Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

наше правительство принудит меня заключить мир во что бы то ни стало.

— Китайцы только этого и ждут.

Лорд Эльджин кивнул головой.

— А теперь я могу написать в Лондон, что получил указания непозволительно поздно и действовал на благо британской короны и подданных её величества, согласно обстоятельствам. — Он собрал на столе бумаги и указал раскрасневшимся лакеям, заглядывавшим в дверь, на книжные шкафы.

— Книги упакуйте в ящики, а впрочем, — прервал он сам себя, — это можно сделать завтра, выносите пока мебель из прихожей.

Когда дверь закрылась, он дал Игнатьеву прочесть черновые переводы китайских бумаг, найденных в Син Хэ.

— Полюбопытствуйте, вам это пригодится. Садитесь в кресло и читайте, — тоном школьного учителя сказал лорд Эльджин и, пройдясь по кабинету, постучал ногтем по клетке с попугаем.

— Тыщача че-тей, тыщача че-тей! — заверещал попугай и попытался ухватить лорда Эльджина за палец. Тот засмеялся: — Дурак ты, Гарри! — Попугай взъерошил перья. — Хаг-ги хо-гоший, Хаг-ги хо-гоший…

Его сердитый причет досаждал минуты две.

Лорд Эльджин опустился в кресло и принялся листать журналы, изредка поглядывая на погрузившегося в чтение русского посланника.

— Там есть примечательный доклад Сэн Вана, касающийся шанхайского ультиматума моего брата Фредерика и мсье Бурбулона.

— Я уже прочёл его, — отозвался Николай. — Сэн Ван обвиняет шанхайского губернатора Хэ Гуй Цина чуть ли не в измене, в сговоре с европейцами.

— Да, — злорадно усмехнулся англичанин. — Маньчжурский главнокомандующий полагает, что надо было вовлечь нас в переговоры в Шанхае, подальше от столицы, прежде чем мы подойдём на кораблях к Дагу.

— А что, — откладывая в сторону прочитанные тексты, похвалил Игнатьев Сэн Вана, — мыслит он верно и к тому же прозорливо. Сумел же он предугадать ваше желание вновь оказаться в Тяньцзине, где вам уже однажды довелось заключить договор.

— Умён, — согласился лорд Эльджин, — я не отрицаю.

Кроме трёх или четырёх бумаг, касающихся исключительно европейцев, Николай прочёл ещё предписание Верховного Совета от двадцать седьмого марта, в котором говорилось, что «Игнатьев, рассерженный непринятием его положений о новой границе, обещает, что несколько русских военных кораблей прибудут к Бэйцану». «Надо, — гласило указание Сэн Вану, — предпринять меры, чтобы не пропустить русские корабли дальше, даже, если бы на них привезли оружие для Китая. Русским можно сказать, что для передачи оружия не стоит подходить близко к берегу — весь груз будет перевезён на маленьких джонках». В предписании ещё было сказано, что «если Игнатьев будет посылать людей или шпионов к морю, то следует непременно их схватить и доставить в центральную пекинскую тюрьму при уголовной палате».

Он читал всё это и в очередной раз восхищался мужеством, и ловкостью своих верных помощников, и, прежде всего, изворотливостью Попова. Вот, кто прирождённый сыщик и агент.

Из донесений Сэн Вана Верховному Совету было видно, что он согласился с этими предписаниями и принял соответствующие меры: везде между Пекином и морем задерживались русские подданные и китайцы, служащие им. Отлавливались и заключались под стражу.

«Заключались под стражу», — мысленно повторил про себя Николай и понял, что он сам своим вниманием к Му Лань навлёк на неё беду. Похоже, её так же «отловили и препроводили в тюрьму», хотя Попов уверяет, что ни в одной из тюрем девушки под таким именем не значится. «Тем хуже, — горестно вздохнул Игнатьев. — Тем хуже».

Он едва сдержался, чтоб не застонать.

Лорд Эльджин, всё это время пристально наблюдавший за ним, тотчас же выразил беспокойство по поводу его внезапной бледности.

— Вам плохо? Может, позвать доктора? Он здесь.

Николай помотал головой.

— Не стоит.

Возвращая бумаги и стараясь предупредить вопросы, он медленно заговорил:

— Всё это очень интересно. Мне не первый раз приходится читать домашнюю переписку мандаринов, официальные депеши китайских властей, но, тем не менее, — он снова глубоко вздохнул и медленно-медленно выдохнул, пытаясь унять боль, вонзившуюся в сердце, — не могу удивляться, сколько в этих бумагах откровенной лжи и настоящего восточного коварства. Остаётся только жалеть, что китайцы не исполнили своих намерений относительно меня.

— Упустили? — с явным сожалением в тоне спросил лорд Эльджин.

— Промахнулись.

— Интересно, что им помешало?

— Я не знаю.

— Мне кажется, вы имеете все основания присоединиться к нам. Теперь вы знаете китайцам цену.

— Я её и раньше знал, — криво усмехнулся Игнатьев. — Просто не имею права ссориться с Пекином.

— А что за переговоры были у вас о границе? — полюбопытствовал лорд Эльджин, аккуратно укладывая китайские бумаги в небольшой саквояж.

Николай объяснил, что часть русской границы ещё не определена точным образом, и, во избежание будущих недоразумений, Россия предложила китайскому правительству раз и навсегда проложить границы на карте.

— И как идут дела? — рука с бумагами замерла в воздухе.

Игнатьев пожал плечами и слегка похлопал себя по груди — боль отпускала.

— Китайцы делают вид, что это их не очень интересует. Да вы и сами их прекрасно изучили.

Рука с бумагами нырнула вниз.

— Что верно, то верно, — щёлкнул замком лорд Эльджин и приставил саквояж к ноге. — По глупости своей маньчжуры превосходят все народы мира. Им несут свет знаний, а они предпочитают гнить в потёмках. Чисто страусиная политика: голову — в песок и никаких проблем.

— Иначе не скажешь, — поддержал его Николай и услышал, что окончание пограничного дела было бы выгодно для Китая. — Нет ничего хуже неопределённости.

— Для нас, — посетовал Игнатьев. — А китайцы ею просто упиваются, впадают в сомнамбулический транс, как курильщики опиума.

— О! — шутливо изобразил бессознательное состояние лорд Эльджин и рассмеялся. — В этом они знают толк. Даже сын неба выкуривает две-три трубочки в день — заглядывает в рай.

— Император курит опиум? — сделал удивлённое лицо Игнатьев, хотя слышал об этом от Татаринова. — Если это так, то долго он не проживёт.

— Вот ещё одна причина, по которой мы должны торопиться в Пекин, — озабоченно сказал англичанин и согнал со своего лица дурашливое выражение. — А вы могли бы этот факт использовать, как повод для войны. И приложить прочитанные только что бумаги. Я вам их отдам без промедления.

Николай задумался.

— Нет, — сказал он через некоторое время. — Домашняя переписка китайцев — не более, чем казуистика. Если искать повод к войне, то