Реквием - Робин Янг

— На его теле видны следы истязаний, и он одержим жаждой мести. Признаться, я всегда предельно осторожен, когда кто-то сообщает нам о ересях из чувства мести. Думаю, в прошлом некоторых сожгли на костре по ложным обвинениям. — Гийом Парижский порывисто вздохнул. — Но мы, доминиканцы, провозгласили: лучше сжечь на костре сто невинных, чем оставить одного еретика и тем самым позволить ему развращать истинно верующих. Так и будем действовать впредь. — Он повернулся к Филиппу. — Этот человек желает отомстить своим мучителям, тут нет сомнений, но если в его словах есть правда — а говорил он весьма убедительно, — то отмахиваться от них никак нельзя. Судить Темпл я не властен, а потому намерен встретиться с папой. Надеюсь, вы мне поможете в этом, сир.

Филипп быстро подошел к исповеднику.

— Я желаю поговорить с ним.

Доминиканец удивленно наморщил бледный лоб, но согласно кивнул:

— Ваше мнение, сир, о том, насколько можно доверять его рассказам, для меня, несомненно, чрезвычайно желательно. Однако, должен вас предупредить, он весь кипит яростью.

— Я повелю привести его сюда немедленно.

Гийом Парижский вскинул руку.

— Нет, сир. Вначале мы закончим вашу исповедь.

Филипп помолчал и, со вздохом опустившись на колени, приступил к перечислению своих грехов. Его молитвенно сложенные руки скрывали сосредоточенное и отнюдь не благочестивое выражение лица.

Берег Сены, Париж 2 марта 1307 года от Р.Х.

— Я так и не смог его найти. — Робер сел рядом с Уиллом на перевернутый котел для варки угрей. Их было много разбросано по слякотному берегу. — Но наверное, сейчас это не важно. Де Флойран все равно не сумел бы опознать злодеев. В любом случае нам теперь известно о происходящем в парижском Темпле. Надо действовать. И начать следует с… — Посмотрев на Уилла, Робер замолк. — В чем дело?

— Я знаю, где сейчас находится Эскен де Флойран.

— Что?

— Больше недели назад из монастыря доминиканцев во дворец привезли человека, под усиленной охраной. С ним несколько дней общались король и его первый министр. Там же присутствовал исповедник короля Гийом Парижский. Я обратил на это внимание, когда из-за встреч с де Флойраном король отменил охоту и пир. Мне не сказали, зачем его привезли, но имя назвали.

Лицо Робера вытянулось.

— Боже милостивый, зачем же де Флойран пришел в Париж? Когда я ему предложил, он с ужасом отказался.

— Он жаждет отомстить. Если бы я хотел обвинить кого-то в ереси, то первым делом отправился бы к доминиканцам. Эскен получил там все желаемое — приют, еду и… надежду на отмщение.

— Боже! — Робер вскочил и начал ходить туда-сюда. Неподалеку двое мальчиков сражались на палках. Их возбужденные возгласы смешивались с пронзительными криками парящих над островом Жюиф речных птиц. — Может, нам удастся его как-то похитить?

— Де Флойран отбыл пять дней назад с Ногаре под охраной королевских гвардейцев. Они направились в Пуатье.

— Почему туда?

— Папа Климент объезжает королевство. В Пуатье он намерен пробыть несколько месяцев. Я полагаю, Эскена повезли к нему.

— Это то, что им нужно, — проговорил Робер после долгого молчания. — Теперь король получит наконец то, что хочет. Папа услышит рассказ Флойрана и будет вынужден назначить дознание в Темпле. Любой человек, обвиненный в ереси, фактически обречен. Но если ересь найдут в самом могущественном рыцарском ордене в христианском мире, то его святейшеству не останется ничего другого, как действовать. — Робер вгляделся в бирюзовую Сену, освещенную ослепительным весенним солнцем. — Мне не следовало забирать Флойрана из тюрьмы.

Уилл помолчал.

— Жаль, ты не пришел ко мне, когда Саймон встревожил тебя историей этого сержанта.

— Ты был поглощен другими делами, — ответил Робер с упреком в голосе.

— Другими? — Лицо Уилла посуровело. — Я пытался помочь своей стране. — Он встал. — Ты словно обвиняешь меня в чем-то. Откуда мне было знать, если ты ничего не сказал?

Робер подошел ближе.

— После вызволения сына Климента от тебя почти год не было ни слуху ни духу.

— Папе Клименту нужны доказательства, что Ногаре убил Бенедикта. Если я их найду, он повелит Эдуарду оставить в покое Шотландию и будет оберегать Темпл от Филиппа. — Уилл устало вздохнул. — Я делаю все, что в моих силах. Уже уговорил Климента послать в Англию письма с требованием прекратить войну против Шотландии. После казни Уоллеса это очень важно для моей страны… и близких. Разве можно меня винить, что я этим занимался? — Он не стал ждать ответа Робера. — Но мое положение во дворце сильно пошатнулось. С тех пор как Филипп и Ногаре приостановили охоту на Темпл, во мне отпала нужда.

