Алхимик - Питер Джеймс

Все стояли, наблюдая. Толчки все ускорялись, пока тело Магистра не напряглось и не стало содрогаться. Вдруг его свело судорогой, он испустил длинный вопль, после чего остался неподвижно лежать на женщине. Их сплетенные тела слились в скульптуру какого-то восьмичленного существа.

Снова ударил колокол.

— Слава Сатане!

Магистр вздрогнул и медленно поднялся с женщины; его член снова обмяк. Молодая женщина продолжала лежать, бессмысленно глядя вверх. Дэниел снова услышал плач ребенка и увидел, как женщина-змея держала на вытянутых руках голого мальчика.

Он почувствовал, как ему развязывают руки, и веревка сползла на землю.

Подняв голову к черному потолку, Магистр снова затянул нараспев:

— «Смотри! — вознес голос Сатана. — Я круг, на чьих руках стоят Двенадцать Королевств. В шести восседают те, кто дышат, остальные — остры как серпы, как Рога Смерти. Это и земные создания, и не они — кроме моих помощников, которые спят, но поднимутся!»

Кто-то протянул Дэниелу кинжал, его собственный, он узнал его. Женщина с ребенком вошла в круг в сопровождении другой, с головой волчицы, которая несла серебряный сосуд, и Магистр взмахом меча за их спинами замкнул круг.

Раздались три быстрых, один за другим, удара колокола.

Женщина-змея протянула ребенка Дэниелу. Посмотрев на маску, он увидел в ее прорезях блеск глаз, но не смог ничего прочитать в их выражении. У ребенка были голубые глаза, светлый пушок волос, и сейчас он был тих и молчалив. Дэниел не мог понять, в каком он возрасте — может, несколько недель, а может, и больше.

Он удивленно дернулся, когда чья-то сильная рука взяла его запястье. Это был Магистр. Он медленно поднес острие кинжала к груди ребенка.

«Придется зарезать его», — в ужасе подумал Дэниел. Женщина-волчица держала чашу под ребенком, словно уже готовясь собирать кровь.

Он попытался сопротивляться, но хватка магистра была сильной и жесткой, и она решительно подталкивала его все ближе и ближе. Ребенок оставался спокойным, даже когда острие кинжала распороло кожу с правой стороны груди.

Загудел гонг, потом еще — и пять раз подряд. Когда раздался шестой удар гонга, Магистр сжал руку Дэниела и, с силой опустив ее вниз, глубоко вогнал лезвие в грудку ребенка. У Дэниела перехватило дыхание.

У ребенка широко открылся ротик, словно его раздвинули рычагом. У него дернулись, раскинувшись по сторонам, руки и ноги. В глазах застыло искреннее удивление, словно он ждал еду или игрушку. Лезвие окрасила красная ленточка крови, которая потекла по голой груди младенца. Несколько капель упало в ждущий ее сосуд, закапало на пол.

Хрип превратился в бульканье, которое быстро смолкло.

Прозвучал гонг.

Женщина-волк поднесла сосуд Дэниелу.

— Пей! — приказал Магистр.

Полный глубокого потрясения, Дэниел поднес к губам металлический край сосуда и почувствовал медный вкус теплой крови. Понимая, что на него смотрят десятки глаз, он сделал глоток и увидел, что Магистр одобрительно кивнул.

— Шемхамфораш!

Раздался очередной удар гонга.

— Слава Сатане! — хором провозгласили собравшиеся.

Внезапно Дэниел почувствовал странный прилив силы. Вместе с ним пришло возбуждение такой мощи, которого он никогда в жизни не испытывал. Магистр кивнул, подбадривая его:

— Чувствуешь силу, Теутус? Чувствуешь ее?

Мальчик кивнул. Ему казалось, что он может взлететь.

— Испытай ее, Теутус. Ты выпил кровь, которая дает силу. Теперь в тебе вся сила мира. Отдай ей приказ, испытай ее.

Дэниел напрягся, опустил глаза, и когда снова поднял их на Магистра, то голос у него обрел такую силу и звучность, что он сам удивился:

— О Господин мой Сатана! Я приказываю тебе лишить мою мать возможности складывать руки в молитве!

И еще раз ударил гонг. Дэниел почувствовал, как сила его слов унеслась далеко за стены храма.

57

Понедельник, 21 ноября 1994 года

Монти неподвижно застыла в кухне, стискивая рукоятку ножа. Она прислушивалась к каждому звуку, присматривалась к каждой тени за окном.

Наконец она услышала, как подъехала машина, как хлопнула ее дверца, а секундой позже увидела отблески фар в саду; но, лишь услышав потрескивание и голоса по рации двусторонней связи, она успокоилась и позволила себе расслабиться.

