Рассвет над волнами (сборник) - Ион Арамэ

— Разойдись! Встречаемся ровно в три на берегу…

По трапу он сошел первым. Они поднялись по узкой улочке, ведущей к центру города. Стояла удушливая жара. Только тень от высоких домов смягчала ее. Редкие жители, собравшись небольшими группами, сидели в плетеных креслах вокруг круглых столиков. Лавки и кафе занимали небольшие низкие помещения, скрытые под разноцветными тентами, и даже тротуары. Поэтому приходилось идти посередине улицы.

Город, расслабившись от жары, укрылся в тени. Все здания были выложены из камня разного цвета и формы. Какой-то странный архитектор вырезал в камне огромные длинные блоки — так возникли улицы. Потом какой-то мастер вырезал дома из серого, белого, коричневого камня, высек статуи, построил церкви и соборы, фасады которых украсил узорами. Все выросло из камня, который в этот час поглощал и испускал удушливую жару, отчего одежда прилипала к телу.

Моряки остановились у католического собора. Высокие башни из лавы, застывшей в форме бахромы и разнообразных узоров, упирались в прозрачное, как стекло, небо. Гордость кавалеров Мальтийского ордена, собор бросал вызов времени и власти своей величественностью и окаменелым спокойствием. Из собора выходили редкие посетители, молчаливые, словно прикоснувшиеся к неведомым тайнам. Несколько женщин остановились на ступеньках, поклонились и замерли так на несколько мгновений, будто невидимая сила задержала их перед высокими дверьми. Потом, освободившись от чар, они распрямились, достали из сумочек черные платки, повязали ими голову и вошли.

Кутяну и матросы с удивлением наблюдали за этим необычным спектаклем, потом двинулись мимо, но далеко не ушли. Жара все время прижимала их к стенам домов, загоняла в тень. Они решили отдохнуть под цветистым зонтиком, под которым стоял плетеный из ракиты столик (точно такой же, какие они видели перед всеми лавками, попадавшимися на пути) и несколько стульев. А главное — здесь они нашли благодатную тень. Не успели они сесть, как перед ними возникла девушка, тонкая как тростинка, с завитками волос на лбу и тяжелыми, падающими на плечи, черными косами.

— What do you want, sir? Please… [20]

В девушке была какая-то особая красота. Белое лицо, озорно сверкавшие миндалевидные глаза, тонкие изогнутые брови. Не улыбаясь, она оглядела вопросительным, но спокойным взглядом каждого. И не успели они опомниться, как перед ними уже стояли четыре высоких стакана с желтоватой жидкостью, в которой растворялся лед. Девушка ушла. Первым пришел в себя Саломир, разрушив очарование:

— Ну, посмотрим, что она тут принесла. — Он отпил глоток: — Ничего не скажешь — сильное питье!

Другие тоже выпили. Напиток был приятным, но через несколько минут все почувствовали, что их прошиб пот. Влажные стулья, на которых они сидели, начали их раздражать. Они ждали, когда вновь появится девушка, чтобы расплатиться и уйти. Кутяну посмотрел на часы: до возвращения на корабль было еще почти два часа. Они недалеко ушли от берега, так что времени у них было достаточно. Поскольку матросы начали ерзать на стульях, он приготовил деньги.

Наконец стук каблучков лаковых туфель нарушил установившуюся тишину и вновь появилась девушка. Она подошла к столику. Кутяну протянул ей зеленую бумажку стоимостью одна лира и попытался вспомнить английские слова, чтобы вежливо поблагодарить ее:

— We thank you… [21]

Улыбка осветила лицо девушки.

— Не надо, я понимаю по-румынски. Мой отец, владелец кафе, румын…

Они почувствовали, что у них перехватило дыхание. Девушка говорила по-румынски свободно. Они смотрели на нее, не веря своим глазам.

— Мой отец просит вас быть его гостями. Он сейчас придет.

Возле столика появился толстенький, невысокого роста человек в белом костюме. Пододвинул себе стул. Прежде чем сесть, протянул руку гостям. Этот человек с загорелым лицом говорил быстро, не делая пауз между словами, будто опасаясь, что его прервут:

— Что нового дома, братцы? Всякий раз, когда я слышу румынскую речь, у меня начинает сильнее колотиться сердце. Знаете, я — румын, но обосновался здесь. У меня три девочки, и дома мы все говорим по-румынски. Кровь людская — не водица. Когда дочка сказала, что вы говорите на моем родном языке, я не поверил. Прошу вас, посидите еще, я заказал вам по коктейлю. Сейчас принесут…

Откуда-то появился официант с тележкой. Подъехав к столику, он поставил стаканы и исчез.

