашу жалобу! — с этими словами Сяохуань вытряхнула пепел прямо на грязный пол в коридоре. Она знала, что в честь Великой Революции уборщики тоже организовали собственный штаб, поэтому полы приходилось мести самим — как в закусочных приходилось самим носить тарелки на стол.

— Нынче мода пошла тайны чужие на свет вытаскивать. А мы тоже можем организовать штаб по разоблачению чужих тайн! — Сяохуань протянула фразу через целую вереницу лиц, но тяжелую точку снова опустила на лицо Сяо Пэна. — У нас ведь тоже кое-кто хотел предать Родину ради своих шашней — очертя голову гонялся за япошкой! Вот только ничего у него не вышло, так он со злости ударился в революцию, даже командиром сделался!

Сяо Пэн отвел взгляд. Сяохуань тут же это заметила. Люди вокруг уже вовсю переглядывались, они понимали, что Сяохуань имеет, в виду Сяо Пэна, но все-таки смущались посмотреть ему в лицо.

— И даже не отпирайся. Все равно той стыдобы, что ты натворил, уже не спрятать! — Сяохуань бросила этот камень наугад, но увидела, что Сяо Пэн совсем спал с лица. Значит, попала в цель.

Вокруг начали хихикать. Сяохуань решила, что публике ее выступление по нраву, и еще больше воодушевилась.

— Да, мы скрывали, кто такая моя сестренка, и что? Если б не скрывали, ей сразу от вас никакого житья бы не стало. Что, если Дохэ японка, так можно ее обижать? Даже бойцы НОАК хорошо обходились с пленными, угощали японцев лепешками! Да, я утаила от вас правду, ну так что, к какому наказанию меня приговорите? Жду вашего решения дома… — Сяохуань прошла несколько шагов, обернулась и бросила напоследок: — Председатель Пэн, дома сегодня опять колобки с красной фасолью, приходи, попробуй, может, они еще слаще тех, что ты у нас раньше едал!

Сяохуань шагала к лестнице, чувствуя льдистый холод между лопаток — взгляд Чжан Те, полный омерзения и ненависти. Сяохуань не заботило, что сын считает ее шутихой. Пусть все знают: семья Чжан — это вам не шмат мяса, который можно разрезать на кусочки, как пожелаете. И пусть у Сяо Пэна сердце посильнее зайдется, когда он свой нож занесет.

Она вышла во двор заводского управления и увидела, что на проволоке сушится ряд полотенец с красными иероглифами «Гостиница» по краю. Если иероглифы обрезать, хорошие получатся полотенца. Кормилец угодил в тюрьму, семья много месяцев ест вдовий хлеб — ни соли, ни масла, ни уксуса, ни соевого соуса, а про мясо и говорить нечего. Если какая вещь сама идет в руки, надо скорей ее хватать, не за горами такие дни, когда и полотенец в доме не останется.

Сяохуань вынырнула из-под проволоки, держа в руках шесть полотенец. Она спешила прочь, проворно складывая полотенца в стопку, а стопку пряча под скрещенными на груди руками. Секрет был в том, чтобы ни в коем случае не оглядываться и не озираться по сторонам: если вдруг кто заметил тебя за подозрительным занятием, верти головой, не верти, ничего уже не поможет. Сяохуань должна добывать улов из воздуха. Не тратя ни фэня, есть, пить, одеваться и обуваться — дело это непростое, но посильное, если постараться. Летом, выходя из заводских ворот, она шла не главной дорогой, а вдоль железнодорожных путей — по обе стороны от них расстилались поля. Сначала наберешь охапку стеблей чилима, потом прячешь в ней ширину и водяной шпинат, которые сорвала с поля. Вдоль полей часто встречались озерца с диким чилимом, издалека казалось, будто женщина вышла прогуляться за чилимом, и только если подойти совсем близко, увидишь, что на самом деле она рвет овощи с поля. Набрав добычи, Сяохуань заворачивала ее в платок, а наружу выпускала плети чилима.

Дохэ уволили с работы вместе с Чжан Цзянем. Из всей семьи теперь работать могла одна Сяохуань. Она обошла множество мест, прося принять ее на службу: ходила на завод мороженого, на комбинат готового питания, на скотобойню, на производство соевого соуса, и всюду ее отправляли домой ждать извещения, но извещение так и не пришло. Места это были хлебные, потому она и пыталась туда устроиться: самую малость поскреби — и получишь лакомый кусочек. На заводе мороженого это коричневый сахар, на скотобойне всегда можно разжиться свиной требухой, а про комбинат готового питания и говорить нечего. Талия у Сяохуань тонкая, прихватишь несколько сосисок, свиное легкое, засунешь в штаны, а живот все равно выглядит не больше обычного.