Прибыли два полисмена, один остался снаружи, а второй вместе с ней осмотрел весь дом, начав с ее спальни наверху. Он открыл вместительный викторианский гардероб, заглянул в него и снова запер. С козырька его фуражки все время сползали струйки дождя и скатывались по плотной синей куртке. Он сообщил Монти, что его имя — констебль Бренгвайн.

— Вы уверены, мэм, что сегодня не оставляли парадную дверь закрытой и не вышли через кухню?

— Во всяком случае, я совершенно уверена, что не засовывала кусок проволоки в замок парадной двери. — Она попыталась выдавить улыбку. — Я не Гудини.

Пропустив шутку мимо ушей, полицейский задумчиво посмотрел на нее:

— Это привычный прием профессиональных взломщиков. Они блокируют парадную дверь, чтобы их не застали врасплох, и оставляют открытым другой выход, чтобы быстро исчезнуть — в вашем случае через кухню. — Он кивнул на туалетный столик, заботливо прибранный Алисой. — Ничего не пропало?

— Насколько я успела увидеть, нет.

Рация захрипела, и чей-то голос успел бросить:

— Чарли-Виктор, прием… — после чего послышался треск статических разрядов.

Констебль Бренгвайн кивком дал понять, что приносит извинения, и нажал тумблер рации.

— Выехал к коттеджу «Фоксхолл». Нахожусь на месте. Конец связи.

— Спасибо, Чарли-Виктор.

Констебль Бренгвайн снова посмотрел на Монти:

— Должно быть, вы спугнули их прежде, чем они успели что-то похитить.

От этих слов к ней вернулись все страхи.

— У вас есть какой-то привычный распорядок дня? Уезжаете на работу и возвращаетесь домой в одно и то же время?

— За последние несколько месяцев он изменился… Я работала в Рединге, а теперь почти каждый день добираюсь до Лондона.

— В какое время вы возвращаетесь домой?

— Обычно между восемью и девятью часами.

— А сегодня вечером?

Она оцепенела.

— Пораньше… примерно в половине седьмого.

Полицейский кивнул:

— Этим все и объясняется. Вы в последнее время не замечали поблизости каких-то незнакомых машин? Может, они стояли на главной дороге?

— Нет.

— Может, вам стоит поговорить с офицером из отдела профилактики. Если вы позвоните в Главное управление в Рединге, вас соединят. Ваш дом стоит на отшибе, и при такой изолированности он очень уязвим.

— Это всего лишь маленький коттедж… и я не думаю, что он может представлять большой интерес для взломщика.

Подбирая слова, он долго смотрел на нее.

— Для вас, мэм, это всего лишь скромный коттедж, но для других людей может быть сущим дворцом.

Она грустно улыбнулась:

— Прошу прощения. Да, наверно, вы правы.

В гостиной пахло свежим воском для полировки — результат работы Алисы. Все оставалось на своих местах. И тут Монти вдруг обратила внимание на своего каучуконоса, стоявшего в дальнем углу у окна. Последние пару лет он выбрасывал цветы и вырос до четырех футов. Но теперь, похоже, умер: листья стали коричневыми и пожухли по краям, а стебель согнулся.

Ее взгляд упал на пойнсеттию, которая еще вчера была усыпана соцветиями. Но и ее цветы потемнели, съежились, и видно было, что растение больше не жилец. Изумившись, она посмотрела на свою пальму и аспидистру. Та же история.

— Какие-то проблемы? — спросил полицейский, обратив внимание на ее растерянность.

— Мои растения… я заметила мертвые цветы в кухне — и здесь то же самое. — Она показала. — Еще вчера они были в прекрасном состоянии.

Он подошел к горшку с пойнсеттией, стянул кожаную перчатку и растер комок земли между пальцами.

— Совершенно сухая.

— Не может быть! Я вчера поливала.

Подойдя к кадке с пальмой, он опустился на колени, засунул пальцы в почву и извлек щепотку земли.

— Сухая, как песок в пустыне, — я и сам немного вожусь в саду — ее не поливали несколько недель… а скорее всего, месяцев. Когда очень занят, такие вещи легко забыть, — успокоил он ее.

Подойдя, она сама потрогала землю. Он прав. Монти по очереди торопливо обошла все растения. Всюду была совершенно сухая земля.

«Я что, с ума схожу?» — подумала Монти.

Вошел напарник Бренгвайна, держа в руке промокший шлем.

— Никаких следов, — сообщил он. — Вообще ничего.

Бренгвайн тоже снял шлем, вежливо отложил его в сторону и заговорил с Монти новым, строго формальным тоном. В это время взгляд его все время обегал комнату, словно он обращался не только к ней, а к полной аудитории слушателей. В это время в помещении снова появились коты и осторожно осмотрели его лодыжки. Глядя на них, Монти с удивлением вспомнила недавнее поведение Уотсона и Крика.