Алхимик - Питер Джеймс

Посмотрев вниз, она увидела молочные бутылки, на которые только что наткнулась, и почувствовала себя сущей идиоткой. Она миновала дверной проем, включила свет и пробежала взглядом по валлийскому шкафчику для посуды, печке «Ага», холодильнику и сосновому столу; все было совершенно нетронутым, точно таким, как она оставила. Вазочка с цветами по-прежнему стояла на столе; под стеклянным пресс-папье лежала обычная записка от Алисы. А вот кошки… где кошки?

Она вскипела от внезапного гнева. Взгляд ее снова упал на вазу на столе, полную разнообразных осенних цветов, которые она сама собрала в воскресенье; поскольку ноябрь был теплым, некоторые растения продолжали цвести или расцвели во второй раз.

Все цветы в вазе были мертвы.

Она изумленно уставилась на них. Цветы поникли и пожухли, стебли высохли и стали коричневыми. Скорее всего, из-за жары, которая тут стоит, подумала она. И тут же осознала, что здесь совсем не жарко; в кухне было как в холодной кладовке. За стенами дома теплее, чем внутри. Удивившись, она притронулась к печке. Та была горячей, и черная риска показывала нормальную температуру. Какого черта тут так холодно?

Дверь, ведущая в холл, шевельнулась. У нее остановилось сердце. Из темноты коридора на нее уставились четыре изумруда. Послышалось мурлыканье и шипение. Оба кота вошли в комнату бок о бок, остановились на пороге и уставились на нее так, словно она была совершенно чужим человеком.

— Привет, ребята, — дрогнувшим голосом сказала она.

Крик выгнул дугой спину и застыл. Уотсон снова зашипел. От этого звука у Монти пошла дрожь по телу.

— Ребята! Привет! — Она осторожно сделала шаг к ним. Оба кота отпрыгнули в сторону, проскочили мимо нее и вылетели в дверь, словно им не терпелось как можно скорее исчезнуть из этого дома. Она посмотрела в темный коридор, затем как-то преодолела несколько ярдов до прихожей и зажгла там свет. Утренняя почта аккуратной стопкой лежала на столе Алисы. Похоже, тут все было в порядке.

Алиса заболела? С ней что-то случилось? Или, может, на нее нашло какое-то затмение и она забыла запереть дверь в кухню? Монти посмотрела на верхнюю лестничную площадку и снова напряженно прислушалась. Она уже начала думать — что-то обязательно должно случиться, и тут ее взгляд упал на парадную дверь.

Из автоматического замка торчал кусок гнутого провода, предохранительная цепочка была снята.

Развернувшись на месте, она кинулась в кухню, захлопнув за собой дверь. Глянув на сушилку для посуды над печкой, она увидела массивный тесак, которым несколько дней назад крошила чеснок, схватила его и с силой сжала. Затем сорвала телефонную трубку, хотя почти не сомневалась, что линия будет мертва. К своему облегчению, она услышала сигнал и набрала 999.

Ответили ей почти сразу же.

— Аварийная служба. Чем можем помочь?

— Соедините с полицией, — прошептала она и застыла, пережидая молчание, которое, казалось, тянулось так долго, как история. Она уже начала думать, не прервалась ли связь, и, глядя на открытую дверь в сад, стала прикидывать — не рвануть ли туда?

— Полиция, — отрывисто произнес мужской голос.

Она поднесла микрофон вплотную ко рту и, стискивая ручку тесака, заговорила сдавленным шепотом.

— Пожалуйста, помогите мне, — сказала она. — Я думаю, что кто-то забрался ко мне в дом.

56

Северный Лондон. 1952 год

— Вы можете верить мне, — в ужасе сказал Дэниел Джадд. Магистр Храма подходил все ближе, держа меч высоко над головой, словно собираясь рассечь Дэниела надвое. — Вы можете!

Прикованный к месту какой-то непонятной силой, Дэниел умоляюще смотрел на Жрицу и на звериные маски тех нагих людей, которые молча стояли вокруг них. На лезвиях их вскинутых церемониальных кинжалов мерцал свет. Его ужас усиливался с каждой секундой; голые тела, окружавшие его, были увенчаны головами медведей, ослов, петухов. С каждой минутой привыкая к окружающему сумраку, он снова посмотрел на живой алтарь в виде обнаженной молодой женщины, которая, раскинув руки и ноги, лежала на полу, как раз внутри северного луча огромной пентаграммы.

Он видел черепа, стоящие на полках, языки пламени черных свечей, странные оккультные символы, висящие по стенам, — часть из них была знакома, другие были в новинку; он впервые увидел могучего рогатого получеловека-полукозла, чья массивная фигура смотрела на него со стены у северного конца пентаграммы. Он знал достаточно, чтобы сразу же узнать Бафомета, козла Мендеса.