— Угощайтесь, этот напиток изготовлен по особому рецепту, — пригласил хозяин.

Он взял стакан пухлыми пальцами, унизанными тяжелыми кольцами. Слова этого человека, который говорил о их доме, о родных берегах, повисли в воздухе, не находя отклика в их душах. Они поочередно поднялись из-за столика, а хозяин продолжал сидеть на прежнем месте. Молча вышли на середину улицы, бросив на него холодный взгляд, как на иностранца, которого трудно понять, хотя он и говорит на их родном языке.

Они пошли по улице, круто спускавшейся к порту. Красоты города уже не казались им столь привлекательными. Повсюду матовый камень, от которого раскаляется воздух, делая жару непереносимой. Лишь когда матросы ступили на трап и укрылись в тени, они обрели спокойствие, словно вернулись из незнакомых мест под гостеприимный, благословенный кров.

«…Валлетта — столица Мальты, когда-то владение крестоносцев… Знаменитая библиотека, основанная в 1555 году… Хранилище старинных вышивок и знаменитых картин, среди которых полотно мастера всех времен — Микеланджело, реликвий, при виде которых замирают сердца самых взыскательных ценителей искусства…» Кутяну листал небольшой блокнот в коричневом переплете. Когда дошел до страницы, где были занесены некоторые подробности об этом, добавил: «Валлетта — 35°54′ северной широты и 14°32′ восточной долготы».

* * *

Город в организованном порядке посетили все группы, и матросы еще сильнее ощутили тоску по дому и желание двинуться дальше. Начался дождь, частые крупные капли застучали по палубе. Большинство матросов занялись мелкими хозяйственными делами: кто пришивал пуговицу, кто делал мелкий ремонт одежды, кто укладывал выходную форму, чтобы она не очень помялась до следующего захода в порт…

Людей охватило нетерпение. Матросы, скучая, по нескольку раз перекладывали свою одежду, читали, добровольно вызывались делать уборку, загружать на борт все необходимое, месить тесто… Каждый на своем посту в который раз проверил приборы, механики в сотый раз обтерли двигатели, но не могли же они заниматься этим без конца. Встречая командиров, они заглядывали им в глаза, задавая один и тот же немой вопрос: «Когда отходим?»

Один Брудан, командир конвоя, знал ответ на него. По приказ, которого все ждали от него, не поступал. Нетерпение передалось и Профиру. Он видел, что его подчиненные маются от безделья, пытаясь хоть как-то заполнить свободное время. Он приказал регулярно передавать принятые по радио известия из дома. Матросы радовались возможности услышать новости из Румынии, но неопределенность тяготила их. Профир не осмеливался напрямик спросить Брудана о дне и часе отплытия, потому что хорошо знал его. Непреклонный, порою жесткий, он никому не позволял ставить под сомнение свои командирские способности, вмешиваться в его решения.

Однажды Профир высказал свое личное мнение. Во время перехода до Валлетты из-за большой длины троса усилились рывки буксира на волнах, которые передавались и барку, отчего «Мирчу» все время трясло. И Профир подсказал ведущему буксиру, что следует укоротить трос, насколько позволяет ситуация, на что получил резкий ответ: «У конвоя один командир». Профир, пристыженный и раздраженный, замолчал, как школьник, которому сделали замечание.

Их дороги все время перекрещивались. Профир и Брудан вместе учились в адъюнктуре, на их глазах происходила модернизация флота. Шла борьба эа новый флот. Они были полны надежд и энтузиазма, готовы встретить грудью любую бурю. Они принесли с собой обращение «товарищ» в замкнутый круг флотской элиты, где слово «господин» казалось более естественным.

Большая часть офицеров его выпуска была из рабочих. Они были знакомы с трудностями и думали, что их порыва и самоотверженности достаточно для того, чтобы их преодолеть. В действительности все оказалось значительно сложнее. Молодым офицерам приходилось бороться не столько с привычками бывших морских волков с галунами, пользующихся услугами ординарцев и адъютантов, сколько с их образом мышления. Пренебрежительно и высокомерно процеженное сквозь зубы «А вы это сможете?» преследовало новичков повсюду. Потом недоверие сменилось удивлением — молодежь справлялась со своими обязанностями не хуже опытных моряков, а это означало, что старое должно уступить место новому.

Некоторые старички, зараженные энтузиазмом «молодых альбатросов», как называли они новоиспеченных адъюнктов флота, медленно расставались со старыми позициями, становясь рядом с ними. Другие выжидали, пока обстановка прояснится. Были и такие, кто цеплялся за устаревшие законы и инструкции, полные запрещений — «матросу запрещается», «матросу не разрешается», «на борту экипажу запрещается».