— Ты действительно веришь, что сможешь найти доказательства причастности Ногаре к смерти Бенедикта?

Уилл молчал. Он знал — это почти невозможно. Вряд ли Ногаре оставил какие-то письменные свидетельства.

— Буду пытаться, — сказал он, обращаясь больше к себе, чем к Роберу. — Любой ценой надо удержать папу на нашей стороне. Король стал со мной весьма холоден, но… — Уилл тяжело вздохнул. — Этот ублюдок спит с моей дочерью. Полагаю, это единственная причина, почему я до сих пор не изгнан.

— Неужели? — воскликнул Робер.

Уилл махнул рукой и прошагал к воде.

— Не хочу об этом говорить. — Он повернулся к последовавшему за ним Роберу. — Поверь мне, я терплю общество Филиппа только ради дела. И с большим трудом сдерживаюсь, чтобы не задушить этого подонка во сне.

— Почему ты не увезешь ее из Парижа? — тихо спросил Робер.

— Этим я ничего не добьюсь. — Уилл наклонился, вытащил из грязи камень и бросил в реку. — Если я заберу Роуз из дворца против ее воли, то потеряю дочь навсегда. Поэтому мне нужно оставаться во дворце. Наверное, это глупо, но я по-прежнему верю — когда-нибудь стану ей нужен. И хочу быть рядом, когда такой час наступит.

— А что Роберт Брюс? — рискнул спросить Робер. — Теперь, когда он стал королем Шотландии, у твоего отечества наконец появилась надежда.

— Последние вести оттуда неутешительные. Брюс со своими сторонниками поспешно отступил. Вначале они побеждали, но Эдуард опять послал на север огромное войско, несмотря на увещевания Климента. Если ничего не случится, к осени новый король Шотландии будет смотреть на Темзу с шеста.

Робер понаблюдал, как двое мальчиков гоняются по грязи друг за другом, затем перевел взгляд на парящих над ними птиц.

— Какими мы были наивными, когда возвращались со Святой земли. Думали, здесь все будет проще. Возможно ли вообще убедить людей жить в мире?

— Я все больше склоняюсь к отрицательному ответу. Но затем вспоминаю Эврара, моего отца, Калавуна и всех остальных, которые верили в это. Верили настолько, что отдали за это все, что имели. Я надеюсь… — Уилл замолк и покачал головой. — А, ладно, сейчас не важно. Если король Филипп добьется своего, желания и надежды любого из нас не будут иметь значения. Ты говорил с Гуго?

— Нет. Он еще в Англии.

— Ты веришь, будто он имеет какое-то отношение к делу Флойрана?

— Я не могу представить, что это так, — ответил Робер.

— Но приказ заключить приора в тюрьму был скреплен печатью инспектора?

— Думаю, я доказал, что печать Гуго возможно использовать без его ведома.

— Возможно-то возможно, но рассказ Эскена поразительно повторяет описания в «Книге Грааля». Окутанное тайной посвящение, когда новообращенный пьет кровь братьев рыцарей. Плюет на крест. Там это все есть.

— Пьет кровь?

— «Книга Грааля» написана по повелению тогдашнего великого магистра Армана де Пейро, который также являлся членом и «Анима Темпли». По словам Эврара, великий магистр был одержим рассказами о Персивале и короле Артуре и намеревался ввести особый обряд посвящения в тайное братство, который будет отличаться от ритуала посвящения в Темпле. Эврар написал «Книгу Грааля» как наставление для Армана.

— Я кое-что об этом слышал, — сказал Робер.

Уилл кивнул.

— Как и в других романах о Граале, здесь тоже изобиловали необычные, даже богохульные образы, но на страницах «Книги Грааля» также излагались цели и кредо братства. Как нам известно, они весьма нетрадиционные. После смерти Армана в тюрьме у мамлюков «Книга Грааля» потеряла значение, но продолжала таить в себе опасность. Конечно, Эврар использовал только аллегории, обозначил символ братства. Он и не предполагал, что кто-то будет пить чью-то кровь. Опасность «Книги Грааля», помимо ее еретического содержания, состояла также и в том, что она свидетельствовала о нашем существовании. Вот почему ее похитили госпитальеры, надеясь разоблачить и разрушить Темпл. По той же причине завладеть ею пожелал и Эдуард. Он рассчитывал угрожать нам разоблачением и вымогать деньги. Эврар не переставал жалеть, что не уничтожил ее после смерти Армана.