— Ты дашь нам доказательство, — сказал Магистр Храма, подходя к Дэниелу еще на шаг ближе. На нем был только металлический шлем с пентаграммой во лбу. Он не носил маску, и с головы свисали пряди седых волос; пивной живот тяжело колыхался, а между ног висел вялый член, хотя размер его вызвал у Дэниела почтительное удивление.

Жрица, единственный второй человек без маски в этом собрании, вышла вперед, что-то держа в руках. Дэниел разглядел, что это был грубо сколоченный крест из двух кусков черного дерева, скрепленных единственным гвоздем; размер креста достигал восемнадцати дюймов.

— Теутус, тебе предоставляется возможность искупить свое прошлое. Хочешь ли ты ею воспользоваться?

— Да, — сказал Дэниел слабым и охрипшим голосом.

— И ты готов душой, умом и телом служить владыке нашему Сатане, и ничто не отвратит тебя от следования его делам?

— Да.

— И ты свободно берешь на себя обязательство без вопросов подчиняться всем приказам, которые могут быть отданы тебе теми, кого он поставил или может поставить властвовать над тобой?

— Да, — окрепшим голосом ответил он.

Она передала ему крест и сказала:

— Как доказательство того, что ты очистил свой мозг от всех ложных учений, теперь ты сломаешь это и бросишь куски на землю, произнося: «Я отрицаю Христа, обманщика, отрекаюсь от христианской веры и презираю все ее сочинения».

Взяв крест, Дэниел внезапно почувствовал угрызения совести. При всей своей ненависти к христианству, которую взрастила в нем религиозная нетерпимость его родителей, он знал об исторической важности и роли того символического предмета, который сейчас держал в руках. Сделать то, что от него требовалось, значило перейти Рубикон.

Видя перед собой холодные глаза Жрицы, суровое выражение лица Магистра Храма, он сглотнул комок в горле и с удвоенной силой сжал крест. Он еще может бросить его в их физиономии, повернуться и уйти.

Но почему?

И чего ему бояться? — подумал он. Этого пузатого Магистра Храма с его серебряной цепочкой, старым фургоном и мерзким домишкой? Стоит бояться лишь того, что станешь таким, как он, — и ничего больше.

Но это всего лишь один шаг. Один маленький шаг. Он станет началом; все остальное взрастет из него. Ему нечего бояться. Ничего и никого в мире. Ключ в его руках; ключ к величайшему могуществу во Вселенной.

Он разломал крест надвое и бросил на землю.

— Я отрицаю Христа, обманщика, отрекаюсь от христианской веры и презираю все ее сочинения, — громко, уверенно и неколебимо произнес он.

— А теперь плюнь на эти обломки, Теутус, — приказала Жрица.

Встав на колени, он с силой сплюнул и снова поднялся.

— Теперь помочись на него.

Он посмотрел в глаза Жрице и Магистру Храма. Рукой он направил пенис книзу и напрягся, заставляя его совершить нужное действие. Ему потребовалось несколько секунд, и скудная струйка брызнула на куски, после чего он усилием воли сжал мочевой пузырь, чтобы тот не опорожнился полностью. Он оглянулся в поисках одобрения сначала на Магистра Храма, а потом на Жрицу, но их лица оставались совершенно бесстрастными.

Трое обнаженных мужчин вышли вперед. У одного была голова крысы, у другого — ворона, а у третьего — змеи. Крыса несла в одной руке его атхам, а в другой — мерную ленту и рулон ткани, ворон — медный сосуд с крышкой на петлях, на которой была толстая резиновая печать, а змея размахивала полотнищем, смахивавшим на белую промокательную бумагу.

Крыса почтительно поклонилась Магистру Храма и повернулась к Дэниелу.

— Встань прямо, Теутус, — сказал он вкрадчивым голосом, в соответствии с его маской.

Он смерил его тесьмой, размотал ткань, положил один ее конец под ноги Дэниелу, туго натянул материю до его макушки и отхватил ее взмахом кинжала. Далее осторожно вытянул другой конец из-под ног Дэниела, смотал ткань и положил ее в медный сосуд, который поднес ворон. Затем повернулся к Дэниелу:

— Теперь у нас есть твои размеры, Теутус. Для твоего гроба. И не забывай, что мы сняли с тебя размеры.

Ответа не требовалось, и Дэниел лишь кивнул. Затем вперед вышел человек в маске змеи. Он почтительно поклонился Магистру Храма, молча взял правую руку Дэниела и обстриг ему ногти, стараясь, чтобы обрезки падали на ладонь его руки. Их он стряхнул в медный сосуд ворона. Далее он состриг несколько прядей волос Дэниела, после чего отошел назад.