Сяохуань возвращалась домой, катя перед собой велосипед, навстречу ей шла женщина лет пятидесяти, в руках — корзина с яйцами. Сяохуань подступила к ней. стала придирчиво выбирать яйца, осыпая деревенскую тетушку ласковыми словами: назвала ее младшей сестренкой, похвалила сестренкино лицо — мол, черты счастливые. Тетушка загоготала, призналась, что ей уже сорок девять. Сяохуань про себя даже диву далась: она-то думала, деревенской все шестьдесят три. Отобрав шесть яиц, Сяохуань хлопнула себя по карманам, сетуя, что на работу с утра собиралась второпях, забыла кошелек — вот жалость, только зря время потратила, яйца выбирая! Деревенская ответила, дескать, торговля не вышла, зато подружились, как знать, может, еще судьба сведет. Она уже повесила корзину на локоть и отправилась своей дорогой, но тут Сяохуань вытащила из-под кофты шесть полотенец, украшенных алыми пионами, клоповьей кровью и иероглифами «гостиница».

— Хлопок хороший, пощупай, толстенькие, а?

Тетушка не поняла, к чему ведет Сяохуань, а та уже взяла ее руку и провела ею по полотенцу. Тетушка спохватилась, ответила:

— Толстые, толстые.

— Раз нас с тобой, сестрица, судьба свела, дарю тебе два полотенца!

Тетушка теперь совсем ничего не понимала, хотела улыбнуться, но улыбка сползла с лица.

— Эти полотенца куда лучше тех, которыми у вас в деревенском кооперативе торгуют, постелете их на подушки и будто заново в медовый месяц вернетесь! — Сяохуань сунула тетушке полотенца.

Тетушка причитала, мол, как же можно принять такой подарок! Сяохуань ответила, что у нее на работе часто раздают по дешевке полотенца, постирали пару раз и уже списывают, ей они ничего не стоят, а вот такое родство, каку нее с сестрой, — это и правда редкий подарок. Сказав так, Сяохуань встала, откланялась, но и пары шагов не прошла, как тетушка ее окликнула.

Коли теперь породнились, нельзя, чтоб только одной сестре была выгода! Она тоже сделает Сяохуань небольшой подарок. Яйца эти из-под домашних курочек, ей они тоже ничего не стоят, так пусть сестрица примет в подарок шесть яиц, которые сейчас выбрала.

— Ай-о, так что ж получается, я сменяла полотенца на яйца?

Деревенская тетушка возразила: а разве добро в ответ на добро — это не обмен? Она выложила из корзины шесть крупных, блестящих яиц и велела сестрице поскорее их забрать. Сяохуань укоризненно скосила глаза, оттопырила губу и неохотно присела. Тетушка попросила ее растолковать, что за красные иероглифы написаны на полотенцах. Это иероглифы «революция». Ай-я, вот и славно, вот и хорошо, такие иероглифы сейчас в ходу!

Сяохуань подумала: какой меткий у меня глаз, сразу рассмотрела, что это неграмотная, ни одного иероглифа не знает. По дороге домой она представляла, как тетушка вернется к себе, разложит полотенца на кровати и кто-нибудь объяснит ей, что на самом деле красными иероглифами на полотенцах написано слово «гостиница». Тогда она подумает: а сестрица, видать, тоже ни одного иероглифа не знает.

Сяохуань завернула яйца в косынку, привязала ее к рулю и изящными шажками пошла к дому. Дорога вся была изрыта оспинами, асфальт давно унесли с дороги колеса велосипедов да людские подошвы. Дорожное управление тоже было занято революцией. Велосипед то и дело подпрыгивал на кочках, и Сяохуань казалось, что ее сердце еще хрупче яичной скорлупы, нужно нести его в руках, не то разобьешь. Она уже не помнила, когда дома в последний раз ели яйца. Лишившись зарплаты Чжан Цзяня, Сяохуань наконец-то решила научиться жить по средствам. Но деньги на сберкнижке, которых и так-то было немного, очень быстро утекли. Правда, с деньгами в кармане Сяохуань тотчас глупела, а сидя на мели, наоборот, становилась на редкость сметливой. Она взяла груду спецовок, перчаток и ботинок из вывернутой кожи, скопившихся у Чжан Цзяня за долгие годы, и обменяла их у крестьян на рис и муку. Еще дома набралось целых две коробки хозяйственного мыла, которое годами выдавали на заводе, от сухости оно уже трещинами пошло. Но в тот год мыло оказалось в дефиците, и кукурузной муки, которую она получила за коробку мыла, хватило на целых два месяца.