Bromance. Книжный клуб спешит на помощь - Лисса Кей Адамс

ему средний палец.

— В больницах постоянно бегают. Бывают экстренные случаи.

Приближающиеся шаги Русского походили на удары молота.

— А как же романтические поступки? Ради них люди постоянно бегают.

Кроссовки Ноа пронзительно заскрипели, когда он поскользнулся на повороте и машинально схватился за стену, едва не свалив портрет какого-то мужика — очевидно, благодетеля, в честь которого назвали отделение. Мак придержал его и подтолкнул вперед. Санитарка с тележкой вскрикнула и отпрыгнула с их пути, когда они пронеслись мимо, чуть не сбив ее с ног.

— Эй! Здесь нельзя бегать!

— У нас тут приступ романтики! — тяжело дыша, прокричал Русский.

— На четвертый, — бросил Ноа, минуя лифт — по лестнице будет быстрее. Мак недовольно скривился.

— Да ты шутишь?

Ноа начал подниматься, перемахивая сразу через две ступени. Сзади послышался шум падения и ругательства на русском. Мак с сопением пытался не отставать. На четвертом этаже Ноа распахнул дверь в залитый светом коридор и ринулся к посту медсестер.

— Алексис Карлайл, — выпалил он, опершись о стол. Дежурная застучала пальцами по клавиатуре. Ноа прикусил язык, сдерживая готовое сорваться ругательство, поняв, что опоздал еще до того, как медсестра сказала:

— Мне жаль, она на предоперационной подготовке, никаких посетителей.

У Ноа задрожали колени.

— Нет! Вы не понимаете, мне необходимо с ней увидеться!

Тут подоспел потный запыхавшийся Мак и просипел:

— Этот олень реально напортачил и теперь обязан извиниться перед ней.

Медсестра уронила челюсть на стол.

— Э-э, сожалею. Тем не менее впустить вас я не могу. Пока присядьте. — Она указала на просторный зал ожидания напротив. — Мы сообщим вам о результатах операции.

Мак схватил Ноа за локоть и отвел в сторону.

— Ладно, давай сядем.

Тут открылись двери лифта, вышел Колтон с мороженым в руке и невозмутимо подошел к друзьям.

— Прикиньте, у них тут автомат по продаже мороженого. — Все молча прожигали его взглядом. Он удивленно повел бровям. — Что, опоздали?

Ноа сжал кулаки.

— Ага, опоздали.

— Отстойно! Надо было лететь на вертолете. — Вновь повисла напряженная тишина. — Теперь-то что?

— У тебя есть доступ к вертолету? — просипел Ноа не своим голосом.

— Ну да, — опасливо протянул Колтон.

— И ты, гад, только сейчас об этом говоришь?!

— Ты же просил тебя отвезти!

Лицо Ноа, должно быть, выражало готовность к убийству, поэтому Мак встал между ними и повернулся к Колтону.

— Давай ты съешь свое мороженое вон там, — он указал на противоположный конец зала. — Или даже лучше: сходи за мороженым для Русского.

Лицо упомянутого друга просияло.

— Вкусняшка!

Когда они ушли, Мак подтолкнул Ноа к свободному стулу и сел рядом. Тот облокотился на колени и уронил лицо в ладони.

— Поверить не могу, что опоздал.

— Ничего страшного, приятель, — Мак похлопал друга по спине.

— Нет же, ты не понимаешь. Она была перед операцией совсем одна. Я обещал, что буду рядом, и не смог даже это обещание сдержать.

— Ноа?

Тот поднял голову. В зал ожидания вошли Вандерпулы в полном составе — разумеется, за исключением Эллиотта. К ним приблизилась Кэнди, улыбаясь так широко, как не полагалось улыбаться в такую рань и уж тем более не когда родные лежали на операционном столе.

— Ты здесь! Я ведь ей говорила, что ты приедешь!

Ноа вскочил.

— Ты видела Алексис?

— Да, прямо перед тем как ее забрали на подготовку.

— И как она? Напугана?

— Нет, держалась молодцом. Я уверена, она обрадуется, когда очнется после операции и увидит тебя.

— Я хочу, чтобы она увидела меня перед операцией, — простонал Ноа, проводя руками по спутанной шевелюре, и внезапно замер. Вдруг вспыхнуло воспоминание:

«Сперва посмотри на меня».

— Что такое? — встревожилась Кэнди.

Ноа покачал головой и обернулся на Мака.

— Мне нужен парикмахер.

Глава тридцать первая

Алексис почувствовала чье-то прикосновение.

Странно, ведь она плыла в полной темноте, и нечто густое и теплое окутывало конечности и мягко, умиротворяюще притупляло ощущения.

И все же… рядом с ней кто-то был. Касался ее. Разговаривал нежным голосом.

Послышался стон, и внезапно ощущение обволакивающего тепла исчезло. Алексис с трудом разлепила одно веко, затем другое, и уютная тьма сменилась холодным буйством красок. Она прищурилась и повернула голову. У кровати стояла седая медсестра и возилась с капельницей. Заметив пробуждение больной, она улыбнулась.

— Здравствуйте, Алексис. Я Нина, присматриваю за вами, пока вы отходите от наркоза.

Алексис попробовала приподняться, опираясь на матрас, но боль в боку ее остановила. Нина неодобрительно цокнула языком.

— Пока рано, милочка. — Она нажала на кнопку сбоку кровати, и верхняя часть приподнялась. — Лучше?

Алексис кивнула и сглотнула — больно. Ужасно больно.

— Все… — она вновь сглотнула. Если бы ей сказали, что боль в горле будет худшим последствием операции по донорству органа, она бы не поверила. — Все закончилось?

Нина опять улыбнулась.

— Закончилось. Насколько сильную боль вы испытываете по шкале от одного до десяти?

Алексис с трудом сосредоточилась. Вроде больно, но состояние все еще странное, словно в тумане: сложно определить, где именно и как сильно болело.

— Ну, шесть или семь.

— Сейчас полегчает.

— Как Эллиотт? — хрипло спросила она.

— Хорошо, операция прошла успешно.

Алексис поморщилась от вспышки боли в животе.

— Что ж, дорогуша, — проворковала Нина. — Я добавила обезболивающего, сейчас станет лучше.

— Ноа… — пробормотала Алексис.

Ее вновь потянуло в темную, теплую субстанцию. Однако прежде, чем она в нее погрузилась, послышался ответ Нины:

— Он здесь, и он тебя любит.

В следующий раз Алексис проснулась в одиночной палате, рядом никого не было. На стене лежали длинные тени, белое одеяло утопало в золотом сиянии заходящего солнца. Жжение