Рассказы о необычайном - Пу Сунлин

наступает, – сказала она, – как нам с этим быть?

Лю с тревогой спросил о своих домашних, но она успокоила его, говоря, что вообще им беды не будет и только второму его сыну будет худо.

– Здесь, – продолжала она, – в непродолжительном времени будет поле сражений. Тебе следует просить назначения куда-либо подальше, и тогда только, быть может, избежишь беды.

Лю послушался ее, подал прошение начальству и получил назначение по продовольственному делу в Юньнань и Гуйчжоу. Дорога предстояла очень дальняя, и все, слышавшие об этом, сочувственно жалели Лю. Одна только дева его поздравляла. Вскоре взбунтовался Цзян Жан, и вся область Фэньчжоу погибла, став гнездом мятежников. Второй сын Лю пришел из Шаньдуна, попал в разгар всех этих восстаний и был убит. Город пал. Всем чиновникам пришлось испытать несчастье, и только Лю, командированному по делам службы, удалось избежать беды.

Когда мятеж был усмирен, Лю вернулся. Однако тут же, по ошибке, он был привлечен к суду по крупному делу и разорился до того, что не хватало на еду. А между тем тот, от кого он зависел, требовал от него уйму денег, так что Лю в безвыходном положении загрустил и хотел смерти.

– Нечего горевать, – сказала ему дева. – Вон возьми эти три тысячи ланов под кроватью – хватит нам на прожитие!

Лю пришел в восторг и спросил, где они украдены, эти деньги.

– В мире есть вещи без хозяина, бери – всего не возьмешь. Зачем непременно красть?

Лю разными махинациями удалось избавиться от преследования и вернуться домой. Дева пошла за ним.

Прошло несколько лет. Вдруг она ушла, оставив в подарок несколько вещей в бумажном конверте. В числе этих вещей был флажок длиною вершка в два, который вешают на дверях дома, где покойник. Всем это показалась плохим предзнаменованием. И действительно, Лю вскоре умер.

Красавица Цин-фэн

Гэны из Тайюаня были раньше крупными людьми, и дома, ими занимаемые, были огромные, просторные. Потом здания эти стали разрушаться, пустовать одно за другим и были наполовину заброшены. Вслед за этим в них начались разные чудеса и странности. Вдруг двери зала то откроются, то захлопнутся, и семья Гэн по ночам в ужасе кричала. Гэн, удрученный всем этим, переселился в свое загородное имение, оставив старого привратника караулить дом. После этого дома Гэнов стали падать и разрушаться еще сильнее. Водворилось полное запустение, а люди слышали там смех и песни…

У Гэна был племянник по имени Цюй-бин, человек взбалмошный, свободный от всяких предрассудков, смелый и совершенно несдержанный. Он велел старому привратнику сейчас же прибежать и сказать ему, если что будет слышно или видно. И вот старик, увидев ночью в разрушенном доме огни, то сверкающие, то потухающие, пошел и доложил молодому Гэну. Тот захотел пойти и посмотреть, что там за чудеса. Его останавливали – он не слушал.

Он отлично знал расположение ворот и входов и пошел, уверенно пробираясь через густые заросли дикого бурьяна, идя по дорожкам то туда, то сюда. Наконец он вошел в большой дом. Поднялся наверх – ничего особенного. Прошел через весь дом – слышит где-то близко-близко человеческие голоса. Посмотрел в щель – видит: горят две огромные свечи – светло от них, словно днем. Какой-то пожилой человек в шапке ученого сидит, повернувшись в южном направлении, против него пожилая женщина, обоим за сорок. Налево молодой человек лет двадцати с небольшим, а направо – девушка, только-только начавшая делать себе прическу. Перед ними полный стол вин и закусок, и они сидят за ним, весело разговаривают. Гэн неожиданно для них вошел в комнату и сказал с улыбкой[441]:

– Вот пришел незваный гость.

Все в испуге бросились бежать и скрылись. Один старик вышел из-за стола и закричал: кто это такой тут пришел в чужие покои?

– Это мои покои, – отвечал студент. – Вы изволили их занять, сами сидите и пьете такое чудесное вино, а ни разу не пригласили владельца дома. Не будьте уж слишком жадным скрягой!

Старик внимательно посмотрел на студента и сказал:

– Вы не владелец.

– Я шалый студент, – сказал Гэн, – Гэн Цюй-бин, племянник владельца.

Тогда старик, почтительно приветствуя его, сказал:

– Я давно уже знаю вас. Смотрю на вас с восхищением, с уважением, как смотрят люди на звезды Ковша или на святую гору Тай.

Сказал, поклонился студенту и ввел его в комнаты, крикнув слугам, чтобы убрали стол и подавали снова. Студент воспротивился и остановил его. Старик стал наливать вино.

– Мы с вами, – говорил ему студент, – как бы одной семьи, и не следует вашим, знаете, от меня убегать. Прошу вас вернуть их сюда выпивать вместе с нами.

Старик крикнул:

– Сяо-эр.

В комнату откуда-то вошел молодой человек.

– Вот мой поросенок, – сказал старик.

Молодой человек сделал приветствие и сел. Стали понемногу расспрашивать друг друга о родне и происхождении. Старик назвался Ху И-цзюнем. Студент всегда увлекался, и от его разговора веяло живым духом. Сяо-эр был тоже человек с огоньком. И вот они, откровенно и искренне высказываясь, сильно друг другу понравились. Студенту был двадцать один год – он был на два года старше Сяо-эра и решил считать его как бы своим младшим братом.

– Я слышал, – говорил старик, – что ваш дед составил «Повествование о горе Ту»[442]. Знаете ли вы его?

Студент отвечал, что знает. Старик сказал:

– Я потомок Туской девы, лисы. После Тана[443] нашу родословную я еще могу вспомнить, но что было ранее, при Пяти сменах[444], у меня нет никаких сведений. Осчастливьте нас, сударь, дайте нам от вас услышать об этом и поучиться!

Тогда студент изложил им в общих чертах историю о том, как Туская дева помогла Юю в его титанических трудах. Рассказывая, он выражался мастерски, ярко, красочно, и чарующие нити повести били жизнью, как родник или фонтан.

Старик пришел в восхищение.

– Какое счастье, что мы сегодня узнали то, о чем раньше не слыхали! Наш молодой господин, оказывается, нам не чужой. Попроси-ка сюда маму и Цин-фэн, пусть послушают вместе с нами и узнают о доблестях наших предков.

Сяо-эр прошел в комнаты за занавесями, и сейчас же оттуда вышла старуха с девушкой. Гэн пристально вгляделся и увидел нежные формы, рождающие грацию, глаза чистые, как осенние воды[445], и струящие блеск ума. Среди людей не будет второй такой красавицы.

Старик указал пальцем на старуху и сказал:

– Это моя старая карга[446].

Затем, указывая тем же жестом на девушку, добавил:

– А это Цин-фэн. Она мне, старому хрычу, как бы дочь.