Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

— проклятый город! — с раздражением крайне уставшего человека воскликнул драгоман, передавая опасения местных обывателей. — Крути не крути, наглые европейцы вернутся всё равно, разразится новая война, и если они одержат верх, то в отместку разрушат Тяньцзинь.

Надо спасаться!

— Не строй двора у князева двора, — пропуская меж пальцев бамбуковый лист, вспомнил русскую пословицу Игнатьев и высказал опасение, что чжилийский губернатор Хэн Фу, правая рука Гуй Ляна, не сегодня-завтра сбежит из Тяньцзиня и оставит русское посольство без обещанных повозок. Придя к этой мысли, он посоветовал Татаринову сегодня же побывать у Хэн Фу и передать, что барон Гро по совету русского посланника решил не идти в Тунчжоу, а если и станет продвигаться, то как можно медленнее, стараясь помешать быстрому маршу англичан.

— Заодно напомните сладкоречивому губернатору о нашей нужде: о повозках. Нам надо идти за союзниками след в след, чтобы не дать им возможность интриговать против России, а китайцам не дать опомниться.

— Поскольку богдыхан требует мира, то, по всей вероятности, мир этот будет подписан в Тунчжоу, — предположил Татаринов. — Лорд Эльджин подобрал ключ к сердцу Су Шуня.

— Откуда такая уверенность? — Николай свернул с аллеи на боковую тропинку, и они пошли в направлении зелёной лужайки с прудиком посередине, в котором отражались стволы лиственниц и сосен.

В центре прудика торчала горка дикого камня, на которой грелись черепахи.

— Хай Чжан By сообщил по секрету.

— Да, этот волк опасен, — сказал об англичанине Игнатьев и стал наблюдать за парой чёрных лебедей, плававших возле самого берега.

Их красные клювы изредка касались зеленоватой воды, и тогда казалось, что они целуют свои отражения.

Спустя несколько дней, тридцатого августа, в день тезоименитства его императорского величества Александра II все морские офицеры с клипера "Разбойник" во главе с командиром эскадры Лихачёвым, все члены дипломатической миссии и казаки эскорта одели полную парадную форму и выстроились на площадке перед домом русского посольства. Игнатьев поздравил их с праздником. Над посольством подняли русский флаг и одновременно с этим союзные корабли, украсив свои мачты стягом России, отсалютовали пушечными залпами, порадовав китайцев, сбежавшихся на торжества. Когда французский адмирал Шарнэ, придерживая саблю и сверкая эполетами, взял под козырёк и поприветствовал Игнатьева под мирный гром салюта, по толпе местных жителей прокатился гул неизъяснимого восторга: так вот, кто самый почитаемый в Тяньцзине — русский посол! Вечером по всему городу говорили, что Россия больше и сильнее всех других государств, все другие народы чествуют и повинуются Русскому Царю так, что в дни российских праздников поднимают свои национальные флаги не иначе, как вместе и ниже русского.

Хай Чжан By, в чьём дворце гостили лорд Эльджин и барон Гро, был очень уязвлён таким мнением и, чтобы хоть как-то оправдаться в глазах своих сограждан, весь день крутился во дворе русского посольства, оказывая знаки внимания даже конвойным казакам.

— Ну что? — весело спросил Игнатьев у Вульфа, когда они собрались на торжественный обед. — Не зря я просил английских и французских моряков поднять российский флаг?

— Не зря, — согласился Вульф.

— Общий вывод такой, — сообщил Попов, весь день проведший в городе и наводивший справки о человеке с перебитым носом по фамилии Ай Чэн. — Человека с перебитым носом здесь никто не видел и ничего о нём не знает, а вот пекинский «король нищих» не единожды наведывался в Тяньцзинь весной этого года.

— А что китайцы говорят о нашем торжестве?

Попов засмеялся.

— Они говорят, что маньчжуры ужасно глупы, если до сих пор не поняли и не оценили русского посла, когда он проживал в Пекине.

— Я думаю, что уж теперь-то богдыхану донесут о величии России, — с гордой уверенностью произнёс Николай и, когда все члены посольства, включая нижних чинов конвоя, степенно пропускавших многочисленных гостей мимо себя, уселись за богато сервированные столы со всевозможными яствами, с радостью произнёс здравицу в честь государя императора.

Утром ему сообщили, что чжилийский наместник Хэн Фу, помощник Гуй Ляна на переговорах с союзниками, бежал из города, не сделав никаких распоряжений относительно повозок и верховых лошадей для русского посольства.

— Я так и думал! — возмущённо встряхнул головой Игнатьев и направил Татаринова с Баллюзеном к областному начальнику. — Скажите, мы заплатим за повозки, только пусть поможет их достать.

Через час они вернулись ни с чем.

— Все разбежались. Управа закрыта.

— Понятно, — не скрывая своего раздражения, прошёлся из угла в угол Николай и, не теряя времени, по холодку отправился к коменданту города — командиру второй пехотной дивизии её величества королевы Англии генералу Роберту Непиру. Тот встретил его во дворце Хай Чжан Ву, в кабинете, который ещё хранил запах ароматных сигар лорда Эльджина. Не было только личных вещей посла, да клетки с попугаем.

— Рад видеть, — дружески ответил генерал на приветствие Игнатьева и со свойственной ему прямотой пожаловался, что китайцы относятся к нему со столь явной враждебностью и неприязнью, что он готов сегодня же отдать Тяньцзинь на разграбление солдатам.

— Я отдал приказ, категорически запрещающий всякое сообщение между городским каналом и рекой. Поставил на мосту матросов-часовых. Велел стрелять при первом же неповиновении. Пусть знают: мы им спуску не дадим, а джонки отбираем силой.

— Для этого, — предположил Игнатьев, — потребуется целый батальон.

— Я батальон и выделил, — скрестил руки на груди генерал и нервно вскинул подбородок, выбритый до синевы. — Да плюс отряд матросов.

— Весьма серьёзно, — поощрил его действия Игнатьев. — Возможно, в городе появятся лазутчики.

— Скорее, дезертиры, беглецы, — сказал Непир. — Сегодня ночью, на первом же привале, ездовые, взятые нашим посольством, разбежались, уведя часть лошадей.

— Это задержит лорда Эльджина в пути.

— Как минимум, на сутки.

— Надо, чтобы при подводах постоянно находился конвой.

Генерал расцепил руки и заложил правую ладонь за отворот мундира. Смотрел он прямо и сурово.

— Я прослужил в Индии тридцать два года. Знаю подлую натуру местных жителей. Меня не проведёшь. Не понимаю, отчего мой коллега сэр Хоуп Грант, командир первой дивизии, не распорядился связать ездовых на ночь? Есть же вещи очевидные. — Он поджал губы, и морщины вокруг рта стали заметнее.

— Нас подводит гуманность, — едва улыбнулся Игнатьев.

— Да! Клянусь кровью Христа! — сверкнул глазами Непир и прижал мизинец левой руки к ладони. — Я усмирял Пенджаб, затем,