Bromance. Книжный клуб спешит на помощь - Лисса Кей Адамс

в горле притихло, но сменилось болезненными спазмами в животе. Однако ни то, ни другое не шло ни в какое сравнение с тупой болью в груди.

«Он здесь, и он тебя любит».

Вероятно, те слова ей приснились. Воображение выдало желаемое за действительное.

Веки вновь сомкнулись, но не из-за влияния болеутоляющих, а из-за наплыва печали, но опять распахнулись, стоило ей услышать шум воды в туалете. Алексис повернулась в сторону ванной комнаты, дверь которой открылась, и в проходе появился темный силуэт, ярко подсвеченный сзади. Она прищурилась и попыталась приподняться — тщетно. Кто еще…

— Черт! Прости, я… я тебя разбудил?

Кардиомонитор зафиксировал, как ее сердце пропустило удар.

— Ноа?

Он закрыл дверь, и Алексис ахнула — действительно он.

Только не совсем.

Борода исчезла, обнажая мягкую кожу и мальчишескую улыбку. Короткие волосы были аккуратно уложены. Однако глаза оставались все теми же — теплыми, нежными. Он подошел к ее кровати.

У Алексис по виску скатилась слеза.

— Боже правый!

Его улыбка исчезла.

— Что, настолько плохо?

— Нет, — выдохнула она. — Ты был прав — действительно невероятная сила мужского обаяния. — Из груди невольно вырвался всхлип, отчего по телу пробежала волна боли.

— Черт! — испуганно ахнул Ноа. — Что болит? Позвать медсестру?

Алексис вцепилась в его футболку.

— Останься! Мне кажется, я сплю.

Ноа опустил бортик кровати и нагнулся к ней так, что их лбы соприкоснулись.

— Прости, не хотел тебя расстраивать. Я лишь хотел, чтобы ты видела меня настоящим, когда я буду умолять о прощении.

Из сухого, как наждачка, горла вырвался смешок, переросший в кашель, который, в свою очередь, вызвал новую вспышку боли в боку.

— Не смеши меня, — поморщилась Алексис.

— Я и не пытался. — Ноа выпрямился, взял с тумбочки пластиковый стаканчик с трубочкой и поднес к ее губам. — Вот. Медсестра сказала, что тебе нужно попить.

Алексис сделала несколько глотков прохладной жидкости и вздохнула.

— Спасибо. Что у тебя со щекой?

— Долгая история, потом расскажу. — Ноа убрал стакан и, повернувшись к ней, мягко провел пальцем по подбородку. — Как ты себя чувствуешь?

— Теперь лучше, раз ты здесь и это не сон.

Между его бровей залегла складка.

— Прости, Лекса. Я пытался успеть до операции — планировал ворваться в палату в последнюю минуту с извинениями, но опоздал. — Он тяжело сглотнул. — Я не знал… не знал, что операция все же состоится. Я должен был быть рядом.

— Теперь-то ты рядом.

Он крепко сжал губы.

— Этого недостаточно.

Алексис повернула голову и поцеловала кончик его пальца.

— Достаточно.

— Ты портишь мне мольбу о прощении.

Она поймала его взгляд.

— Тебе не нужно извиняться, и я этого не хочу. Лучше поцелуй меня.

Ноа осторожно присел на край кровати и, опершись рукой по другую сторону от нее, приблизился к ее лицу.

— Сперва я должен кое-что сказать.

Алексис вздохнула и запрокинула голову.

— Ты ничего мне не должен.

— Мои слова тогда… они были жестокими и непростительными.

— Уже забыл, что я говорила минуту назад?

— Это не важно. Ты пыталась извиниться, а я грубо отмахнулся, чем предал не только тебя, но и нашу дружбу.

Эти слова подобно лезвию рассекли остатки самоконтроля, его лицо превратилось в расплывчатое пятно. Он стиснул челюсть и продолжил:

— Я позволил злости меня ослепить и не заметил, что причиняю тебе боль и что ты нуждаешься в друге. И таким образом я ранил тебя еще сильнее.

Алексис положила ладонь на его гладкий подбородок.

— Как мне заставить тебя наконец заткнуться и поцеловать меня?

Он нахмурился.

— Лекса, я серьезно.

— Я тоже. Видимо, ты не прекратишь этого совершенно лишнего извинения, пока я не…

— Лишнего? Я чуть ли не выставил тебя из своего дома!

— Потому что я обвинила тебя в преступлении, которое ты не совершал!

— Но твои подозрения возникли не на пустом месте!

— Ты серьезно собираешься со мной сейчас спорить? Из меня только что высосали целый орган через дырочку меньше пупка.

Он резко побледнел и промолчал.

— Если уж тебе так хочется погрустить, вспомни, что мы не сможем заняться примирительным сексом еще целых полтора месяца. А сейчас лучше поцелуй меня, пока я опять не отключилась от обезболивающих.

Резкие черты его лица смягчились.

— Боже, как же я тебя люблю.

— Знаю. А я люблю тебя. Полюбила, едва встретила, и буду любить до конца жизни. Ты мой лучший друг, Ноа Логан, навсегда.

Наконец он перестал сопротивляться и накрыл ее сухие, потрескавшиеся губы своими влажными и мягкими — нежно, едва касаясь. Из глубины его груди вырвался стон, она положила ладони ему на шею, обнимая — ласково, осторожно — и… прощая.

Он отстранился — лишь слегка.

— Прости, Лекса, мне ужасно жаль.

— Ш-ш-ш, — она прижала его лицо к своей шее. Он согнулся, боясь потревожить ее болезненный живот. — Теперь все хорошо. Операция позади, ты рядом — остальное не важно.

Тут раздался стук в дверь. Ноа выпрямился, но остался сидеть рядом с ней.

— Войдите, — ответил он подозрительно хриплым голосом.

Послышался неуверенный скрип обуви по линолеуму. Мгновение спустя появилась Кэнди, подошла к кровати и замерла, с улыбкой смотря на них.

— Я же говорила, что он тебя любит.

— Как Эллиотт? — поинтересовалась Алексис.

— Все нормально. Тоже спрашивает о тебе.

— Передай ему, что я завтра его навещу.

Кэнди кивнула. Тут на ее личике появилось уже знакомое Алексис неуверенное, смущенное выражение.

— Что такое?

— Мама… э-э, она хочет зайти, ты не против?

— Ох, э-э… нет, не против. — Алексис взглянула на Ноа. — Можешь приподнять верх?

Ноа встал, нашел пульт от кровати и приподнял верхнюю часть, приводя Алексис в полусидячее положение.